Остров Разочарования (Рисунки И. Малюкова) - Лазарь Лагин

Что же в таком случае довело население острова Разочарования до знаменитой Трехдневной войны тысяча девятьсот сорок четвертого года?

Одним из формальных поводов (впоследствии будет рассказано и об остальных двух) послужило тщательно, при посредстве самых совершенных приемов, проведенное магическое следствие над телом Яго Фрумэна, выброшенным волной на берег на другой день после его прискорбной гибели. Следствие безоговорочно показало, что причиной смерти упомянутого Яго Фрумэна является наведенное на него колдовство.

Что до действительной причины Трехдневной войны, то она станет ясна читателю, когда он внимательно изучит события последних двадцати четырех часов, предшествовавших ее началу…

В тот момент, когда бездыханное и мокрое тело первого цивилизованного дипломата и государственного деятеля острова Разочарования мягко шлепнулось о раскаленную прибрежную гальку, в деревне Новый Вифлеем находились четверо из пяти белых джентльменов, спасшихся при гибели британского королевского военного транспорта «Айрон буль». Мы имеем в виду Егорычева, Фламмери, Цератода и Мообса. Смит остался наверху, в пещере, караулить. пленных и поразмышлять на досуге.

Немудрено, что эти необычные гости сразу стали предметом самого пристального внимания и из ряда вон выходящего гостеприимства, которого они со всех точек зрения заслуживали — и как люда со столь удивительной окраской кожи и как люди, вооруженные сверхудивительными и сверхстрашными скорострельными мушкетами.

Словом, они представляли собою настолько разносторонний, хотя и жутковатый интерес, что все жители Нового Вифлеема и наиболее любопытные, а следовательно, и бесстрашные жители Доброй Надежды окружили тесным кольцом новых обитателей Священной пещеры. Они следовали за белыми по пятам, учтиво улыбались каждый раз, когда взгляд гостя останавливался на их лице, и шепотом обменивались между собой замечаниями, когда этот сулящий неведомые опасности взгляд благополучно уходил в сторону.

Уже дымились и весело, потрескивали одиннадцать больших костров; уже были зарезаны, освежеваны и разделаны длинными и очень острыми ножами из бамбуковых пластин четыре крупных и упитанных козленка; уже закипала вода в одиннадцати огромных горшках из плетеных прутьев, густо обмазанных глиной.

Мальчишки, которые во всех странах мира полны одинаковых страстей, с обезьяньей ловкостью и быстротой карабкались на высокие пальмы, стараясь поскорее сошвырнуть вниз побольше кокосовых орехов, чтобы затем на рысях присоединиться к почетному конвою, неотступно следовавшему по пятам диковинных чужеземцев.

Несколько дюжих парней с озабоченными, блестевшими от обильного пота темно-коричневыми лицами трудолюбиво таскали из ближайшего ручья воду в больших желтых, крепких, как железо, бамбуках. Другие волокли из лесу стволы поваленных бурей деревьев. Стволы были, конечно, слишком длинными для костров. Их клали под котлы только одним концом и передвигали в огонь постепенно, по мере того, как часть ствола успевала сгореть. Так по мере сгорания передвигаются угли в вольтовой дуге. Это было не такое уж хлопотное дело, особенно если учесть, что рубить стволы на части каменными топорами было куда более трудоемким занятием.

Девочки со счастливыми лицами полезных участников торжества бегали к пальмам и возвращались оттуда с зелеными кокосовыми орехами. В сторонке, на большом пне, на котором только что разделывали туши козлят, ухмыляющийся в предчувствии хорошего угощения островитянин ловко, с одного удара, отрубал острым и тонким каменным топором верхушки орехов, уже освобожденных от внешней зеленой оболочки. Кокосовое молоко сливалось в большой горшок, кокос поступал в руки женщин, сидевших на корточках у разложенных на траве опрятных и нарядных циновок. Женщины выскребали с внутренних стенок орехов и раскладывали равными порциями на банановые листья нежную мякоть, вкусом напоминающую грецкий орех и чуточку — сырой картофель. Гроздья спелых бананов лежали несколько поодаль. Пиршество готовилось на славу.

А пока что гости осматривали Новый Вифлеем. Он состоял из нескольких десятков хижин, ничем, кроме одной, значительно больше всех остальных, не отличавшихся от недавно сгоревших хижин. Они обрамляли собою просторную и опрятную площадь. Таким образом, экскурсия по Новому Вифлеему превращалась в неутомительную прогулку по внутренней стороне довольно правильного прямоугольника. Деревня не была защищена от внешнего мира никаким забором, да, собственно, в нем и не нуждалась. Со всех четырех сторон ее охватывала непроходимая чаща, которую только в двух местах прорезывали узенькие тропинки: одна в- направлении к берегу, другая — в сторону Священной лужайки.

Ни архитектура, ни убранство хижин нисколько не заинтересовали ни Фламмери, ни Цератода, ни Мообса. Отлично отполированные каменные топоры на коленчатых рукоятях, каменные мотыги, заключавшие в себе бездну человеческого труда и терпения, костяные иглы, сверла из разнокалиберных, заостренных о камень раковин, ножи и бритвы из тонких бамбуковых пластин, костяные серпы с острорежущими кремневыми вкладышами, каменные зернотерки, барабаны из выдолбленных колод, украшенные тончайшей резьбой, кремневые пилки, сверла, долота, скребки кремневые и скребки из раковин, сосуды из кокосовой скорлупы и сосуды из бамбука, рыболовные снасти, изготовленные из кокосовых волокон, луки, стрелы, колчаны, деревянные щиты, обитые кожей, кожаные щиты, отороченные козьим мехом и увешанные амулетами, — все это вызывало у них лишь презрительные улыбки.

Гамлет Браун буквально разрывался на части. Он то исчезал, чтобы отдать необходимые распоряжения, то что-то озабоченно шептал на ухо своим односельчанам, то вытирал носы ребятишкам, то разгонял коз, бесцеремонно увязавшихся за торжественным кортежем, то представлял гостям встречных туземцев, то просто молча, со счастливой широкой улыбкой на лице сопровождал гостей, готовый без промедления ответить на любой возникший у них вопрос, выполнить любое их пожелание, — словом, сделать их посещение Нового Вифлеема наиболее приятным и удобным.

Тут же неподалеку, но поближе к Фламмери и Мообсу, вертелся Гильденстерн Блэк, искательно ухмылявшийся каждый раз, когда кто-либо из его благодетелей случайно останавливал на нем свой скучающий взгляд,

— Его зовут Билли, — говорил Гамлет, подводя за руку смущенно упиравшегося односельчанина. — Да иди же, Билли, не бойся. Эти джентльмены не чета тем, в черных одеждах. Эти джентльмены ничуть не хуже нас с тобой. А если у них не черная, а белая кожа, то смешно в этом их винить. Кто знает, может быть, в тех местах, откуда они прибыли, наоборот, черная кожа такая же редкость, как у нас белая. А вот это Малькольм. Иди сюда, Малькольм, не стесняйся…