Natura bestiarum. - Надежда Попова

— Хороший вопрос, — согласился Курт, стараясь не показать того, что ноги готовы вот-вот подогнуться, а перед глазами, мешая видеть, по-прежнему висит радужная пелена. — Тебе не кажется странным или интересным тот факт, что я с моей репутацией — и вдруг прикрываю его? Не интересно узнать, что происходит? Любопытство хотя бы не одолевает?

— Еще как; и ты, несомненно, все это расскажешь — после, когда я закончу, а сейчас — отойди. В следующий раз буду бить всерьез.

— Положим, я отойду, — предположил он, — и что дальше? Вот так просто подойдешь и перережешь ему глотку? Вот так, на глазах у его матери, убьешь безоружного мальчишку, который не оказывает тебе никакого сопротивления?.. Брось, Ян. Я бы смог. Ты — нет.

— Проверим? — криво улыбнулся Ван Ален.

— Если у тебя таки поднимется рука, — продолжил Курт уверенно, — ты знаешь: уснуть спокойно ты больше не сможешь. Через год, через десять лет ты будешь это видеть всякий раз, как закроешь глаза. Думать будешь о том, что стал на шаг ближе к истребляемым тобою тварям. Готов стать таким же, как они, Ян? Оно того стоит?

Дверь позади него распахнулась от удара, едва не отбросив снова на пол стоящего рядом Бруно, и на пороге возник фон Зайденберг с обнаженным оружием в руке.

— Почему крики и шум? — спросил он и запнулся, увидя оцарапанное лицо охотника. — Что происходит?

— Как вовремя, — заметил Ван Ален с неуверенной усмешкой. — Быть может, скажешь им?

— Скажет — что? — уточнил рыцарь, когда Курт не ответил, и охотник подбодрил:

— Давай, Молот Ведьм, гордость Конгрегации. Скажи.

— Вложить камень в чужие руки — это хороший выход, Ян, — отозвался он, наконец. — Вот только последствия будут те же самые.

— Что тут происходит? — повторил фон Зайденберг уже настойчивей.

Ван Ален, помедлив, перевел взгляд на Амалию, на Хагнера, по-прежнему молча и недвижимо стоящего у стены, и, вздохнув, расслабил сжатую в кулак ладонь.

— Пусть скажет, — произнес он с подчеркнутой издевкой, — пусть при всех, в открытую признается в том, что без охотников Инквизиция погрязла бы во всевозможной нечисти, и что сами они ни хрена не способны сделать.

— Не стану спорить, что ваша помощь весьма существенна, — в том же тоне отозвался Курт.

— «Существенна»? Да вы нам в подметки…

— Господи, вы что — спятили оба? — зло оборвал его фон Зайденберг, толчком загнав меч обратно в ножны, и развернулся, бросив уже за дверью: — Мальчишки! Нашли время!

— Спасибо, — шепотом вымолвила Амалия, когда дверь за уходящим закрылась, и охотник вскинул руку:

— Молчи. Благодарить рано — я еще ничего не решил.

— Полно тебе, Ян, — с облегчением опустившись на табурет, вздохнул Курт. — Когда ты ворвался сюда, в аффекте и на взводе — быть может, и сделал бы то, о чем после пожалел бы; но не теперь.

— То, о чем после явно буду жалеть, я сделал сейчас, — буркнул Ван Ален, медленно пройдя к столу и усевшись напротив. — Сядьте, — кивнул он Хагнерам и махнул рукой Бруно: — И ты сядь, не маячь у меня за спиной. Как показала практика, это небезопасно.

За тем, как оппоненты рассаживаются, он следил, хмуро сдвинув брови, и заговорил снова, выждав несколько мгновений тишины:

— Итак; я слушаю. Почему инквизитор не просто попустил существование твари по соседству, но и защищает ее?

— N. e. i. corpus delicti[37], — пояснил Курт, опираясь о стол локтем и прижимая ладонь к трещащему лбу. — Убивать же за слишком высокий рост, прыщ на носу или излишнюю мохнатость не в правилах Конгрегации.

— Он никого еще не тронул, — начала Амалия, и Ван Ален снова воспрещающе поднял руку, оборвав:

— Ты лучше молчи; просто сиди и молчи, пока не спросят, не провоцируй. А тебе, Молот Ведьм, я замечу, что основное слово здесь «еще». Для начала, это не доказано, но даже если допустить, что парень до сих пор не запустил ни в кого зубы, это не означает, что он не сделает этого впредь. Да о чем я вообще! он это просто сделает. Сегодня или завтра или через год — но это будет.

— Почему ты так уверен? — пожал плечами Курт. — До сих пор слабыми силами одной женщины этого удавалось избегать; по-твоему, силами Конгрегации это будет сделать сложнее?

— Та-ак, — протянул охотник, бросив короткий взгляд на Хагнера. — А я-то намеревался спросить, что ты с ним собираешься делать… То есть, я правильно тебя понял? Ты намерен вытащить его из этого трактира живым и невредимым, чтобы передать своему начальству? И — что? Надеешься приручить?

— Довольно говорить о нем, точно о бродячем щенке, — тихо потребовал Бруно, и он с готовностью кивнул:

— Ты прав, он не бродячий щенок. Он волчонок — который уже через пяток лет вырастет во взрослую тварь. И, хочет он того или нет, начнет убивать.

— Кто-нибудь пытался опровергнуть эту теорию? Сомневаюсь. А то, что не отразило предъявленного опровержения, полагать бесспорным нельзя.

— Зверь внутри будет требовать этого; и он станет слушать своего зверя, а не людей вокруг себя. Парень взрослеет, и в его возрасте даже обычные, простые смертные подростки начинают вытворять невесть что, а такие, как он, сдерживать собственную злобу не умеют и не считают нужным — несознательно, инстинктом чувствуют, что это их сущность, а к чему спорить с сущностью? И спорить он не будет.

— Остается поблагодарить Бога за то, — заметил Курт, — что Он одарил парня столь впечатлительной, незлобивой и крайне добросердечной матушкой, под чьей опекой вырасти задиристой лютой бестией было крайне проблематично.

— И ты полагаешь, этого довольно?.. Послушай, — вздохнул Ван Ален, помедлив, — ну, подумай. Простая statistica: не может быть, чтобы ни разу за всю свою жизнь он не сделал ничего подобного, как за ним ни следи. Сколько живут, такие, как он? Знаешь?

— И сколько?

— Переваливают далеко за век, если не попадаются и если ведут правильный образ жизни. А знаешь, что есть для такой твари правильный образ жизни? В том числе и правильное питание. А теперь, Молот Ведьм, догадайся, что это означает. Без этого радости жизни не столь долговечны — лет восемьдесят, быть может, или девяносто… Посмотри, какой задумчивый вдруг стал взгляд, — усмехнулся он, кивнув на Хагнера, по-прежнему не произнесшего ни слова. — Наверняка уже начал продумывать, что ему важнее — лишние лет тридцать пять бытия или чистая совесть.

— Это достоверно?

— И еще как, — неприязненно произнес Ван Ален. — Попадались вам когда-нибудь члены тайных сообществ, промышляющих поеданием человечины — только настоящие, а не те, что сознавались в ваших теплых объятьях от безысходности? Они сохраняют здоровье и силу вплоть до преклонных лет, да и наступают эти преклонные года у них очень и очень не скоро — надо объяснять, почему?.. И эти твари, как настоящему хищнику и положено, печенкой чуют, что за пища им требуется для тех же целей. Стриги, заметь, тоже не пробавляются животной кровью — цедят человеческую, только тогда они набираются достаточно сил.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});