На день погребения моего - Томас Пинчон

да поможет тебе Бог. Как ты можешь оставаться вот так? Непрощенная и все вот это?

 — Мы никогда не были так уж важны для него, мама. У него был его чертов всемогущий Профсоюз  — вот что он любил. Если он любил хоть что-то.

Если это была любовь, она была не очень-то взаимной. У Вебба больше не было маски почтенного отца семейства для прикрытия, поэтому он обратился за помощью в Ячейку 63, которая, встревожившись из-за неистовства его стремления, решила, что он должен держаться на расстоянии от Профсоюза, и предложила ему на некоторое время перевестись в Анкомпагре на шахту Торпедо. Здесь он встретил Дойса Киндреда, который в некоторой спешке покинул Гранд-Джанкшн и нанялся в Торпедо, словно работа за деньги под землей могла спрятать его от недавно проявившегося интереса властей к его персоне.

Дойс был одним из этих Хлипких Юношей, которые намного больше боялись судьбы, очевидно ожидавшей заморышей в этой стране, чем физического перенапряжения, которое могло им помочь закалиться и этой судьбы избежать. Хоть он и получил самообразование в сфере Нагрузки, он всё еще был поглощен старой обидой, что делало неизбежным позднейшее переизлучение, на другой физической частоте  — флуоресценцию мстительности. Обычно он думал об этом как о необходимости преодоления любого препятствия независимо от его масштаба  — от распиливания доски до работы в забое.

  — Скорее бы поработать на глубине,  — бормотал Дойс.

 — Здесь нет контрактной системы,  — сказал Вебб, который оказался поблизости, работая с домкратом.  — Бастовать бесполезно, некоторые погибают за это.

  — Ничего личного. Кажется, работа так или иначе закончена.

 Их разговор прервало появление загробной фигуры в трехдолларовой пиджачной паре. Дойс бросил горящий взгляд на Вебба.

   — Что это?  — спросил Вебб.

 — Я не знаю. Смотрит на меня странно, и все говорят, что с ним нужно быть настороже.

  — С ним? Это Эйвери.

   — Говорят, шпион компании.

 — Здесь это  — синоним Инспектора. Не волнуйся слишком сильно  — парни нервничают, им скоро спускаться в шахту... Но ты всё это знаешь, ты ведь говорил, что работал в Бьютте?..............

   — Не я.

   Недоверчивый взгляд:

   — Зачем ты это сказал?

   — О, знаешь, ты — новичок здесь, бывают разные истории,  — чтобы успокоить мальчика, Вебб положил руку на его плечо, и не почувствовал или предпочел не заметить дрожь Дойса. Тем или иным способом разогнав всю свою семью, Вебб присоединился к компании тех, кто утратил рассудительность и попал под действие чар Дойса Киндреда, к их последующему великому сожалению.

Спустя несколько ночей он наткнулся на юного Киндреда в «Бобровом салуне», тот играл в покер с занимавшими весь стол откровенно беспринципными джентльменами. Вебб подождал, когда юноша сделает паузу, и сделал несколько кратких замечаний:

   — Как идут дела сегодня?

   — Ровно.

  —  Ночь только началась. Не хочу, чтобы ты стал рыбой на этом столе.

   — Я и не стану. Рыбой станет вон тот человечек в очках.

   — Полковник? Господи, сынок, он приехал сюда в отпуск из Денвера, потому что там ему больше не разрешают играть.

   — Что-то не заметил возле него горы долларов.

  — Он их себе набурит «кротовьи норы». Следи за его сигарой, сейчас он выпустит большое облако дыма, и  — вон, видишь это?

   — Ха, вот так штука.

  — Твои деньги, конечно.

   — Спасибо, мистер Траверс.

 —  Можно просто Вебб.

   — Вы делали это когда-нибудь раньше, мистер Киндред?

 — Если вы имеете в виду, что нужно попытаться убедить их солидаризоваться с позицией клиента...

   — Скажите это один раз, когда они захотят выйти на новый уровень.

   — Это они сказали?

   — Они сказали: представим, что это  — животное, кусается или лягается всю дорогу, твои действия?

  — Я передам это живое существо кому-то, кому всё равно, и уеду.

 — Здесь все видят разницу,  — сказал представитель компании, тихо, но с каким-то раздражением.

  — Вы... не собираетесь сказать мне вслух, чего вы хотите?

 — Может быть, нам интересно, сколько вы способны понять сами, мистер Киндред.

 — Конечно, это называется «инициатива». Тогда этот случай должен предусматривать Плату за Инициативу.

   — Да? Поездка в пригород....?

   Оказалось, Дойс знал больше, чем от него ожидал репортер, о том, что готова позволить компания:

 — Конечно, если у вас нет распорядителя кредитов, мы можем вас познакомить с одним, бросайте эту привычку ездить на границу Техаса, стоимость билета в Монтроз плюс мои проценты, или еще немного больше, выгоним его из штата и вы никогда его больше не увидите. Сэкономьте немного денег, потом еще могут возникнуть неприятности...

 —  Должен отдать вам должное  — никаких неприятностей нет.

Дойс мог это оценить:

 — Я вас слушаю.

 —  Нервы и инициатива, мистер Киндред, это разные вещи.

   Они договорились о сумме.

Правая рука Дойса Слоут Фресно был почти в два раза его больше и считал, что это Дойс  — его правая рука. Это был не первый раз, когда они пригодились Ассоциации собственников шахт. Охрана шахт, нечто такое. У них была репутация стойких людей, которые не разговаривают с теми, кого не знают. В салунных потасовках они дрались спина к спине, каждый думал, что защищает другого, из-за чего против них выступить было намного сложнее.

Они впервые встретились в Крипл-Крик во время предыдущих волнений, в 1895 году или около того. Слоут как раз начал карьеру разыскиваемого и явно чрезмерно практиковал то, что тогда называлось «кражей мусора»  — записывался в Армию, получал премию, дезертировал, появлялся на другом посту, записывался, получал премию, дезертировал, и всё это  — на оккупированном Западе, который тогда был для военных таким же источником беспокойства, как сам Джеронимо, чье неприглядное обличье прикрепляли кнопками во всех салонах от форта Блисс до Кер-д'Алена. Забастовка в Криппл могла показаться Слоуту безрассудным шансом вернуться в лоно закона и порядка. Это, должно быть,