Золотые Антилы - Тим Северин

Уофер и его спутники дошли до предела. Теперь они были так далеко от первоначальной тропы, что не надеялись найти обратный путь к деревне куна: случай со сбежавшим олененком только напомнил им, как они слабы и беспомощны в чуждом безлюдном лесу. С того дня, как их бросили проводники, они не видели живой души и понимали, что без помощи в этой глуши их ждет скорая гибель. В такой крайности Уофер с товарищами мудро решили держаться следа, оставленного стадом пекари, или диких свиней, проходивших через лес. Живя в деревне куна, англичане заметили, что пекари часто совершают набеги на банановые плантации индейцев, и теперь надеялись, что след свиней в конце концов приведет их к деревне, где удастся вымолить пищу.

Слабейший из них, Гопсон, пребывал уже в столь жалком состоянии, что постоянно отставал от остальных и задерживал их. Но теперь спутники уже не могли его дожидаться, потому что, не получив помощи, погибли бы все. Так что, оставив его полагаться на себя, буканьеры собрали последние остатки сил и побрели вперед, проползая под ветвями, аркой смыкавшимися над следом пекари. Наконец удача повернулась к ним лицом; след привел их к старой, заброшенной плантации, верному признаку, что неподалеку деревня. И здесь, на пороге спасения, в последний раз встрепенулись дремавшие в них страхи перед аборигенами. Мучительную минуту англичане медлили в нерешительности, споря, следует ли им объявиться перед куна. Но голод взял верх, и Уофер пошел вперед, чтобы вступить в контакт с индейцами. Его ужасный облик — заросший бородой, грязный белый — произвел сенсацию в деревне. Индейцы, оживленно переговариваясь, собрались, чтобы ощупать и осмотреть странное привидение со свалявшимися волосами и бледной кожей. Уофера забросали вопросами: откуда он и как сумел найти дорогу к затерянной в лесу деревне. Однако обессилевший хирург не в состоянии был понять взволнованных расспросов и, задыхаясь среди окруживших его людей, едва стоял на ногах. Наконец до него долетел запах из кипящего горшка с едой, и он театрально рухнул наземь в глубоком обмороке.

Целую неделю путники, включая и догнавшего их Гопсона, восстанавливали силы в индейской деревне. На сей раз к ним отнеслись очень гостеприимно, щедро и дружелюбно — накормили и приютили. Причина такой перемены заключалась в том, что пропавшие проводники куна наконец вернулись домой и радостно похвалялись коллекцией бусин, зеркал, ножей и ножниц, которые отряд буканьеров сумел купить на корабле французских корсаров, стоявшем у берега в том самом месте, куда вышли буканьеры. Весть о столь щедрых дарах, не считая премии в полдоллара с каждого члена отряда, распространилась по кланам, и те вели себя как дети, заполучившие нового и сверхщедрого дядюшку. Если прежде они хмурились и гримасничали, то теперь толпились вокруг Уофера и его друзей, охотно предлагая им помощь и проводников к берегу. От них англичане узнали, что плоты, затонув, в сущности, оказали им большую услугу, потому что буканьеры все еще оставались на тихоокеанской стороне водораздела, и, сумей они сплавиться по реке, как намеревались, неминуемо попали бы в руки испанцев, которые бросили бы их в тюрьму или казнили как пиратов. Теперь же куна с радостью выделили четверых сильных молодых воинов, чтобы проводить Уофера со спутниками через Центральные Кордильеры в правильном направлении. Англичан почтительно усадили в большое долбленное каноэ и быстро повели его на веслах вверх по течению. «Наше положение, — с заметным удовлетворением отмечал Уофер, — сильно улучшилось». Они с товарищами удобно расположились в каноэ, а индейцы быстро доставили их к деревне Ласенты, располагавшейся на полпути через перешеек.

В деревне Ласенты возникла непредвиденная заминка. Верховный вождь не утратил интереса к пяти странникам и, раз уж они попали к нему в деревню, решил присмотреться к ним поближе, чтобы понять, что это за люди. Он откровенно заявил, что из-за летних дождей пробраться по северным склонам невозможно, и настоял, чтобы пятерка буканьеров осталась у него, пока не исправится погода. Именно эта вынужденная задержка среди почти неизвестного в то время племени и обеспечила Лайонела Уофера обилием подробностей, которые он позднее изложил в своем отчете о необыкновенной жизни и обычаях диких индейцев Панамского перешейка.

Глава 14. Жизнь среди куна

В самом начале пребывания Уофера среди куна произошел драматический эпизод, словно сошедший со страниц приключенческого романа для школьников. Вскоре после прибытия англичан в деревню Ласенты заболела любимая жена вождя, и местные медики пытались ее исцелить. Пациентку раздели донага и усадили на камень в реке. Затем ее принялись обстреливать из особых маленьких луков миниатюрными стрелками. Местные доктора со всей возможной скоростью посылали эти стрелки в ее тело. Тетива была специально ослаблена так, что стрелы проникали в кожу не более чем на дюйм, «и если случайно они попадали в „воздушный сосуд“ (артерию) и проливалось немного крови, они (знахари) принимались прыгать и скакать со множеством смешных ужимок, радуясь и торжествуя». Лечение явно было весьма болезненным для бедной женщины, и Уофер, присмотревшись к ней, решил, что сумеет добиться большего и более безболезненного эффекта с помощью своего ланцета, который пронес сквозь все приключения в кармане, завернутым в промасленную кожу. Предложив вождю свои услуги, судовой врач был несколько обескуражен энтузиазмом Ласенты, желавшего увидеть искусство белого человека, и его настойчивым требованием, чтобы операция была произведена немедленно. Итак, Уофер наложил на руку женщины лангету из полоски коры и храбро проколол вену ланцетом. К несчастью, кровь хлынула такой струей, что его медицинская карьера едва на этом не закончилась: Ласента сильно рассердился и поклялся предать хирурга смерти, если женщина не поправится. Уофер, не смутившись, выпустил целых двенадцать унций крови, перевязал руку и отважно объявил, что женщине станет лучше на следующий день. К его большому облегчению, предсказание в точности исполнилось, что, конечно, создало ему неплохую репутацию. Сам вождь, придя к нему, принародно поклонился и поцеловал в благодарность руку. Восторженные жители пожелали доставить Уофера на носилках в соседнюю деревню, где ему позволили заниматься кровопусканием, сколько он того пожелает или сколько сочтут нужным пациенты. Завоеванный престиж и постоянные медицинские обходы открыли Уоферу доступ к самым строго охраняемым тайнам куна.

Английский хирург откровенно наслаждался новой славой, и, поскольку теперь занимал привилегированное положение среди индейцев, он скоро отринул прежние страхи и проникся к ним симпатией и восхищением. Это были, как он писал, высокие, стройные люди с крупным костяком и красивой осанкой. Будучи здоровы и деятельны, мужчины обыкновенно ходили обнаженными, ограничиваясь только футляром для пениса из серебра или золота, сделанном в форме конуса и державшимся на шнурке вокруг пояса. Женщины в обычное время носили только набедренную повязку, но по праздникам и особым случаям оба пола украшали себя длинными накидками из хлопка или травяной плетенки, а порой — выброшенной европейцами рубахой. И мужчины и женщины особенно гордились своими волосами, длинными, прямыми и черными, как вороново крыло, и считали длинные волосы признаком красоты. Все куна, равно мужчины и женщины, проводили много времени, расчесывая, укладывая и смазывая маслом свои прически. Все прочие волосы, кроме бровей и ресниц, удалялись, что было особенно мучительно для мужчин, которым приходилось терпеть, когда им с корнем выщипывали бороды: обязанность, исполнявшаяся их женами при помощи особых деревянных щипчиков. Популярностью пользовалась и краска для тела, так что воин куна в полной раскраске представлял собой ослепительное зрелище. Он был с головы до ног изукрашен фигурами птиц, зверей, людей и деревьев, нарисованных на его тщательно смазанной маслом коже красной, желтой и пурпурной растительными красками ослепительной яркости. Художницами выступали женщины, занимавшиеся росписью с большим усердием, присев на корточки перед своими мужьями в окружении калабашей с краской и используя вместо кисточек разжеванные кончики прутиков. Некоторые воины дополняли раскраску татуировкой, но Уофер заметил, что такие были сравнительно редки, потому что щеголи предпочитали сменять цвета по прихоти и не желали терпеть долгий и мучительный процесс татуировки, производившийся острым шипом. По просьбе одного из туземцев Уофер однажды попытался удалить надоевшую татуировку и с удивлением убедился, что, хотя он снял почти всю кожу, узор все еще проступал. Самому ему так понравился обычай раскрашивать кожу, что врач-англичанин вскоре отказался от европейской одежды и ходил голым, как куна. Затем он уговорил одну из женщин покрыть его такой же яркой и сложной росписью и в этаком павлиньем наряде разгуливал по деревне.