Не делись со мной секретами - Джой Филдинг

Ребенок уставился на нее, как будто видел перед собой пришельца из космоса, глазки косили и сближались, когда малышка пыталась разглядеть нос Джесс.

– Они действительно прелесть, правда? – гордо произнес Барри, наливая Джесс бокал белого вина и протягивая ей. – Давай-ка я возьму Кло, – сказал он, обменивая бокал вина на ребенка.

– Мне всегда хотелось родить близнецов, – мечтательно произнесла Шерри Хасек. – Девочек. Вместо этого у меня появились три мальчика, по отдельности.

– Подруги мне рассказывали, что мальчики доставляют в детстве больше беспокойства, – сказала Морин, садясь и держа ребенка на руках, причем сынишка прильнул к ее коленям, – но девочки становятся хуже, когда подрастают.

– Что вы на это скажете, Арт? – спросил Барри. – Какими были ваши девочки?

Арт Костэр рассмеялся.

– Мои девочки всегда были превосходными, – любезно отозвался он о них, а Джесс попыталась не вспоминать заплаканное лицо матери.

– Мне не нужно этого, Джесс. Мне не нужно этого от тебя!

– Думаю, и мы были далеки от совершенства, – возразила Джесс, быстро поднося бокал ко рту. – За здоровье всех. – Она сделала большой глоток, потом еще один.

– Здоровья и богатства! – предложил в качестве тоста Барри.

Джесс попыталась сконцентрировать свое внимание на овальном лице Шерри Хасек. У нее были черные, широко расставленные глаза, но все остальное было удивительно скомкано, как будто для всего остального на лице не хватало места. Когда она оживлялась, то казалось, что ее рот начинает двигаться по всему лицу. Разговаривая, она пускала в ход руки, использовала свои длинные пальцы с накрашенными ноготками для того, чтобы подчеркнуть смысл своих слов, создавая впечатление женщины с живым, хотя и несколько беспорядочным умом.

Совсем непохожа на мою мать, думала Джесс, вспоминая широкое лицо своей матери, ее зеленовато-голубые глаза, нежную кожу, пропорциональный относительно рта нос, высокие выступающие скулы. Ее лицо рождало иллюзию покоя, вселяло в окружающих чувство безопасности и надежности. Было что-то настолько успокаивающее в тонкой уравновешенности ее черт, что создавалось впечатление, что излучаемая ею безмятежность отражала ее глубокий внутренний покой.

Ее мать всегда была такой, поняла теперь Джесс, такой внутренне удовлетворенной, что ей не стоило труда создавать уютную атмосферу для всех окружающих. Она редко выходила из себя, почти никогда не повышала голос. И все же всегда было ясно, как она относится к тому или другому. Она не отличалась застенчивостью, у нее не хватало терпения предаваться сомнениям и строить разные догадки. Она говорила, что думала, и ждала, что ей будут отвечать тем же. Ко всем она относилась с уважением, думала теперь Джесс, вспоминая заплаканное лицо матери, даже если некоторые из окружавших ее и не заслуживали такого уважения.

– Джесс, спустись на грешную землю, – услышала она слова Барри. – Очнись от своих мечтаний.

Джесс почувствовала, как бокал с вином заскользил у нее между пальцев, и крепко сжала его, чтобы он не упал на пол. Хрупкое стекло треснуло, пальцы раздавили бокал, ладонь стала клейкой и влажной. Она видела, как ее кровь, смешиваясь с белым вином, образует нежно-розовый цвет, до ушей вдруг донеслись возгласы ужаса и тревоги, которыми наполнилась комната.

– Мама! – закричал Тайлер.

– О Господи, Джесс, твоя рука!

– Черт, как ты умудрилась? – Барри торопливо подсунул салфетку под ее руку, чтобы кровь не закапала на ковер.

Одна девочка заплакала.

– Ничего страшного, – услышала Джесс свой собственный голос, хотя, по правде говоря, толком не понимала, что же произошло, и поэтому не могла решить определенно, в порядке ли она или нет.

– Ну и хватка у тебя! – сказал отец, мягко раскрывая зажатую ладонь дочери, чтобы посмотреть, как она себя поранила, осторожно вынул два небольших стеклянных треугольника из ее ладони, мягко отер кровь своим полотняным носовым платком.

– Когтистая «лапа орла», – выпалила Джесс.

– Что такое? – спросил Барри, осторожно вытирая ковер салфеткой, смоченной содовой водой.

– Я занимаюсь на курсах самозащиты, – пробормотала Джесс, не отдавая себе ясного отчета, действительно ли она ведет этот разговор.

– И там вас учат, как защищаться от бокала белого вина? – спросил Барри.

– Я принесу антисептическую мазь, – сказала Морин, ловко укладывая близнецов в детские колясочки, стоявшие у двери. Близнецы, довольные, завертелись, Морин вышла из комнаты, а Тайлер, продолжая плакать, побрел за ней, цепляясь за подол.

– Я очень сожалею об этом, – произнесла Джесс.

– Почему? – спросила Шерри. – Разве вы сделали это нарочно?

Джесс неуверенно улыбнулась.

– Ужасно больно.

– Еще бы! – Шерри внимательно осмотрела небольшие порезы среди природных линий на ладони Джесс. – У вас четкая и длинная линия жизни, – заметила она между прочим.

– Черт бы тебя побрал, о чем ты думала в этот момент? – спросил Барри, когда его жена возвратилась в гостиную.

– Я думала, что в этом доме запрещено выражаться, – напомнила ему Джесс.

– Ну вот, разреши мне помазать твою руку. – Не ожидая ответа, Морин натерла ладонь Джесс приятной и снимающей боль мазью.

– А вот и бинт.

– На что он мне?

– Подними руку над головой, – посоветовал Барри.

– Не беспокойся, Барри, порезы очень неглубокие.

– Может быть, вызвать врача? – предложила Морин: – Просто для перестраховки.

При упоминании слова врач Тайлер захныкал.

– Тайлер, успокойся, – приласкала его Морин, обняла и прижала к себе. – Этот врач не для тебя. – Она повернулась к Джесс. – Он боится врачей, потому что, когда он заболел последний раз, знаешь, когда была эпидемия гриппа, врач засунул ему в рот ложечку, чтобы осмотреть горло, и Тайлера стошнило. Он ненавидит, когда его рвет.

Джесс рассмеялась, а Тайлер заплакал еще громче.

– Прости меня, дорогой, – сказала она, наклоняясь к племяннику, но продолжая держать руку над головой и позволяя Шерри забинтовать пораненную ладонь. – Я засмеялась не над тобой. Я тоже ужасно не люблю, когда меня рвет.

– А кому это может понравиться? – воскликнул Барри и потянулся к телефону на столике рядом с собой. – Так что, Джесс? Нужна ли медицинская помощь?

– Не для меня. – Она позволила отцу подвести себя к софе и усадить между собой и своей новой знакомой. – Как ты знаешь, я не из нытиков. – Но даже если Барри и помнил подробности их последней стычки, то он не подал и виду.

– Удалось ли найти виновников вандализма над твоей машиной? – спросила Морин.

Джесс покачала головой, испытывая жуть от кажущегося присутствия Рика Фергюсона в комнате, наподобие призраков в ночь под Рождество. Она отогнала эти мысли звуком своего голоса.

– Насколько я понимаю, вы – настоящая художница, – сказала она женщине, сидевшей рядом.

Шерри засмеялась. Ее смех был чарующим, похожим на звон колокольчиков при порыве теплого ветерка. Мысленно Джесс услышала в отдалении более резкий смех своей матери.

– Я просто забавляюсь этим, хотя всегда очень сильно любила искусство, – объяснила Шерри, взглядом ища одобрения отца Джесс. Чего никогда бы не сделала моя мама, подумала Джесс.

– Вы говорите об искусстве в смысле живописи или обо мне? – игриво спросил отец[1].

Шерри снова рассмеялась.

– Думаю, и о том, и о другом.

– Вы предпочитаете масляные краски или пастель? – для Джесс это было безразлично, но она хотела уйти от разговора на тему о любви.

– Мне больше нравится пастель, а ваш отец предпочитает масло.

Джесс поморщилась. Ее мать никогда бы не стала говорить за отца. И неужели эта женщина действительно считает нужным сообщать ей о том, что предпочитает ее отец?

– Шерри проявляет чрезмерную скромность, – включился в разговор отец, говоря теперь за Шерри. Неужели все влюбленные поступают таким же образом, подумала Джесс. – Она – довольно талантливая художница.

– Ну-у, – с некоторой нерешительностью протянула Шерри, – мне неплохо удаются статические сценки, натюрморты.

– Ее груши ужасны, – заявил Арт Костэр и подмигнул.

– Арт! – засмеялась Шерри и потянулась через Джесс, делая вид, что хочет шлепнуть Арта Костэра по руке. Джесс немного стало не по себе. – Вашему отцу удается обнаженная натура.

– Фигуристость, – добавил Барри.

– Я уговариваю ее согласиться позировать мне, – сказал Арт, улыбаясь Шерри так, как будто между ними не сидела Джесс. – Но она сказала, что бережет себя для Джеффри Кунса.

Опять в воздухе прозвучали мелодичные колокольчики. Предполагалось, что Джесс знает, кто такой Джеффри Кунс, но Джесс этого не знала, хотя тоже засмеялась, будто его имя ей о чем-то говорило.

Джесс воображала, как бы отнеслась ее мать к этой приятной семейной сцепке: Морин стояла возле Барри, который положил руку на ее плечо, а она обвила руками сынишку; Джесс приютилась на софе между отцом и женщиной, которую он хотел рисовать в голом виде; близнецы возятся в колясочках, не сводя больших круглых глаз со своей мамочки. И правильно делаете, думала Джесс, наблюдая, как они ударяют ножками в башмачках по дну колясочек. Всегда смотрите на свою маму, мысленно предупредила она их. Смотрите за ней, чтобы она не пропала.