Благословение небес - Джудит Макнот

— Боюсь, что Ян прав, моя дорогая, — признался Дункан, простодушно улыбаясь, — но я всегда играю честно, когда у меня есть партнеры. А мухлевать я себе позволяю только в том случае, когда играю с кем-нибудь воображаемым, например, с Наполеоном на острове Святой Елены.

— Ах, вот оно что! — сказала Элизабет, с улыбкой глядя на Яна, усаживающегося за стол со своей кружкой. — Такое и со мной бывает!

— Так вы играете в вист? Она кивнула.

— Эрон научил меня, когда мне было всего двенадцать лет, но до сих пор он каждый раз обыгрывает меня.

— Эрон? — улыбаясь, спросил викарий.

— Это наш кучер, — объяснила Элизабет, радуясь возможности поговорить о своей «семье» в Хэвенхёрсте. — Но в шахматы я играю лучше, этому меня научил Бентнер.

— А это кто же?

— Наш дворецкий.

— Понятно, — сказал викарий, но что-то заставило его продолжить: — А как насчет домино?

— О, тут специалист миссис Бодли, наша экономка. Мы довольно часто играли с ней, но она всегда выигрывала, потому что относится к игре очень серьезно и даже разработала свою систему. А у меня как-то не вызывают энтузиазма эти плоские прямоугольнички с точками. Шахматные фигуры, на мой взгляд, намного интереснее. Вот где действительно серьезная игра.

Ян наконец решил присоединиться к беседе. Выразительно посмотрев на дядю, он с явной иронией объяснил ему:

— На случай, если ты не догадался, Дункан, леди Камерон — очень богатая молодая женщина. — Этой фразой он охарактеризовал Элизабет как избалованную барышню, привыкшую к тому, что любое ее желание всегда с готовностью исполняет целая армия слуг.

Элизабет напряженно выпрямилась, неуверенная, намеренно он нанес ей оскорбление или же это вышло у него случайно, а викарий сурово посмотрел на Яна, видимо, тоже не одобряя если и не смысл фразы, то, во всяком случае, тон, которым она была сказана.

Ян невозмутимо встретил его взгляд, но в душе разозлился на себя за несдержанность. Вчера вечером он дал себе слово не испытывать к Элизабет никаких чувств, и это решение было окончательным. Из чего следовало, что ее моральный облик и образ жизни не должны иметь для него никакого значения. И тем не менее сейчас он нарочно обидел девушку, хотя она ничем этого не заслужила, если не считать того, что сидит тут, такая возмутительно хорошенькая в этом светло-желтом платье и с таким же желтым бантом в волосах. Ян был настолько недоволен собой, что даже упустил нить разговора.

— А в какие игры вы играли со своими братьями и сестрами? продолжал расспрашивать Дункан.

— У меня был только один брат, но и тот почти все время проводил вне дома. Он учился в Лондоне.

— Но, наверное, по соседству жили другие дети, — предположил викарий.

Элизабет сделала глоток чая и покачала головой.

— Вокруг жили арендаторы, которые снимали у нас коттеджи, но у них не было детей моего возраста. Видите ли, у нас в Хэвенхёрсте плохо с водой, а отец не хотел тратиться на ирригационные работы. Поэтому большинство наших арендаторов переехали на более плодородные земли.

— Тогда с кем же вы проводили время?

— В основном со слугами, — ответила Элизабет. — И мы очень дружили.

— А сейчас? — спросил он. — Чем вы занимаетесь там? Викарий так ловко разговорил ее, что девушка отвечала, не задумываясь и не заботясь о том, какие выводы он может сделать из ее слов.

— Да я почти все время занята — нужно следить за домом.

— Вы говорите так, словно получаете от этого большое удовольствие, — с улыбкой заметил Дункан.

— Это и в самом деле доставляет мне удовольствие. И знаете, что мне нравится больше всего? — доверительно спросила она.

— Понятия не имею.

— Больше всего я люблю торговаться, когда закупаю продукты и прочие необходимые вещи. Это ужасно забавно, и Бентнер говорит, что в этом деле я просто гений.

— Торговаться? — переспросил пораженный Дункан.

— Я рассматриваю это как проявление здравого смысла и как возможность помочь другим людям проявить здравый смысл, — непосредственно объяснила Элизабет, оседлав своего конька. — Ну, например, если бы деревенский пекарь испек только одну булочку, он потратил бы на это… ну, скажем, час. Причем половина этого времени ушла бы на доставание всех необходимых ингредиентов, отмеривание исходных продуктов в нужных пропорциях и раскладывание всего снова по местам.

Внимательно слушавший викарий согласно кивнул, и Элизабет продолжила:

— Однако если бы он собрался испечь двенадцать булочек, ему не понадобилось бы на это времени в двенадцать раз больше, ведь так? — поскольку доставать все необходимое ему пришлось бы только один раз.

— Да, это не заняло бы столько времени.

— О чем я и говорю! — радостно сказала Элизабет. — Так почему же я должна за двенадцать булок платить в двенадцать раз больше, если он не потратил на них в двенадцать раз больше времени? Из этого следует, что если один человек производит какие-либо предметы в большом количестве, а другой человек закупает их в большом количестве, то за каждый предмет отдельно он платит меньше, чем если бы покупал этот предмет в единственном экземпляре. Во всяком случае, так должно быть, если продавец обладает здравым смыслом, — закончила она.

— Занятная теория. Честно говоря, я никогда-не думал об этом с такой точки зрения, — признался викарий.

— Наш деревенский пекарь, к сожалению, тоже, — засмеялась Элизабет. — Но, думаю, скоро он к этому придет. По крайней мере он уже перестал при моем появлении прятать мешки с мукой. Запоздало испугавшись, что такой проницательный человек, как викарий, может догадаться о ее затруднительных обстоятельствах, она быстро добавила: — И дело не в цене, абсолютно. Здесь дело принципа, понимаете?

— Конечно, — мягко ответил Дункан. — Наверное, вы очень любите свой дом. Вы каждый раз улыбаетесь, когда говорите о нем.

— Да, люблю, — Элизабет не смогла удержаться, чтобы снова не улыбнуться им обоим — и викарию, и Яну. — Это чудесное место, и куда бы вы ни взглянули — везде красота. Там очень красивая холмистая местность, а у нас еще парк и довольно интересный сад.

Ян взял свою чашку с блюдцем и встал из-за стола.

— Насколько я понимаю, у вас большой дом? — осведомился викарий.

— В нем сорок одна комната, — начала она, но Ян перебил ее.

— Готов спорить, что все они убраны персидскими коврами и драгоценными камнями величиной с вашу ладонь, — сказал он, ставя свою чашку в таз для грязной посуды. Затем отвернулся к окну, сердито глядя на свое отражение в темном стекле.

— Конечно, — ответила Элизабет с наигранной веселостью, упрямо глядя в застывшую спину Яна. — На стенах висят картины Рубенса и Гейнсборо, а дымоходы проектировал Адаме. Ковры в самом деле были персидские. — «Когда-то это было правдой, — сказала она кольнувшей ее совести. — Пока мне не пришлось все распродать, чтобы расплатиться с кредиторами».