Сильнодействующее средство - Эрик Сигал

Эту публичную персону часто приглашали выступать на профессиональных конференциях и симпозиумах, и коллеги с нетерпением слушали его доклады о новейших открытиях в столь захватывающей области исследований.

Но эти появления на публике Сэнди не радовали. Отчасти причина крылась в том, что он чувствовал — и не без оснований, — что за его спиной все только и перешептываются о злополучном «массачусетском скандале», который он тщетно силился предать забвению.

На подобных мероприятиях всегда было множество женщин. Но Сэнди умудрялся выстоять перед любыми искушениями, которые, как нарочно, шли по нарастающей по мере его отказов. Ведь он был звездой первой величины. И по многим причинам женщины, начинающие научную карьеру, стремились познакомиться с ним поближе. Однако у Сэнди в душе была такая ледяная пустыня, что он перестал ощущать даже собственное одиночество.

Однажды он в отчаянии заставил себя завязать интрижку — надеясь, что к нему вернется интерес к романтическим отношениям.

Он провел выходные с обаятельной блондинкой из предместья Санта-Барбары.

Но дальше одного свидания дело не пошло. Сэнди испугался, что она может слишком близко подобраться к его душевным ранам.

Тем не менее в выходные отшельник превращался в охотника. Все свободное время Сэнди посвящал погоне за чужими открытиями. Не в плане их присвоения, а чтобы помочь нуждающимся в помощи.

Технократическая атмосфера северной Калифорнии, в особенности Силиконовой долины, породила своеобразный вид научной деятельности: множество молодых гениев с воодушевлением трудились в родительских гаражах, совершая новые чудеса на ниве биотехнологии.

Сэнди прислушивался к разговорам студентов и потом выслеживал новых гениев. Эти юные творцы проявляли самонадеянность, граничащую с безрассудством. Их ничто не останавливало, ничто не пугало, даже самые дерзновенные загадки. Больше того, это был бескорыстный энтузиазм, когда исследователя больше интересует сам процесс достижения конца радуги, нежели спрятанный рядом с ним горшок с золотыми монетами.

Родоначальниками этого типа ученых были уникумы наподобие легендарного доктора Херба Бойера, открывшего новую страницу истории со своей скромной компанией под названием «Генентех».

По крайней мере, скромной она была поначалу.

Как-то раз, это было в 1978 году, Бойер с коллегами, как всегда, трудились в небольшой лаборатории в доках Сан-Франциско. Их заслуга состояла в открытии технологии производства рекомбинантного «человеческого» инсулина — жизненно необходимого для углеводного обмена крови и особенно нужного диабетикам, чей организм не может выработать это вещество самостоятельно. Об этом так долго мечтали, что открытие даже никого не удивило. Хотя было весьма впечатляющим. Технология пошла нарасхват.

Двумя годами позже акции «Генентех» уже котировались на фондовом рынке. В первый же день торгов они взметнулись до восьмидесяти двух миллионов долларов. Чем не пример для подражания? Недостатка в подражателях не ощущалось. В человеческом организме не менее ста тысяч разных генов. Перед юными Колумбами открывались бесчисленные новые миры.

Сэнди был в восторге. Переходя от одного сарая к другому, он чувствовал себя целиком в своей стихии и восхищался научным потенциалом, кроющимся в молодом поколении. Порой он часами общался с восторженными подростками, заставляя их снова и снова хвастать своими достижениями, просматривая их записи и давая советы.

Ребята, в свою очередь, были польщены вниманием к своим занятиям со стороны столь именитого ученого. Иногда в барыше оказывался и Сэнди.

С одной стороны, он искал нового Херба Бойера. Если же взглянуть поглубже, то в каком-то смысле он искал себя. Ибо его интеллект был столь ненасытен, что любознательностью и жаждой нового он мало уступал этой ребятне.

К концу восьмидесятых оклад Сэнди в университете выражался в шестизначной цифре, плюс отчисления за многочисленные патенты. Поэтому выложить несколько тысяч долларов за половину акций компании, созданной для претворения научных дерзаний какого-нибудь неоперившегося птенца, было бы крайне удачной сделкой для обеих сторон.

Но в общении с доморощенной научной молодежью Сэнди проявлял большую осторожность. Он не хотел, чтобы новое поколение повторяло грехи прошлого.

И, несмотря ни на что, в глубине своей все еще чистой души он верил в профессиональную честность. Он мог бы легко потребовать свою долю почестей, но не имел никакого желания узурпировать чужую славу и множить свою за счет других. Ни за что на свете Сэнди не стал бы обижать человека так, как когда-то обидели его. Отчасти этим и объяснялось его глубокое чувство к талантливой молодежи — чувство заботливого отца.

Будучи с головой загруженным многочисленными собственными проектами, Сэнди пристально следил за успехами группы, которую называл не иначе как «мои ребятки». Они входили в узкий круг привилегированных лиц, имевших номер его домашнего телефона.

По сути, это была единственная сфера жизни профессора Рейвена, к которой было уместно применить определение «душевная привязанность».

Сэнди всегда особенно ревностно относился к работе крошечной фирмы под названием «Необиотика». Это было детище двух молодых ребят, девятнадцатилетнего Фрэнсиса и его «старшего» партнера Джеймса, двадцати одного года от роду. Парни изобрели такой простой и быстрый метод анализа на СПИД, что его можно было меньше чем за пять минут провести в кабинете у любого врача, без ведома посторонних, и получить абсолютно достоверный результат.

Когда выяснилось, что они первыми получат одобрение своего метода от контролирующих органов, Сэнди поручил ребят опытному адвокату, который договорился о первом выпуске акций их компании. Акции были выброшены на рынок по пять долларов за штуку. К тому моменту, как пришло разрешение ФДА, их цена возросла десятикратно.

Юные партнеры направили Сэнди по факсу восторженное послание. В нем было всего два слова: «Миллион благодарностей!» Где-то через час обычно робкий Фрэнсис, осмелев после первого в жизни бокала шампанского, позвонил, желая исправить ошибку.

— Наверное, надо было написать «миллиард»?

Сэнди, давно привычный к чекам с семизначными суммами, только улыбнулся и философически заметил:

— Это всего лишь деньги.

— Да, — восторженно согласился паренек. — Но ведь приятно, правда же?

— Пожалуй, — любезно поддакнул профессор. Он давно перестал понимать, почему материальные блага занимают столь незначительное место в его жизни.

И все равно он был искренне рад. За ребят.

— Ну, парень, у тебя просто нюх на молодые таланты, — заливался соловьем Рейвен-старший. — Успех к тебе так и липнет. Надо на выходные взять тебя с собой в Вегас.

— Не суетись, пап. Красотки по метр восемьдесят не в моем вкусе.

— Откуда ты знаешь? И вообще, я вовсе не это имел в виду, — возмутился Сидни. — Хватит тебе дома сидеть, Сэнди, с твоими-то деньгами… Не пора ли себя побаловать?

Чтобы ублажить отца, Сэнди всеми силами делал вид, что новообретенное богатство доставляет ему удовольствие. Он по собственной инициативе увеличил размер пересылаемых Джуди алиментов на ребенка и открыл для дочери впечатляющий трастовый фонд — о чем не стал говорить отцу.

А когда Оливия приезжала к нему на лето, он покупал ей билеты только в первом классе.

Но как же сам Сэнди?

По инерции он продолжал жить в той же квартире, в которую въехал, когда только перебрался в Калифорнию. Теперь ему явно требовалось больше места — хотя бы для того, чтобы было где разместить свои многочисленные призы и дипломы.

И он отправился в ближайшее агентство по недвижимости, ведавшее элитным жильем. Едва потенциальный клиент появился в дверях, как менеджер конторы, элегантная брюнетка лет тридцати пяти, моментально возбудилась и часто задышала.

Элейн — именно так она сразу же потребовала себя называть — не могла поверить в свое счастье — Сэнди казался самым что ни на есть реальным кандидатом в мужья — развод оформлен, ни от кого не зависит, дружелюбный и любезный. К тому же профессор. Однако все попытки Элейн «захомутать» завидного жениха не увенчались успехом. Сэнди оказался глух и к ее чарам.

Зато она подобрала для Сэнди настоящую жемчужину — поместье на семнадцати акрах земли в южном предместье Санта-Барбары, с роскошным, даже чересчур, домом в испанском стиле из двадцати четырех комнат. Придется, конечно, ездить на работу, но это неудобство с лихвой компенсировалось уединением.

Поместье понравилось Сэнди отчасти благодаря своей довольно древней истории: еще при испанцах здесь был монастырь. В любом случае перестройка требовалась большая (что объясняло и на удивление приемлемую цену — всего два с половиной миллиона), но Сэнди сразу влюбился в эту Землю. Отец тоже советовал купить — Рейвен-старший надеялся, что при таком количестве комнат жизнь сына поневоле станет более насыщенной.