Лунный копр - Николай Григорьевич Никонов

синиц… «здравствуйте»?

— По-своему, — улыбнулся Анатолий Васильевич. — Если бы я был синицей, перевел бы тебе. Слушайте сами — и поймете. Слишком долго мы животных оглупляли, отказывали им в уме, в сообразительности, в мышлении. Инстинкты да рефлексы… Оказывается, не так к животным подходить надо. Они по-своему не менее совершенны, чем человек, в чем-то и превосходят человека. Многие, например, слышат ультразвуки, видят инфракрасный свет, видят ночью, летают самыми различными способами, а полет жуков, например, до сих пор не разгадан. Видели, какие тонкие, слюдянистые крылья у жуков? А на этих крыльях тяжелый жук мчится как пуля. Бывает, так щелкнет в лоб — ого!

Чубик при этом потер лоб.

— Животное не человек, — продолжал Анатолий Васильевич. — И нельзя подходить к нему как к человеку, с человеческой меркой, точно так же и человека не сравнишь со стрекозой, разве только в басне. Ну вот и «язык» животных особый, у каждого вида свой, животные объясняются и голосом, и мимикой, и знаками, и позами. Да ведь и мы это делаем…

Чубик показал кому-то кулак и состроил обезьянью рожу.

— Вот-вот, — сказал учитель с усмешкой. — В синичьем языке, конечно, нет слова «книга» или «одежда», но есть слово «еда», «иди ко мне», «берегись» и другие нужные для жизни. Доказательств хотите?

Он достал тонкий свисточек и посвистел, подражая синице. Тотчас, справа и слева, издалека донесся такой же писк-посвист. Он поманил еще, и над нами мелькнула мелкая птичка — это была синица-гаечка. Она спустилась на нижние ветки, качалась и тревожно вглядывалась.

Анатолий Васильевич снова подул в свисточек. Писк был тонкий, пронзительный. Птичка разом пропала в густой хвое.

— Это я сказал: «Берегись!»

А пока он рассказывал, снова прилетел дятел, удобно вставил в расщелину новую шишку и начал стучать…

— Не будем ему мешать! — сказал учитель, и мы тронулись к опушке.

— А сколько есть дятлов у нас? — спросил Алик Зотов.

— А вот считайте: большой пестрый, малый пестрый — он вдвое меньше, белоспинный — самый крупный из пестрых, затем трехпалый дятел, тоже вроде пестрых, но с желтым хохолком и с тремя пальцами на лапках, живет он в ельниках. Еще есть дятел седоголовый, черный и зеленый…

— А красный есть? — спросил Чубик.

Анатолий Васильевич помедлил и посмотрел на Чубика — тот смутился.

— Красного дятла нет. Но в Бразилии есть золотой дятел. — Он помолчал, потом сказал: — На сегодня о птицах довольно. Пойдем через этот лес на дорогу, и пока не спрашивайте меня, если какая птичка попадется, а то все спутаете. Вспоминайте только тех, которых описали. Теперь будем собирать растения.

— А мы уже! — высунулся Чубик.

— Что «уже»?

— Это… набрали.

— Собирайте еще.

Шли неторопливо, растянувшись по всему лесу. Лес был редкий, высокий, и далеко было видно в нем. С берез и осин сыпались листья. Земля сплошь желтела ими. Стояла тишина. Только изредка слетали впереди, справа и слева, какие-то пестрые, крапчатые птицы. Они квохтали и чокали. «Наверное, это дрозды», — подумала я. Я набрала полные руки всяких трав и листочков и стала догонять учителя — без него показалось скучно. Я догнала его не скоро, так быстро он шел, несмотря на свой огромный рюкзак и еще бидон, который нес в руке.

— Анатолий Васильевич! Подождите! — крикнула я, запыхавшись.

Он остановился.

— Устала? — спросил он, внимательно вглядываясь и как бы запоминая мое лицо.

— Нет-нет! — сказала я, хотя действительно устала и запыхалась так, что сердце гулко стучало. — Я хотела узнать… Какие птицы… все время слетают и квохчут? Вон-вон, опять… опять полетели…

— Да ведь не запомнишь!

— Ну что вы…

— Дрозды-рябинники, — сказал он, и я опять поняла, что он насквозь видит меня, и покраснела.

Мы вышли из леса на каменистую дорогу. Она была сырая, усыпанная листом, и даже в колеях по воде лежал слой листвы. Этой дорогой, все время клонившейся под гору, мы дошли до ручья. Ребята бросились пить. Но Анатолий Васильевич не велел. Сказал, что скоро будет чай. Он налил воды в бидон и пошел дальше, а ребята все-таки напились из ручья.

— Не тяжело вам, Анатолий Васильевич? — спросила я.

— Тяжело, — ответил он.

— Ну давайте понесем вместе бидон?

— Ну давайте понесем, — повторил он мои слова, улыбаясь.

Я взялась за дужку бидона и пошла рядом, большими шагами. Мне ведь это не трудно — я самая высокая в классе и только чуть-чуть пониже Анатолия Васильевича. В общем, я только держалась за дужку бидона, а нес-то все равно Анатолий Васильевич, но я не хотела отпускать, и еще я знала, что завтра надо мной будут посмеиваться, называть подлизой и адъютантшей. Такие уж люди в нашем классе — обязательно надо поточить языки.

Многие уже едва плелись, когда мы вышли на большое убранное поле. Вдали, посередине его, был островок непаханой земли с кустами и несколькими елками.

— Там будем отдыхать, — показал учитель, и все оживились: давно ждали, когда же остановимся.

Островинка средь поля была сухая, видимо ее обдувало ветром, и только издали казалась она крошечной, на самом деле шагов пятьдесят в длину. Из земли выступали камни, и мы поняли, почему ее не пахали. Тут было хорошо, далеко видно и за елками укрыто от ветра. Все повалились прямо на траву, разлеглись на сухом дерне. Только и слышалось:

— Ой, как я устала!

— Ой, ноги едва донесла!

— Как далеко-о!

— А сколько еще?

— Еще столько же, — сказал учитель.

Жалобное «о-о-о!» было ему ответом.

— Да вы их не слушайте! Они — девки… — сказал Чубик.

— Почему же не слушать?

— Да ну их! Вечно стонут…

Анатолий Васильевич поставил бидон в сторонку, чтоб не опрокинули. Снял рюкзачище и поводил плечами. Чубик тотчас потянулся к его рюкзаку — поднять.

— Ого! — сказал он. — Тяжелый…

Анатолий Васильевич пошевелил плечами и спросил:

— А что лучше: сила или выносливость?

— И то и другое!

— Верно, однако что же лучше-то, если выбирать?

— Сила!

— Выносливость!

— Сила!

— Выносливость!

— Ну так: кто пойдет обратно в лес за дровами?

— Я, — сказал Чубик.

— И я, — сказал Алеша Воронов, сухонький, некрасивый мальчик, самый неприметный в классе.

— Тогда и я пойду, — поднялся Алик.

— Я тоже, — сказала Ленка.

Ну, а мне что же делать? Разве я откажусь?

— Не нужно столько, — махнул Анатолий Васильевич. — Пойдут двое первых. Остальные пока разведите костер. Немного сучков тут наберете. — Он пошел с ребятами.

Что же лучше? Выносливость или сила?

Они вернулись не скоро, но с огромными вязанками сучьев и хвороста.

А костер у нас горел плохо. Алик извел все спички, разжигая его, и все равно он едва