Могучая крепость (ЛП) - Вебер Дэвид Марк

Не то чтобы это имело большое значение. Ему не нужен был официальный диагноз, чтобы понять, что Клинтан воспринял бы любое замечание о требовании Священного Писания заботиться о бедных и наименее удачливых из детей Божьих, как критику послужного списка Церкви ради критики. И на самом деле, он был бы совершенно прав, если бы так поступил, признался себе Дачарн. Но в данный конкретный момент, когда Жаспер Клинтан разделил весь мир всего на три категории — тех, кто был его союзниками, тех, кто имел хотя бы мимолетную ценность в качестве инструментов, и тех, кто должен быть уничтожен без пощады — предполагать, что какой-либо аспект управления Церковью может быть сочтён имеющим недостатки, было опасно.

Дачарн обнаружил, что бывали моменты, когда его это действительно не волновало. Когда его гнев, возмущение и боль, вызванные признанием его вновь обретённой верой собственной кровавой вины, фактически заставили его искать конфронтации с Клинтаном. Когда он признавался себе, что почти жаждет гибели, даже мученичества, со всеми вытекающими последствиями, как своего рода искупления за свою собственную жизнь. За его собственное благосклонное отношение к разложению викариата. Его собственное пожизненное стремление извлечь выгоду из этого разложения. За то, что он стоял там и не просто принял предложение Клинтана полностью уничтожить Королевство Черис, но фактически безропотно согласился с ним. Помог его устроить.

Дачарн заставил себя продолжить свой путь к ожидающим его подчинённым, но его глаза были такими же мрачными, как снег за окнами коридора, когда он в очередной раз признал свою вину перед самим собой. Он не стал бы притворяться, что не был бы в ужасе от того, что сделал бы с ним Клинтан, если бы дело дошло до открытой конфронтации. Что он не знал точно, какой жестокий урок Клинтан преподаст любому члену «Группы Четырёх», кто покажется ему отвернувшимся от него. И всё же не этот страх заставил его прикусить язык и сдержать своё яростное осуждение мерзости Клинтана за стиснутыми зубами. Нет, его заставлял молчать совсем другой страх: страх, что если он позволит слишком легко уничтожить себя, то совершит ещё более тяжкий грех — умрёт, даже не попытавшись исправить ужасный ущерб, который он помог нанести миру самого Господа.

«Хотя я пока не придумал, как всё это исправить, — уныло признался он. — Может быть, это часть моего покаяния? Является ли это частью моего наказания — быть вынужденным наблюдать, как всё становится всё хуже и хуже, не видя никакого способа снова сделать это лучше? Но в Писании говорится, что Бог всегда найдёт способ, независимо от того, сможет человек или нет. Так что, может быть, Он действительно хочет, чтобы я перестал так стараться, перестал быть таким высокомерным, чтобы думать, что я могу каким-то образом исправить катастрофу мирового масштаба. Может быть, Он хочет, чтобы я наконец смирился с тем, что мне нужно позволить Ему показать мне, что делать, а потом…»

Мысли Робейра Дачарна внезапно оборвались, так как он на полном ходу врезался в стену, которую кто-то неосмотрительно оставил точно в центре коридора.

Во всяком случае, так оно было на ощупь, хотя внезапное «Ух!» стены наводило на мысль, что на самом деле это могло быть не такое прочное гранитное препятствие, каким оно казалось.

Он отшатнулся назад, чуть не упав. На самом деле, он бы упал, если бы чьи-то руки не схватили его за плечи и не удержали в вертикальном положении. Он покачал головой, в заложенных холодом ушах зазвенело, а его глаза распахнулись, когда они сфокусировались на лице человека, с которым он столкнулся.

Дачарн не был низкорослым, но и великаном он тоже не был. На самом деле, он всегда был худощав, и последние двадцать или тридцать лет вёл решительно сидячий образ жизни. Человек, с которым он только что столкнулся, был на полголовы выше его, широкоплечим и крепко сложенным, и он, очевидно, провёл последние несколько лет своей жизни, тренируясь, поддерживая физическую выносливость, которой он наслаждался, будучи старшим офицером Храмовой Гвардии. Он весил больше Дачарна, должно быть, на добрых сорок или пятьдесят фунтов, и очень мало из этого перевеса в весе состояло из жира.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

И ещё его случайно звали Ховерд Уилсинн.

Дачарн обнаружил, что временно парализован, глядя в серые глаза Уилсинна. Они были жёсткими, эти глаза, с отшлифованной, похожей на кварц целеустремлённостью. Глазами человека, который, в отличие от Робейра Дачарна, никогда не шёл на компромисс с разложением Храма. Человека, у которого были все причины бояться Жаспера Клинтана… и совсем не было причин бояться Бога.

— Ты должен быть немного осторожнее, Робейр, — сказал Уилсинн, полностью ставя его на ноги, прежде чем отпустить руки Дачарна. Он почти нежно похлопал маленького человечка, словно хотел убедиться, что тот ничего не повредил, и его улыбка была тонкой. — Ты можешь что-нибудь себе повредить, сталкиваясь с людьми, вроде меня. Жизнь слишком коротка, чтобы так рисковать, тебе не кажется?

Уилсинн слегка вопросительно наклонил голову, и Дачарн почувствовал, как кровь в его венах застыла. Было что-то такое в тоне Уилсинна, что-то в блеске его жёстких глаз.

«Он знает, — подумал Дачарн. — Он знает, что я предупреждал его брата. И, Господи помоги мне, он знает, что Клинтан собирается убить их обоих. И что у меня не хватает смелости попытаться остановить его».

Казначей Церкви почувствовал, что его рот открылся, не имея ни малейшего представления о том, что из этого выйдет, но затем Уилсинн покачал головой. Это был быстрый жест, который сходу остановил то, что Дачарн, возможно, собирался сказать.

— Конечно, это так, — сказал обречённый человек. — Слишком коротка, я имею в виду. Есть слишком много вещей, которые нам всем нужно сделать, чтобы просто тратить время на их выполнение. Разве в Писании не сказано, что Бог определяет путь, по которому должен идти каждый человек?

— Да, — услышал Дачарн свой собственный голос. — Да, сказано.

— Ну, тогда не думаю, что Он покончит с кем-либо из нас, пока мы сами не покончим с этим. Так что будь осторожнее. — Он действительно слабо улыбнулся, помахав указательным пальцем перед носом Дачарна. — Смотри, куда идёшь, иначе у тебя не будет времени сделать всё, что задумал для тебя Бог.

Дачарну потребовалась каждая капля самообладания, чтобы сдержать то, что он хотел сказать. Он посмотрел в эти серые глаза, и вообще подавил в себе желание говорить, когда понял, что на самом деле смотрит на него из них. Уилсинн только снова улыбнулся ему, на этот раз мягко, и ещё раз похлопал его по плечу, затем повернулся и ушёл.

* * *

— Граф Корис, Ваше Святейшество, — сказал старший священник, с поклоном пропуская Филипа Азгуда в маленькую приёмную.

Как отметил про себя Корис, это был не очень глубокий поклон. С другой стороны, старший священник был назначен в канцелярию Канцлера. Он, вероятно, видел герцогов дюжинами и графов десятками, и одному Богу известно, со сколькими стаями простых баронов он мог сталкиваться каждый год. Не говоря уже о том, что большинство герцогов и графов, которые пересекали его путь, не были обездоленными изгнанниками, живущими на чью-то благотворительность.

— Как я и вижу, — ответил голос. — Входите, милорд.

Корис повиновался зову и оказался лицом к лицу с высоким худощавым мужчиной с угловатым лицом, коротко подстриженной бородой и глубокими умными глазами. На нём была оранжевая сутана викария, и он вполне соответствовал описанию викария Замсина Трайнейра.

Трайнейр протянул руку, и Корис наклонился, чтобы поцеловать сапфировое кольцо, а затем выпрямился.

— Ваше Святейшество, — приветствовал он.

— Мы ценим оперативность, с которой вы откликнулись на наш зов, милорд, особенно в это время года, — сказал Трайнейр. Его улыбка совершенно не отразилась в глазах. — Ох, если бы все сыновья Матери-Церкви так хорошо помнили о своём долге перед ней.

— Я не буду притворяться, что это было лёгким путешествием, Ваше Святейшество. — Корис позволил себе слегка кривоватую улыбку. — Но в детстве меня всегда учили, что когда Мать-Церковь зовёт, её сыновья отвечают на зов. И, кроме того, это было интересно, особенно путешествие по озеру Пэй, не говоря уже о том, что возможность наконец посетить Храм — это дополнительное благословение.