Жажда/water (СИ) - kissherdraco

― Ты из-за этого?.. ― нет, наверняка было что-то еще. ― Все это сделал?.. ― выдохнула она. ― Потому что тебе жаль?

Он поднес руки к лицу. Повернул к себе, потом от себя. Кажется, дольше смотрел на ту сторону, где было больше крови. Потом кивнул:

― Если бы ты знала, что я…

Она попыталась сообразить, что он имеет в виду ― сквозь звон в голове, который был уже тише, но все же. Не проходило ни дня, чтобы она не пыталась понять. Снова и снова. Все эти дикости, что он говорил. И вот опять. Бесполезно. У нее не было ни единой зацепки. Глухая стена.

― Что ты?.. ― задумчиво повторила она.

― Что я сделал.

― Малфой…

― Я должен быть наказан.

Гермиона нахмурилась. «Наказание? Что за чушь?»

― Я не… ― она качнулась вперед, встав на колени, наклонилась к нему и прошептала: ― Не всегда все так просто, Малфой, ― не зная, что еще сказать. Как всегда. Даже не зная, понял ли он хоть что-то.

― Он бы меня убил.

Она помотала головой:

― Кто?

Драко молчал. Просто смотрел на свои окровавленные костяшки пальцев.

― Кто «он», Малфой? ― снова спросила она.

― Мой отец.

По спине пробежала дрожь. И вдруг вспомнились его слова, сказанные когда-то. Про то, что он знает исцеляющие заклинания. И почему он их знает.

«Меня научила мать. Она лечила меня, иногда. Знаешь? После такого».

― Малфой… ― начала она, взглянула на его руки, потом снова в лицо. ― То, что он с вами делал… ― и опять помотала головой. Драко все время кого-то бил, казался злобным ублюдком, необратимо испорченным. Но Гермиона не могла даже представить себе, каково это было ― жить с таким отцом, как Люциус. Даже для него. ― …было ужасно. Ты не… такого никто не заслуживает. Особенно от тех, кого любят.

Ему на глаза навернулись новые слезы, он прохрипел:

― Ужасно?

― Да. Это было ужасно.

― Тогда… Я ужасен.

Она помотала головой, но не смогла придумать ответ.

― Знаешь, я ее встретил.

― Кого?

― Паркинсон.

У Гермионы екнуло сердце.

― Ох.

― Я был зол.

Она молчала.

― Я был так зол.

― Это уже неважно, Малфой, ― выдохнула Гермиона, глядя в пол. ― Это в прошлом.

― Но ты не понимаешь, ― теперь Драко мотал головой.

― Знаю, что не понимаю. Но это уже в прошлом.

Она не хотела об этом думать. Не хотела вспоминать о боли, ноющих ранах и крови, которая едва начала замедлять свой бешеный бег.

Он все мотал головой и, казалось, дрожал сильнее. Если вообще начинал успокаиваться.

― Нет, не в прошлом, ― Гермиона опять услышала тихие всхлипы в безжизненном голосе. ― Оно никогда не кончится.

― Малфой, не плачь, пожалуйста, ― выдохнула она. «Мерлин, пожалуйста, держись. Мне тебя не удержать. Да и себя вряд ли. И неважно, зачем мне это надо». ― Я не знаю, что случилось. Но тебе надо поспать. Я тут все уберу.

― Это никогда не кончится, ― прошептал он, уперев локти в колени, запустив руки в волосы и уронив голову. И опять начал чуть-чуть раскачиваться.

«О нет».

― Малфой, посмотри на меня, ― бесполезно. ― Я не… просто… пожалуйста. Перестань.

― Я наделал столько ошибок, ― бормотал он кому-то. Ей? Или все-таки себе? ― Он ненавидел меня за них. Я себя тоже за них ненавижу.

― Малфой…

― Ненавижу всех, кто меня окружает, ― он взъерошил пальцами волосы и с силой пригладил назад. ― Это место. Все это сраное место. Хочу уйти. Должен уйти.

Она знала, что он говорил не только про Хогвартс. Не только о школе. Просто по звуку голоса.

Драко трясло. Может, от холода? Или от злости. Казалось, он медленно, тихо сходит с ума. Снова всхлипнул. Открыл рот… хочет что-то сказать? Еще что-нибудь выплеснуть из того, что внутри? Но тут же закрыл, потому что не смог проглотить слезы. Они опять потекли.

― Нет… ― Гермиона пыталась не плакать. ― Не надо, пожалуйста. ― Но не могла. Не получалось смотреть на него, чтобы все не сжималось внутри.

Он покачал головой, прошептал:

― Прости…. ― и закрыл глаза, крепко зажмурил.

― Малфой, ― протолкнула она сквозь сведенное горло.

Потому что тоже это чувствовала. Тут, между ними. Эту усталость. И боль. Вечную, неизбывную боль. Она шла от него волнами, густыми, едкими, горькими, и эти волны накрыли ее с головой. Гермиона знала, что в нем есть тьма. Тьма внутри, и еще эта мука, но все равно не могла без него. И боялась. Краткий, жгучий, пронзительный миг боялась, что он может просто сдаться. Полностью сдаться.

Она не понимала, что делает. Потому что слезы уже текли, как она ни пыталась сдержаться. Наверное, он почувствовал ее дыхание. Потому что поднял голову. «Пожалуйста, не сдавайся». Гермиона закрыла глаза. «Кажется, ты мне нужен». И провела губами по его губам, легко, чуть касаясь. Он перестал дышать, застыл под ее отчаянным теплом. И она отстранилась ― оставшись рядом, очень близко, и разрешила себе заплакать. Всего лишь заплакать. А прикосновение дрожащей ладони Драко к щеке принесло только больше слез. Еще больше, когда она подняла руку и осторожно дотронулась до его лица, провела пальцами по темнеющему синяку на подбородке. Он прислонился лбом к ее лбу.

― Прости…

Опять извинения. С самого дна души. Она их не хотела. Не хотела никаких извинений. Гермиона опять прижалась губами к его губам, и они раскрылись, язык скользнул ей в рот, прошелся по нижней губе. Это чувство. Теперь она вспомнила, почему так нуждалась в нем. Почему так мечтала ощутить его ― вот так: завораживающую влажность рта на губах, на языке. И если бы она уже не плакала, этот поцелуй довел бы ее до слез. Затуманил глаза. Она чувствовала, как его душа перетекает в нее, как губы вздрагивают от беззвучных рыданий.

Гермиона не остановила его. Не возразила, когда он медленно уложил ее на пол, привстал и склонился над ней, ни на секунду не отрываясь от ее губ. Она знала, что если вытянет ноги ― порежется о стекло, и опять будет кровь. Неважно. Плевать, потому что Драко был здесь, прижимаясь всем телом к саднящему телу; язык двигался глубже у нее во рту, резче по краю губ. Они закрыли глаза. И лежали, целуясь сквозь жаркие слезы.

Было больно, когда он провел рукой вдоль ее тела и задел ребра. Гермиона вздрогнула, Драко почувствовал ее дрожь губами и отстранился, чтобы опять попросить прощения, но она обхватила его за шею и притянула к себе. Было больно. Слишком больно от всего этого. Но она не хотела останавливаться. Ей это было нужно.

Им обоим нужно.

Он попытался прошептать ее имя. Что-то вроде вопроса. Предупреждение. Но Гермиона не обратила внимания. Опять провела языком по его губам, кажется, ощутила этот вкус, легкую горечь рвоты… но почему-то ей было все равно, она даже почти не заметила. Малфой протянул руку, подхватил ее под согнутое колено и повел вверх по бедру, медленно, чуть касаясь. Кожу жгло, но Гермиона даже не шелохнулась. Потому что от того, как двигались его пальцы, ― перехватывало дыхание. И когда она задрожала, то не от боли, а от этого: его рука между ног. Пальцы скользят по коже под рваным шелком платья.

Невыразимо нужно.

Он оторвался от ее рта, коснулся губами щеки, влажными дорожками, осторожными укусами спустился ниже, зализал крошечный порез под подбородком, вызвав новую дрожь. Гермиона просунула руку между их телами, забралась ему под рубашку и провела ногтями по коже; отвела колено, вжимаясь бедром ему между ног, и услышала резкий вздох. Почувствовала выпуклость сквозь грубую ткань брюк. И впервые в жизни бесстыдно захотела большего.