Домой до темноты - Чарльз Маклин

— Давай, рассмотри меня хорошенько, — усмехнулся Страж. — Как насчет родовых черт? Говорили, я многое взял от матери.

— Мы встречались лишь раз и очень давно, — просипел я, встав на карачки. — Я почти не помню ее.

— Ай-ай-ай, как не стыдно! А вот ты сильно ее впечатлил. Я люблю поговорить о матушке. Джун — Джунчик, как называл ее папа, — по общим отзывам, была очаровательной умницей.

— Мне она запомнилась абсолютно чокнутой дурой. Что, видимо, ты и унаследовал.

Страж засмеялся:

— А ты, значит, воспользовался ее дурью.

— Я не убивал ее.

Он помолчал.

— Что если я с тобой соглашусь? Да, я напутал. — Страж вздернул плечи. — Что ж, всем свойственно ошибаться.

Он старался меня разозлить. Я направил фонарь на «бьюик», похожий на выбросившегося кита. Машина чуть двигалась, увлекаемая сильным течением.

— Хочешь сказать, Софи погибла зазря?

— Кто-то должен заплатить. — Страж усмехнулся и покачал головой. — Если это тебя утешит — твоя дочь не знала, что ее ждет. Я прошел за ней в сад… Помнишь сараи, куда на зиму убирают лимонные деревья? Я подкрался сзади… Она не почувствовала боли… совсем… Я полюбил ее, но она мне не ответила.

— Вот ты и заплатишь! — заорал я.

— А что там у Данте говорит Вергилий, проходя через Чистилище? «Любовь — начало как всякого похвального плода, так и всего, за что карать пристало».[113]

— Ты это к чему?

— К тому, что ты мне задолжал, приятель. — Он пожал плечами. — Пойми, не важно, был ты в доме той ночью или нет. Джун вознамерилась оставить семью, бросить нас… ради тебя. Ты все затеял.

— Я-то откуда знал?

— В жизни все совершают поступки, которые имеют самые неожиданные последствия — иногда так аукнется, что и помыслить-то было нельзя. Пусть ты не убивал, но уж точно стал причиной маминой смерти. Ты подлил масла… нет, раздул пожар в ее заблудшей душе… а потому виновен так же, как если б всадил нож.

— Но всадил-то не я, а другой.

Страж не слушал.

— Полагаешь, я слишком суров к юноше, который приехал из чужих краев и потерял голову? Но взгляни, что натворила твоя мимолетная интрижка с Джун Ситон.

— Да уж, об этом я думал.

— Я виню тебя в том, что ты изуродовал и разрушил мою жизнь, забрал все, что было моим, что я любил.

— Не надо переворачивать, — тихо сказал я. — Наши жизни изуродовал ты. Ты убил прекрасную невинную девочку… ни за что. Ты не мог взглянуть правде в глаза, хотя всегда отлично знал, что произошло с твоими родителями.

Страж удивленно хмыкнул.

— Так помоги мне, Эдди.

— Их убил ты, свихнувшийся ублюдок.

Он помолчал.

— Давай будем логичными. Я не помню событий той ночи, но представить, что девятилетний ребенок хладнокровно убивает родителей — людей, которых любит больше всех на свете… По-моему, это полная бессмыслица.

— А я-то думал, такие, как ты, ничего не забывают.

— Такие, как я? Что, и тебе Душка Армур напела?

Было слышно, как «бьюик» царапает днищем по отмели.

— Нужно вытащить девушку! — крикнул я.

— Ты припоздал, пылкий влюбленный. Ох, и лакомый же кусочек, этот бабец… даст любому. — Он подождал ответа. — Разок перепихнулась с тобой, мистер?

Внезапно Страж выкинул ногу, целя мне в голову, но промахнулся и лишь выбил из моей руки фонарь. Я перехватил его ступню и резко встал. Страж грохнулся навзничь и исчез в темной воде. Забыв о ноже, я упал на него сверху и со всей силы ударил кулаком, чувствуя, что угодил то ли по носу, то ли в челюсть.

Я вскочил и кинулся к машине.

Но удар мой оказался недостаточно силен. Страж уже был на ногах и с ревом бросился следом, теперь он жаждал крови. Я слышал, что он меня нагоняет. В любую секунду ожидая удар ножом в спину, я резко отшатнулся. Рядом проскользнула черная тень. Послышались брань и мощный всплеск. Затем все стихло.

Я не видел, что произошло; видимо, противник поскользнулся и хряснулся башкой о подводный камень. Пошарив во взбаламученной воде, я почти сразу нащупал его руку. Когда я вытащил Стража на берег, он в полуобмороке стонал.

Опустившись на колени, я вырвал у него меццалуну и приставил острый как бритва клинок к его горлу. Лицо Стража тонуло в темноте, и я не знал, сильно ли он ранен, но вдруг осознал, что спас ему жизнь лишь для того, чтобы его убить. Наконец-то я получил возможность поквитаться за смерть Софи.

Я держал его за горло, упиваясь сладострастным ощущением того, как мои пальцы все крепче сжимают холодную жилистую глотку. Только и оставалось, что чиркнуть по ней ножом. Так просто.

Совсем не просто. Но я жаждал большего. Я хотел, чтобы он искренне раскаялся и валялся у меня в ногах, вымаливая прощение за то, что сотворил с моей дочерью. Он стал задыхаться, и я чуть ослабил хватку. Не знаю, что меня сдержало: может, его сумасшедшая озлобленность на весь белый свет отбила желание мстить или мысль о том, что он — человек, какими бы чудовищными ни были его проступки. Возможно, я просто не способен никого преднамеренно убить. В этот момент с реки донесся скрежет, вернувший мое внимание к судьбе Джелли.

Клюнув носом, нечеткий силуэт «бьюика» скользнул под воду. Я отшвырнул нож и, оставив на берегу бесчувственного Стража, побежал, а затем поплыл к тому месту, где исчезла машина.

74

В воде расстояния кажутся иными, чем на суше. Взглядом я обрыскал поверхность реки, надеясь заметить воронку или цепь пузырей от затонувшей машины, но ничего не увидел. Я сделал несколько коротких вдохов, затем один глубокий и, отталкиваясь ногами, нырнул ко дну. Страшно не было — я много плавал с аквалангом и знал, как себя вести. Я попытался найти машину, постепенно расширяя круг поиска от места, где нырнул. В подводной тьме не имело значения, открыты ли глаза. Я ощупью продвигался по неровному дну, но вскоре потерял ориентировку.

Секунд через сорок бесплодных поисков я вынырнул глотнуть воздуха и снова осмотрелся. Вокруг скользило темное зеркало Гудзона; отчаяние мое росло. Меня сносило быстрым течением, и теперь шансы вовремя отыскать машину казались ничтожными. Надо было сосредоточиться и не думать о человеке, которого я пытаюсь спасти, но только мысль об охваченной ужасом Джелли придавала мне сил.

Я убеждал себя, что она еще жива и в сознании, но с каждой секундой надежда таяла. Повернувшись к берегу, на безмятежной водной глади я вдруг увидел предательскую сыпь пузырьков.

Я сделал глубокий вдох и снова нырнул.

Многолетний опыт ныряльщика научил меня, что под водой важно сохранять спокойствие. Я рассчитал: если окна закрыты, машине понадобится не меньше трех минут, чтобы полностью затонуть. Это вовсе не означало, что заточенный в ней человек столько же и продержится. Но главный враг — паника. По моим прикидкам, Джелли находилась под водой чуть больше минуты.

Я еще дважды нырял, прежде чем на глубине футов пятнадцати нашел лежавший на боку «бьюик». Проплыв над крылом и ветровым стеклом, я ухватился за багажник на крыше и подтянул себя к задней дверце. Мне удалось ее открыть и вплыть в машину, прежде чем давление воды снова ее захлопнуло.

Салон уже полностью затопило. Видимо, одно из окон с боку, на котором лежала машина, было открыто или разбилось; в любом случае шансы найти Джелли живой стали еще меньше. Я методично обшарил заднее и переднее сиденья, на случай если она пристегнута ремнем. Там никого не было.

Я уже почти израсходовал запас воздуха. Легкие были готовы взорваться (удар Стража по ребрам не способствовал нырянию), и я прибегнул ко всем известным мне уловкам, чтобы сберечь остатки кислорода: порциями выпускал воздушные пузырьки, одновременно двигая челюстью. Вскоре я понял, что на обратную дорогу воздуха не хватит. Не обращая внимания на писклявый голосок в мозгу, требовавший вынырнуть немедленно, пока есть силы, я протиснулся в багажный отсек.

Внезапно машина дернулась, чуть соскользнула и замерла, задрав вверх багажник. Я не знал, как далеко нас отнесло от берега, но предполагал, что «бьюик» лежит на краю глубоководной протоки, где во время прилива глубина достигает сорока — пятидесяти футов. Если течение столкнет машину с гребня, шансов на спасение уже не будет. Однако ее наклон подал мысль, которая воистину была моей последней надеждой. Я подплыл и в верхнем углу багажного отсека нашел то, что искал, — крохотный воздушный карман.

После первых бешеных вдохов, принесших несказанное облегчение, я упился тем, что показалось чистейшим кислородом. Через секунду в кромешной тьме я различил чье-то частое прерывистое дыхание. Под водой возле моего бока что-то зашевелилось, и я понял, что в багажнике не один. Не важно, в каком она состоянии.

Главное — жива.

Я коснулся ее лица — рот запечатан клейкой лентой. Джелли замычала, когда я пытался содрать ее кляп. Ладно, потом. В нашей временной воздушной пещере поднималась вода. Голосок в моем черепе заходился криком, чтобы мы сейчас же убирались.