Отпуск на двоих - Генри Эмили

Еще больше стульев с высокими спинками выстроилось на лужайке, а проход между ними был усыпан желтыми цветами. Свадебная церемония была короткой и милой, потому что – цитируя Дэвида – когда ты идешь к алтарю под бодрую струнную аранжировку песни «А вот и солнце», то откладывать веселье никак нельзя.

День стремительно пронесся мимо, и под ключицами у меня поселилась боль, которая, казалось, только усиливалась с наступлением сумерек. Мне чудилось, что я раздвоилась, что я переживаю вечер дважды, словно смотрю две версии одного и того же фильма, которые крутят одновременно.

Есть я, которая здесь и сейчас ест невероятный вьетнамский обед из семи блюд. Которая гоняется за детьми, и они прыгают прямо по ногам забывчивых взрослых. Та, которая играет под столом с Алексом и детьми в прятки. Та самая, которая потягивает «Маргариту» на танцполе вместе с Алексом, пока из динамиков льется «Осыпь меня сахаром» на полной громкости, и капли пота и шампанского летят во все стороны. Которая притягивает Алекса к себе, когда начинает играть «Я вижу только тебя» группы «Фламинго», и зарывается лицом в его шею, пытаясь в точности запомнить его свежий запах, потому что прошлых двенадцати лет было мало, потому что мне нужна возможность вспомнить этот запах в любой момент, и тогда все, что связано с этим вечером, вернется: его рука на моей талии, приоткрытый рот у моего виска, наши бедра едва заметно покачиваются, когда мы прижимаемся друг к другу.

Есть та Поппи, которая чувствует все это и которая проводит самый волшебный вечер в своей жизни. А еще есть та, которая уже скучает по этому вечеру, которая наблюдает за всем откуда-то издали, зная, что никогда не сможет вернуться в этот момент и пережить его заново.

Я слишком боялась спросить Алекса, что с нами будет дальше. Я слишком боялась спросить об этом даже саму себя. Мы любим друг друга. Мы хотим друг друга.

Но это никак не меняло нашу ситуацию.

Поэтому я просто крепко прижималась к Алексу и говорила себе, что пока я должна сполна насладиться этим моментом. Я в отпуске.

А отпуск всегда заканчивается.

Именно то, что у путешествия есть конец, и делает его таким особенным. Попробуй навсегда переехать в одно из тех мест, которые ты всем сердцем когда-то любил в маленьких дозах, и это даже близко не сравнится с теми завораживающими, меняющими жизнь семью днями, которые ты провел в этом же месте в качестве гостя, впустив его в свое сердце и позволив себя изменить.

Потом закончилась песня.

А потом закончился и танец.

Вскоре после этого мы все выстроились вдоль дорожки, подняв в воздух руки с зажженными бенгальскими огнями, и Дэвид с Тэмом побежали по этому длинному человеческому тоннелю – лица их были освещены теплым светом и омыты глубокой любовью.

А потом закончилась и усталая ночь.

Нам с Алексом пора было уходить, и целый вечер, полный выпивки и танцев, настолько нас раскрепостил, что мы беспрекословно обнялись на прощание с десятками совершенно незнакомых нам людей.

Домой мы ехали в тишине. Когда мы добрались до номера, Алекс не ушел в душ, даже не разделся – мы просто легли в кровать и держали друг друга в объятиях, пока не уснули.

Утром мне стало немного легче.

Для начала, мы оба забыли завести будильники, а поскольку легли поздно, даже внутренние часы Алекса подняли его с опозданием. Мы начали опаздывать в аэропорт, не успев еще даже открыть глаза, и поэтому все наши мысли были заняты тем, что нужно как можно быстрее собраться и побросать одежду в сумки. Напоследок мы проверили, не остался ли под кроватью затаившийся носок или случайный лифчик.

– Нам же еще нужно вернуть «Эспайр»! – осознал Алекс, застегивая свой чемодан.

– Уже пытаюсь с этим разобраться! – сказала я. – Если я смогу дозвониться до его хозяйки, может, она разрешит нам оставить его в аэропорту за дополнительную плату в пятьдесят баксов или вроде того.

Но связаться мне с ней так и не удалось, поэтому теперь мы мчались по шоссе, изо всех сил надеясь, что не опоздаем в аэропорт.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Сейчас я очень жалею, что не принял душ, – заметил Алекс, опуская окно и проводя рукой по грязным волосам.

– Душ? – переспросила я. – Когда я засыпала, то решила, что, хоть мне и нужно в туалет, лучше я потерплю до утра.

Алекс оглянулся через плечо.

– Если ситуация станет совсем отчаянной, по-моему, ты где-то здесь оставила пустой стаканчик из-под кофе.

– Как грубо! – сказала я, но вообще-то насчет стаканчика он прав. Один у меня сейчас валялся под ногой, а другой – чинно стоял в подстаканнике на заднем сиденье. – Будем надеяться, что до этого не дойдет. Я не слишком-то меткая.

Алекс рассмеялся, но голос у него был какой-то деревянный.

– Не так я себе представлял этот день.

– Я тоже, – сказала я. – Но вся эта поездка полна удивительных неожиданностей.

Он улыбнулся, снял мою руку с рычага и поднес к губам, и так и замер, не поцеловав.

– Что, липкая? – спросила я. Алекс покачал головой.

– Просто хочу запомнить, какая твоя кожа на ощупь.

– Это очень мило, Алекс, – сказала я. – И ты совсем не звучишь как серийный маньяк.

Я обратила все в шутку, потому что не знала, как еще это вынести. Потому что сейчас мы мчались, опаздывая, в аэропорт. А дальше мы поспешно попрощаемся у выхода на посадку – а может, и вовсе влетим в здание и разбежимся в разные стороны. В романтических комедиях, которые я так любила, никогда не происходило ничего подобного, и если я позволила бы себе хоть на минуточку об этом задуматься, у меня вполне мог случиться полноценный приступ паники.

Исключительно благодаря чуду и быстрой скорости (а еще благодаря тому, что мы подкупили таксиста, который вез нас в аэропорт, и он согласился проехать несколько светофоров на желтый) мы успели добраться до аэропорта вовремя и даже зарегистрировались на рейс. Мой должен был вылететь через пятнадцать минут после рейса Алекса, поэтому сначала мы направились к выходу на его посадку, купив по дороге пару батончиков мюслей и свежий номер журнала «О + П».

До выхода мы добрались как раз тогда, когда объявили посадку. У нас оставалось всего несколько последних минут. Так мы и стояли, потные и запыхавшиеся, с руками, ноющими от тяжелого багажа. Лодыжка у меня болела – я бесконечно стукалась ею о край своей сумки для ручной клади.

– Почему в аэропортах постоянно так жарко? – спросил Алекс.

– Это что, подводка для шутки? – спросила я.

– Нет. Просто искренний интерес.

– По сравнению с квартирой Николая здесь просто Арктика, Алекс.

Он напряженно мне улыбнулся. Мы оба справлялись с этим прощанием куда хуже, чем хотелось бы.

– Итак, – произнес он.

– Итак.

– Как думаешь, что об этой статье скажет Свапна? Про ботанический сад, который закрывается в середине дня, и карусель, такую горячую, что на ней опасно кататься?

– Ох. Точно, – я кашлянула. Мне было не столько стыдно за то, что я солгала Алексу об этой поездке, сколько за то, что я до сих пор забывала про это рассказать и теперь мы вынуждены тратить на подобную ерунду наши последние драгоценные минуты вместе. – В общем, в «О + П», возможно, на самом деле не одобрили это поездку.

– Возможно, не одобрили? – приподнял он бровь.

– Или, возможно, отказали мне напрямую.

– Что, серьезно? Тогда почему они платили за… – Он замолчал, прочитав ответ по выражению моего лица. – Поппи. Ты не должна была этого делать. Нужно было хотя бы рассказать мне.

– А ты бы поехал со мной, зная, что за все плачу я?

– Конечно, нет, – ответил он.

– Вот именно. Мне нужно было с тобой поговорить. В смысле, нам обоим совершенно точно нужно было поговорить.

– Ты могла бы позвонить мне, – не успокоился Алекс. – Мы ведь снова переписывались. Мы… Не знаю. Работали над отношениями, что ли.

– Я знаю, – сказала я. – Но все ведь не так просто. У меня были проблемы с работой, я чувствовала себя не в своей тарелке, я была абсолютно потеряна, не знала, что мне делать… Как будто я вообще не понимала, чего я хочу от жизни. А потом я поговорила с Рейчел, и она сказала, что я вроде как… Добилась всего, чего хотела, в профессиональном плане, и может, мне нужно найти какое-нибудь новое желание, и тогда я вспомнила, когда я была счастлива в последний раз, и…