Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Да вот, видите ли, в чем штука! — отвечал старик Уэллер. — Подагрой вообще называется такая болезнь, которая, говорят, происходит от слишком большого спокойствия души и комфорта в домашнем быту. Поэтому, сэр, если вам случится страдать подагрой, то женитесь как можно скорее на вдове с громким голосом и широким ртом, и у вас мигом пройдет эта болезнь. Это, сэр, превосходный и вернейший рецепт против всех болезней, которые происходят от веселой жизни. Я употребляю его чуть не каждый день, когда возвращаюсь из трактира.

Сообщив этот драгоценный секрет, мистер Уэллер старший осушил еще стаканчик, поклонился, испустил глубокий вздох и удалился медленными шагами.

— Ну, Самуэль, что вы скажете о своем отце? — спросил, улыбаясь, мистер Пикквик.

— Ничего особенного, сэр, — отвечал мистер Уэллер, — старичина коренастый.

— Что вы думаете насчет его образа мыслей?

— Я полагаю, сэр, что он гибнет несчастной жертвой супружеской жизни, как говорил один судья, подписывая смертный приговор двоеженцу.

Такое энергичное заключение не требовало ни возражений, ни объяснений. Мистер Пикквик заплатил деньги и направил шаги в гостиницу «Лебедя», где жил мистер Перкер. Было уже восемь часов, когда путешествие его приближалось к концу. Типы джентльменов в грязных ботфортах и белых запачканных шляпах гуляли с большим комфортом на бульваре, и это могло служить несомненным признаком, что канцелярии деловых людей уже совершили полный круг дневных занятий.

Мистер Пикквик боялся опоздать своим визитом к деловому человеку, и опасения его совершенно оправдались, когда он поднялся по крутой лестнице во второй этаж. Наружная дверь мистера Перкера была заперта, и глубокое молчание, последовавшее за громким стуком Самуэля, свидетельствовало, что клерки разошлись из его конторы.

— Что нам делать, Самуэль? — сказал мистер Пикквик. — Надобно во что бы то ни стало сыскать адвоката: я не сомкну глаз всю ночь, если не буду заранее уверен, что кляузное дело поручено опытному человеку.

— Да вот, сэр, идет сюда какая-то старуха, — сказал мистер Уэллер, — может быть, она смыслит что-нибудь. — Эй, матушка! Не знаете ли, где клерки мистера Перкера?

— Клерки мистера Перкера, — повторила тощая и дряхлая старушонка, остановившаяся на лестнице перевести дух. — Где клерки? Нет их. Разошлись — все до одного. Я иду убирать контору.

— Вы не служанка ли мистера Перкера? — спросил мистер Пикквик.

— Нет, я его прачка, — отвечала старуха.

— Вот что! Это, однако ж, забавно, Самуэль, — сказал вполголоса мистер Пикквик, — что старухи в этих гостиницах называются прачками. Отчего бы это?

— Оттого, я думаю, что у них смертельное отвращение к мытью и чистоте, — отвечал мистер Уэллер.

Такое предположение могло быть совершенно справедливым. Старуха, по-видимому, не имела привычки умываться каждый день, и толстые слои грязи на полу конторы, которую теперь она отворила, свидетельствовали весьма красноречиво, что мыло и вода были здесь совершенно неизвестными предметами.

— Не знаете ли вы, матушка, где мы можем найти мистера Перкера? — спросил мистер Пикквик.

— Не знаю, — отвечала старуха брюзгливым голосом, — мистер Перкер за городом.

— Очень жаль. Где, по крайней мере, его конторщик? Не знаете ли?

— Знаю. Только конторщик не поблагодарит меня, если я скажу, где он, — отвечала прачка.

— Мне, однако ж, очень нужно его видеть.

— Приходите завтра поутру.

— Это будет поздно, матушка, — сказал мистер Пикквик.

— Ну, уж так и быть. Оно, я думаю, не будет большой беды, если я открою, где он теперь. Ступайте в трактир «Сорока» и спросите за буфетом мистера Лоутона; вам укажут молодого красавчика: это и есть конторщик мистера Перкера.

Самуэль Уэллер очень хорошо знал, где трактир «Сорока». Туда он и повел своего господина через лабиринт переулков и проходных дворов.

Внутренний и наружный вид «Сороки» во многих отношениях обратил на себя внимание ученого мужа. Прежде всего заметил мистер Пикквик, что в кухне «Сороки» была перегородка и что за этой перегородкой нанимал себе угол починщик башмаков, откуда явствовало, что содержатель «Сороки» владел искусством выжимать копейку даже из перегородок. Не подлежало также никакому сомнению, что содержатель «Сороки» имел филантропическую душу: это доказывалось его покровительством пирожнику, который без всякой помехи продавал свои лакомства на самом пороге трактира. Из нижних окон, украшенных занавесами шафранного цвета, выглядывали две или три печатные карточки с известием, что почтенная публика может здесь утолять свою жажду яблочной настойкой и данцигским пивом из еловых шишек. Тут же на большой черной доске красовалась другая надпись, объявлявшая просвещенному миру, что в погребах заведения хранятся пятьсот тысяч бочек двойного портера, изготовленного по новоизобретенной методе. Носились слухи, что хозяин никому и никогда не показывал этих знаменитых погребов; но тем не менее всякий знал, что они существовали в таинственных недрах земли. Если прибавить к этому, что на воротах трактира была вывеска с изображением птицы, весьма похожей на сороку, изможденную временем и непогодой, то читатель получит удовлетворительное понятие о знаменитой таверне, посвященной вечерним вакханалиям мистера Лоутона и его товарищей.

Когда мистер Пикквик вошел в буфет, пожилая женщина явилась из-за ширм к его услугам.

— Не здесь ли мистер Лоутон? — спросил мистер Пикквик.

— Здесь, — отвечала трактирщица. — Чарли, проводите этого джентльмена к мистеру Лоутону.

— Теперь нельзя, — отвечал рыжеватый мальчишка, — мистер Лоутон поет песню. Подождите, сэр, он скоро кончит.

Лишь только рыжеватый мальчишка проговорил эти слова, как вдруг из внутренности трактира раздались громогласные восклицания, возвещавшие об окончании песни. Оставив Самуэля услаждать досуг портером, мистер Пикквик пошел наверх, в сопровождении трактирного слуги.

— С вами желают поговорить, сэр.

Одутловатый молодой человек, занимавший первое место за столом в качестве президента, молодцевато взъерошил волосы и взглянул с некоторым изумлением в ту сторону, откуда происходил этот доклад. Изумление это увеличилось еще более, когда взор его упал, наконец, на фигуру джентльмена, которого до той поры никогда он не видал.

— Прошу извинить, сэр, — сказал мистер Пикквик; — мне очень жаль, что присутствие мое вносит сумятицу, некоторым образом, в вашу компанию; но я пришел по особенному, весьма важному делу, не терпящему ни малейшего отлагательства. Впрочем, я задержу вас не более пяти минут и буду вам крайне обязан, если вы будете иметь снисходительность выслушать меня наедине.

Одутловатый юноша вышел из-за стола и попросил неизвестного джентльмена занять подле него место в темном углу этой залы. Мистер Пикквик со всеми подробностями, от начала до конца, рассказал свою горемычную повесть.

— A! — воскликнул Лоутон, когда мистер Пикквик кончил рассказ. — Додсон и Фогг!.. — славная практика у них… — отличные юристы: знаю я этих господ. Додсон и Фогг!

Мистер Пикквик согласился, что Додсон и Фогг — отличные юристы. Мистер Лоутон продолжал:

— Перкера теперь нет в городе, и он воротится не прежде, как в конце будущей недели; но если вам угодно почтить меня доверенностью в этом деле, я могу сделать все необходимые распоряжения до приезда мистера Перкера.

— Об этом-то, собственно, я и хотел просить вас, мистер Лоутон. Распоряжайтесь, как умеете, и, в случае надобности, пишите ко мне по почте в Ипсвич.

— Извольте, с большим удовольствием, — сказал конторщик мистера Перкера.

Заметив потом, что мистер Пикквик с любопытством посматривал на его товарищей, сидевших за столом, мистер Лоутон прибавил:

— Не угодно ли вам, сэр, присоединиться к нашему обществу часика на полтора? Компания у нас веселая, мистер Пикквик. Здесь главный конторщик Самкина и Грина, канцелярия Смитерса и Прайса, клерк Пимкина — чудесно поет народные песни, Джек Бембер и многие другие джентльмены, с которыми, надеюсь, вам приятно будет познакомиться, мистер Пикквик. Вы, кажется, недавно воротились из провинции. Угодно вам пожаловать?

Мистер Пикквик не решился пропустить такого благоприятного случая к изучению человеческой натуры. Его представили всем веселым джентльменам, и мистер Пикквик, заняв за столом место подле президента, немедленно потребовал себе стакан холодного пунша.

Последовало глубокое молчание, совершенно противное ожиданиям ученого мужа.

— Вас не беспокоит табачный дым? — сказал джентльмен с сигарой во рту, сидевший по правую руку мистера Пикквика.

— Нисколько, — сказал мистер Пикквик, — я очень люблю табачный запах, хоть сам никогда не курю.

— Это жаль, — заметил другой джентльмен с противоположного конца, — а я так скорее соглашусь сидеть без хлеба, чем без табаку.