Эра Адмирала Фишера. Политическая биография реформатора британского флота - Дмитрий Лихарев

Грей впервые сталкивался с Фишером непосредственно и еще не имел понятия о тех методах, которыми пользовался старый адмирал. Несколько дней спустя после их беседы глава внешнеполитического ведомства, еще ничего окончательно для себя не решивший, вдруг с изумлением обнаружил, что редактор "Обсервер" Дж. Л. Гарвин уже поведал народу со страниц своего издания, что министр иностранных дел Грей настаивает на закладке 4 дополнительных дредноутов и угрожает отставкой в случае несогласия[475]. При этом Гарвин подкреплял свои утверждения авторитетом первого морского лорда. Грей был возмущен и страшно разозлился на обоих. Фишер вынужден был констатировать: "Боюсь, что мы с ним отдалились, но теперь уже ничего не поделаешь и лучше всего помалкивать"[476].

Приближалась кульминация кризиса — решающая схватка между противоборствующими группировками по поводу военно-морского бюджета в парламенте. Пропагандистская машина работала на полную мощность. Английской публике, обезумевшей от страха перед морской блокадой и вторжением, нагнетаемого прессой, 6 дредноутов в под уже казалось мало; Чеканная фраза, брошенная депутатом парламента от консерваторов Джорджем Уиндхемом — "Мы хотим восемь и восемь просим!" — стала лозунгом британских ультрамаринистов.

Дебаты по военно-морскому бюджету в палате общин начались с выступления Маккенны 16 марта 1909 г. Морской министр, просто и печально поведал депутатскому корпусу об усилиях, предпринимаемых в Германии по строительству военно-морского флота и подрыву британского господства на морях. В связи с угрожающей ситуацией Маккенна потребовал увеличения ассигнований на морское строительство на 2 823 000 ф. ст. в 1909–1910 финансовом году по сравнению с предыдущим и закладку 6 дредноутов ежегодно[477]. Маккенна отстаивал свои взгляды решительно, его аргументы были продуманы и обоснованы, но в одиночку выиграть это дело ему бы ни за что не удалось. Политический вес морского министра был явно недостаточным. Но в решающий момент на чашу весов Адмиралтейства был добавлен авторитет Эдварда Грея.

29 марта 1909 г. шеф Форин Оффис произнес перед палатой общин одну из самых важных речей в своей жизни. Грей начал с того, что лично ему не нравится наметившаяся за последнее время во всех европейских державах тенденция к увеличению расходов на военные флоты и армии. Но, к сожалению, всеобщее разоружение пока что невозможно, а одностороннее разоружение не решит проблемы. Великобритания не может себе позволить сокращение военно-морского бюджета, поскольку это может повлечь за собой введение всеобщей воинской повинности и, в конечном счете, к утрате ею своего суверенитета. В отличие от Германии, для Англии военный флот был и остается основой ее обороны и жизненно важным фактором ее существования. В связи с вышеизложенным, министру иностранных дел представляется, что Германия должна первой предпринять шаги по сокращению своего флота, и тогда Британия со своей стороны также сделает шаг навстречу. Такая договоренность, естественно, должна базироваться на превосходстве британского военного флота. Если она будет достигнута, сказал в заключение министр иностранных дел, Европа получит стабильный и гарантированный мир[478].

Речь Грея произвела большое впечатление в палате общин и как считает профессор Роббинс, министр иностранных дел в значительной степени несет ответственность за наращивание военно-морского бюджета Великобритании в 1909 г. Чаша весов качнулась в сторону ультрамаринистов. Теперь решающее слово было за премьером. Недаром военно-морской официоз "Нейвал энд Милитари Рекорд" еще за четыре года до описанных событий восклицал: "…K счастью, у нас есть мистер Асквит"[479]. И либеральный премьер оправдал надежды своих адмиралов. На открывшемся очередном заседании кабинета министров Герберт Асквит "с подачи" Грея заявил, что военно-морской бюджет должен быть пересмотрен. И он был пересмотрен! Компромисс, найденный главой кабинета, поистине был невообразим. "В конце концов, — писал Черчилль, — было найдено удивительное и любопытное решение. Адмиралтейство требовало 6 кораблей, "экономисты" предлагали 4, и в заключение мы сошлись на 8"[480]. Таким образом, Маккенна и Фишер выиграли это политическое сражение. Военно-морское ведомство добилось увеличения бюджета на строительство флота на 3 млн. ф. ст. и вместо требуемых 2 дополнительных дредноутов получило 4. Строительство 8 дредноутов одновременно — это был максимальный предел возможностей британского военного судостроения того времени. Причем дело упиралось не в верфи и строительство корпусов, а в отсутствие достаточных мощностей по сооружению башен и орудий главного калибра.

Как и ожидалось, два главных "борца за социальную справедливость" — Ллойд Джордж и Черчилль — в отставку не подали, а позорно капитулировали. Стремление удержаться в министерских креслах перевесило моральные принципы. О принципиальности Ллойд Джорджа здесь уже говорилось. Что касается Черчилля, то лучше всех о нем в данной ситуации сказал Морли. Наблюдая "крестовый поход" за разоружение, возглавленный молодым честолюбивым политиком, он предположил: "Если Черчилль когда-нибудь станет морским министром, он потребует не восемь дредноутов, а шестнадцать"[481].

Тем не менее, тогда, в марте 1909 г., Черчилль был искренне расстроен исходом борьбы. Фишер, зная о готовящемся решении еще до заседания кабинета, на котором оно было принято, не удержался, чтобы не написать "гадость" своему новому знакомцу: "Я думаю, как замечательно было бы назвать четыре дополнительных дредноута:

№ 1. "Уинстон"

№ 2. "Черчилль"

№ 3. "Ллойд"

№ 4. "Джордж"

Как они будут сражаться! Непобедимо! Зачитайте это кабинету министров"[482].

Подводя итог событиям политического кризиса 1909 г., заметим, что "морская паника" не имела под собой реальной почвы, поскольку немцы не собирались увеличивать свои и без того обременительные морские программы. К лету того же года стало известно, что предполагаемое увеличение морского бюджета Германии оказалось блефом. Чтобы как-то спасти положение, Фишер устроил большой парад военных кораблей в Спитхеде, на который пригласил многочисленных представителей прессы. Этим шагом первый морской лорд рассчитывал привлечь на свою сторону газетчиков. Поведение Фишера на устроенном, им спектакле вызвало неодобрение многих его сослуживцев.

Герберт Ричмонд облегчил свою душу пространной записью в дневнике: "Фишер должен иметь газетчиков для себя, он должен устраивать представления, он должен иметь саморекламу. Это было отвратительно. Там он был всегда прав — в центре толпы людей, ни один из которых не имел понятия о военном флоте, рассказывая им это, рассказывая им то… Вот откуда начинается деградация — с первого морского лорда, который считает себя первой и единственной звездой, а своих сослуживцев — ничем…"[483].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});