Остров Разочарования (Рисунки И. Малюкова) - Лазарь Лагин

Егорычев с нескрываемым любопытством посмотрел прямо в глаза Фламмери. Фламмери выдержал этот взгляд с голубиной кротостью.

«Неужели он считает меня таким младенцем? — подумал Егорычев. — Черт знает, какое нелепое положение! Дать ему по физиономии? Глупо! С этого торгаша все как с гуся вода. Он недостоин того, чтобы честный советский человек на него обижался… Спокойней, Костя! Послушай, что будет он говорить тебе, и пусть он выговорится до конца… Интересно, как он будет меня соблазнять… Вот уж никогда не думал, что мне будут делать такое предложение и что я не изобью вербовщика!»

— С тех пор как погиб «Айрон буль», — продолжал ворковать Фламмери. — вы для вашей страны — ничто, одна из многих миллионов безыменных жертв этой ужасной войны. Вас уже забыли, вычеркнули из списков и памяти. Никто не будет разыскивать вас: ведь вы на дне Океана! Россия отсюда так далеко, что ваша связь с нею превращается в фикцию, в ничто, в пыль, в предрассудок. Вы скажете — отец? Но он же солдат. Сто раз на дню он рискует своей жизнью, а ведь конца войны еще не видно. Вы скажете — жена? Но вы сами рассказывали, что прожили с нею под одной крышей, в общей сложности меньше месяца. Детей у вас нет. Вам ничего не будет стоить разлюбить свою жену. Особенно, когда вы увидите первую дюжину наших американских красоток. Подумайте, сколько человек вас будут вспоминать на второй, ну, скажем, на третий день после того, как придет извещение о вашей мнимой гибели? Разве только начальник вашей партячейки, когда будет предлагать на ваше место другую кандидатуру на должность флагманского штурмана (я не ошибаюсь, так, кажется, называется ваша должность?) этого… э-э-э… этой дивизии охотничьих катеров… Между тем и здесь на острове, и в самих Штатах в вас, в вашем уме, умении, мужестве и преданности демократии заинтересованы американцы, нация будущего, нация могущественная, богатая, стоящая на вершинах культуры и разума, нация, умеющая щедро оплачивать усилия тех, кто честно помогает ей в выполнении ее высоконравственных задач; Двадцатый век — это американский век, мой дорогой Егорычев, и человечество должно примириться с этим, как с совершившимся и неопровержимым фактом. Истинно преуспевать будут только те, кто будет шагать под командой великой американской демократии. И я призываю вас, мой молодой друг, с честью погибнув во славу России, возродиться сейчас для новой славной и доходной деятельности на благо всего человечества и культуры.

— А если говорить без декламации, по-деловому? — спросил Егорычев, странно улыбаясь.

— Что ж, по-деловому так по-деловому, — с облегчением согласился Фламмери. — Вы, кажется, проживаете в Севастополе?

— В Севастополе, — ответил Егорычев и невольно вздохнул.

— У вас там хорошая квартира? Сколько в ней комнат?

— Хорошая, Одна большая комната. Двадцать три с половиной квадратных метра.

— Вы будете иметь квартиру в восемь комнат, площадью в сто, сто двадцать, сколько хотите метров. Ванна для вас, ванна для вашей жены, ванна для вашей прислуги. Сколько вы получаете в месяц?

Егорычев назвал цифру.

— Вы сможете получать такую же и большую сумму в долларах, вы понимаете, в долларах, в единственной в мире настоящейвалюте! Не сразу, конечно, но я вам гарантирую, что вы этого достигнете в несколько лет. Я уже не говорю о литературных доходах. При некотором желании и трудолюбии вы сможете стать автором, по крайней мере, одной сенсационной книги о России. Вы понимаете, о чем я говорю? Это сотни тысяч долларов и фотографии во всех газетах и журналах мира. Конечно, за исключением русских..

— Я понимаю, о чем вы говорите, — подтвердил Егорычев. — Я никогда не мог подумать, что мне сделают такое предложение, но я понимаю, о чем вы говорите… Конечно, во всех газетах и журналах, кроме советских.

— Вы когда-нибудь командовали кораблем, мой дорогой Егорычев?

— Два дня катером-охотником, когда убило командира.

— Что вы скажете о новеньком, сверхсовременном эсминце, да что там эсминце. — крейсере! Вы будете командовать быстроходнейшим американским крейсером, черт возьми! На вашем лице сомнение? Вы не уверены в силе моей рекомендации? Посмотрите, как вокруг меня увивается этот идиот. Я имею в виду Мообса. Он глуп как пробка, но он понимает, что такое бизнес. Не беспокойтесь, он знает, вокруг кого увиваться!

— Я не беспокоюсь, — сказал Егорычев. — Конечно, он знает, вокруг кого увиваться.

— Само собой разумеется, я чрезвычайно далек от того, чтобы ставить вас на одну доску с Мообсом. Я просто хотел, чтобы вы убедились, что я достаточно влиятелен. Я имею честь и удовольствие предложить вам, сэр, стать американским морским офицером. Америка нуждается в людях, которые любят и знают Россию, любят и знают эту страну и ее военно-морской флот. Мы, американцы, тоже очень любим Россию, но мы ее сравнительно мало знаем. В качестве американского морского офицера вы сможете принести вашей несчастной и разоренной родине столько пользы, сколько не принесут и десять флагманских штурманов десяти русских охотничьих дивизий. Наши деловые круги будут считаться с вашим мнением, когда будут решаться вопросы помощи России, помощи, без которой ей никогда не подняться, сэр, из руин даже до уровня конца прошлого столетия. Это не только мое мнение. Это мнение лучших знатоков России и ее хозяйства и нравов. Я знаю, вы хотите мне возразить. Вы хотите, конечно, сказать, что вы сами восстановите страну из хаоса разрушения? Может быть, вы скажете, что в десять — пятнадцать, пусть даже двадцать пять лет из ничего возродите ваши сожженные города, миллионы крестьянских домов, разбомбленные заводы, затопленные шахты, вырезанные стада, вытоптанные поля? Мне кто-то рассказывал, он сам присутствовал при' том, как на одном банкете в Вашингтоне один ваш офицер совершенно серьезно уверял, что Россия не только может вообще через несколько лет восстановиться, но и восстановиться собственными силами. Больше того, этот лишенный юмора джентльмен обещал через два-три десятилетия после победы над Гитлером построить коммунизм! Я знаю, вы считаете, что ваш долг возразить мне в духе ваших коммунистических доктрин…

— Вы ошибаетесь, капитан Фламмери, — сказал Егорычев. — Я не считаю, что мой долг возразить вам в духе коммунистических доктрин.

Фламмери подозрительно посмотрел на Егорычева. Лицо Егорычева не выражало ничего, кроме холодного интереса. При сильном желании можно было предположить, что капитан-лейтенант Егорычев взвешивал предложение, которое ему сделал капитан Фламмери. Капитан Фламмери, разумеется, сильно желал этого.