Атлантический дневник (сборник) - Алексей Цветков

Джон Ролз родился в штате Мэриленд в семье видного юриста, который находился в плену типичных для своего времени и южного происхождения расовых предрассудков. Эти взгляды оставили в сердце сына неизгладимую печать боли и стыда. Мать Ролза была активисткой борьбы за права женщин, которые только что получили в США избирательное право. Таким образом, судьба меньшинств в либеральном обществе с юных лет оказалась в центре внимания будущего философа.

Одно время Ролз намеревался стать пастором, но в конечном счете все-таки остановился на философии. По окончании Принстонского университета он пошел в армию рядовым пехоты и воевал на тихоокеанских фронтах Второй мировой войны. Вся его последующая жизнь протекала в стенах университетов – Принстонского, Массачусетского технологического института, а с начала 60-х и уже до конца – Гарвардского.

Проблемы, которыми занимается большинство современных философов, бесконечно далеки от будничных интересов большинства из нас, а язык, которым они пишут, – совершенно непроницаем. Так было не всегда. В Древней Греции и Риме философия была сугубо практической дисциплиной, учительницей жизни. В центре ее внимания были проблемы мудрой и правильной жизни и справедливого государственного устройства. Именно эти проблемы, от которых современная философия в досаде отмахнулась, оказались в центре внимания Джона Ролза.

Еще в XVIII веке знаменитый шотландский мыслитель-скептик Дэвид Юм задал вопрос: «Каким образом могут существовать универсальные нравственные правила, не искаженные нашими страстями и интересами?» В числе тех, кто попытался на этот вопрос ответить, был один из величайших философов человеческой истории Иммануил Кант.

В предельно простой форме ответ Канта можно сформулировать так: поступайте так, как если бы принцип, которым вы руководствуетесь, имел силу универсального закона. В результате, даже если человек имеет склонность к воровству, ему вряд ли понравится всеобщее разрешение воровать. С другой стороны, щедрый или вежливый человек ничего не будет иметь против, если окружающие будут вести себя с ним точно так же.

При всей своей мудрости Кант был сыном своего времени, эпохи Просвещения со всеми ее наивными, с нашей точки зрения, предрассудками. Он полагал, что диктат разума имеет для всех обязательную силу и что стоит человеку однажды понять, как поступать разумно, и он уже не захочет поступать иначе.

Джон Ролз родился и жил в совершенно другую эпоху, он был свободен от многих розовых иллюзий Канта. Опыт построения американского государства на основе лучших заветов Просвещения научил его, что благие намерения не всегда приводят к оптимальным результатам. Опыт войны, которую он прошел, свидетельствовал, что люди по-прежнему руководствуются принципами, которые никому не придет в голову возводить в универсальные.

Тем не менее именно Кант всю жизнь оставался одним из главных кумиров Ролза, и его жизнь во многом до странности напоминает жизнь немецкого философа. Большую часть этой жизни оба провели в университетских стенах, и оба были моралистами не только на словах, оставив по себе теплые воспоминания среди коллег и студентов. Первая книга, прославившая Канта, «Критика чистого разума», вышла в свет, когда автору было уже 57 лет, и он работал над ней 10 лет. Первая и главная книга Джона Ролза, «Теория справедливости», вышла в 1971 году, после 20 лет кропотливого труда. Обе книги в скором времени приобрели международную репутацию, и обе вывели своих авторов на передний край своей дисциплины.

Джон Ролз посвятил свою научную карьеру философии нравственности, общества и государства, и эти три категории для него неразрывно связаны. Нравственность имеет смысл только в обществе, а развитое общество неминуемо приобретает черты государства. Человек, как отметил еще Аристотель, – политическое животное. Давно стало общим местом, что нравственность и право – это разные вещи, а политика сплошь и рядом выходит и за рамки права. Но право может быть справедливым лишь в том случае, если оно твердо основано на нормах морали, а государство – только если оно правовое.

Книга Джона Ролза, подобно «Критике» Канта, – довольно изнурительное чтение, она представляет собой сотни страниц скрупулезных доказательств и обоснований. Но ее суть легко изложить в самой доступной форме. Размышляя о том, каким должен быть идеал справедливого государства, Ролз возвращается к модели так называемого «социального договора», условного описания происхождения государствам которому прибегали английские классики Томас Гоббс и Джон Локк, а также Жан-Жак Руссо. Суть этой модели заключается в том, что люди, жившие прежде в некотором «естественном состоянии» или, по термину Ролза, «первоначальной позиции», собираются вместе, чтобы договориться о принципах разумной организации общества. Итогом такого воображаемого совещания должно стать справедливое государство, которое защищает каждого из своих граждан, но при этом минимально ущемляет их личную свободу.

Вот как излагает учение Ролза Питер Берковиц, профессор университета Джорджа Мэйсона:

...

Ключевой прием, используемый Ролзом, получил у него название «первоначальной позиции». Ее надо рассматривать как современный вариант «естественного состояния» ранних либеральных мыслителей. Это – чисто гипотетическое состояние или ситуация, придуманная Ролзом для того, чтобы определить, какие исходные принципы выберут безупречно разумные люди, если предложить им спроектировать общество с самого начала. Для того чтобы гарантировать их разумность, Ролз размещает своих гипотетических субъектов за «занавесом незнания». Этот «занавес незнания» устраняет из их поля зрения качества, которые отличают их от других людей. Он лишает их информации о том, что конкретно дало им общество и чем конкретно одарили их природа и судьба. Для того чтобы на их выбор справедливых принципов общественного сотрудничества не повлияли факторы, не имеющие отношения к нравственности, они лишены знаний о своей семье и друзьях, росте, весе и поле, о социальном классе и политических мнениях, о национальной принадлежности и религиозных верованиях, о своем здоровье, богатстве или мудрости. Тем не менее они знают, что в обществе, которое они создадут, у них будут четыре свойства, общие со всеми остальными: желания, удовлетворение которых требует сотрудничества других; разум, позволяющий делать выбор между различными целями; чувство справедливости, а также способность формулировать идеи о смысле добра. Вот это и есть «первоначальная позиция».

По мнению Джона Ролза, люди, поставленные в такое положение, неизбежно сойдутся на двух основных принципах.

Во-первых, справедливое государство должно обеспечить своим гражданам максимальную свободу действий, и оно не должно ограничивать эту свободу во имя каких-то высших интересов.

Во-вторых, неравенство в таком государстве допустимо лишь при условии, что оно благотворно для самых обездоленных граждан, а позиции, связанные с таким неравенством, изначально открыты для каждого.

Публикация «Теории справедливости» в 1971 году произвела поистине революционный эффект, хотя революции в философии по умолчанию не производят такого шума, как революции, скажем, в моде или в рок-музыке. Что же такого неожиданного в двух принципах, выработанных воображаемыми участниками созванного Ролзом учредительного собрания?

Первый пункт согласия, о необходимости самой широкой индивидуальной свободы, не является принципиально новым. Понятие личной свободы подробно разработано в трудах классика теории либерализма англичанина Джона Стюарта Милля. Границы этой свободы в либеральном государстве Милль раздвигает предельно широко: человек имеет право на любые действия, не причиняющие непосредственного вреда другим. С точки зрения Милля, такие виды поведения, как проституция, или наркомания, или любые другие, наносящие возможный вред лишь тому, кто добровольно в них участвует, лежат за пределами сферы деятельности государства, в области частной жизни.

Но Ролза, скорее всего, занимает не проституция и наркомания, а судьба любого рода меньшинств в либеральном государстве, и именно поэтому он лишает участников своего учредительного собрания любых индивидуальных признаков, чтобы они не повлияли на их окончательное решение. Проблема личной свободы обретает всю полноту значения лишь в сочетании со вторым принципом Ролза, и именно этот принцип можно считать революционным. Ролз согласен допустить существование неравенства в государстве только в том случае, если оно полезно не для общества в целом, а лишь для самых незащищенных его членов. Если прибегнуть к языку притчи, комфортабельные отдыхи президента Путина в Завидове и его кавалькады с вертушками, сиренами и мотоциклистами по вымершим московским улицам оправданны и позволены лишь в том случае, если от них есть прямая польза московским бомжам. Должен сознаться, что эта польза для меня неочевидна.