Война мага. Том 4: Конец игры - Ник Перумов

— Атлика. Которую я тогда «спасал», — Фесс скрипнул зубами.

«Быть может. Точно никогда уже не узнаем. Да и нужно ли? Ясно только, что это их работа. И цель понятна — выбить ордосскую Академию, её магов. Ведь вы с Даэнуром — это счастливая случайность, на неё никто не мог рассчитывать».

— Всё равно — мне нужно знать, зачем им Эвиал.

«Какая разница, некромант?! Они задумали злое. Им наш мир — ничто, пыль под ногами. Может, принести всех его обитателей в жертву, собрать побольше силы. Может, они просто затеяли алхимическую Великую Работу, а Эвиал — редкий ингредиент. Так какая разница, Фесс? Они — враги. И этим всё сказано!»

Мыслеречь дракона клокотала гневом.

— За Эвиал схватилось несколько надмировых сил, — в очередной раз повторил Фесс. — Я хочу знать, нельзя ли их натравить друг на друга.

«Хорошо бы, но для этого они слишком хитры. Им враждовать невыгодно».

Значит, где-то в Межреальности обитают и действуют могущественные чародеи, которые не рождены от мужчины и женщины, подобно всем без исключения волшебникам Долины. Почему же они никогда, ни разу не сталкивались хотя бы и с его родной Гильдией? Или боевые маги вроде Клары, Эгмонта, Мелвилла, отца для этих особ — слишком мелкая дичь? Конечно, Упорядоченное огромно, в нём можно просуществовать целые зоны, причём отнюдь не толкаясь боками, но Долина никогда не оставалась в стороне от того, что даже сам Игнациус почитал «эпохальными битвами»!

Видать, разные у нас понятия об эпохальности, с неожиданной горечью и стыдом подумал некромант. В самые глаза вдруг взглянула сила, по сравнению с которой всё, чем гордилась Долина, вдруг показалось детскими играми, нет, скорее вознёй щенков или котят в корзинке, за которой с усмешкой наблюдает хозяин.

Однако я сумел опрокинуть Атлику. А маски так и не смогли ничего со мной сделать. Только говорили, говорили и говорили. Если б могли убить — не колебались бы ни мгновения, стёрли б в порошок. Значит — или это не в их силах (ох, не обманывай себя, не обманывай!), или же надеются как-то использовать. Для чего — тебе не угадать. Разве что ты каким-то образом и впрямь сроднился с Мечами (хотя разве станет такое оружие сродняться с каким-то смертным!), и теперь, скажем, только твоя кровь или же твоя смерть в каком-то ритуале окончательно отдадут Иммельсторн с Драгниром в руки Эвенстайна с Бахмутом.

Банально, сказала бы Клара. Но вот в чём фокус, даже самые банальные вещи иногда срабатывают. И порой даже чаще, чем нам бы хотелось.

Маски долго подбирались к заветным Мечам, кривыми окольными тропами, хотя при их силе (Атлика мало что не сровняла с землёй весь Пик Судеб, и все девять драконов Эвиала оказались бессильны) могли бы просто захватить их, и всё. Особенно сейчас, когда Алмазный и Деревянный Мечи не в надёжном схроне на самой грани реальности, а болтаются на поясе Клары Хюммель, словно самые обыкновенные клинки. Может, Мечам нравится прикидываться? — вдруг мелькнула шальная мысль. — Притворяться ничем не выдающимися?..

У артефактов иногда прорезается что-то, донельзя похожее на характер.

Что ж, примем пока, за неимением лучшего, что маски всерьёз собрались зарезать меня на тайном жертвеннике, причём явиться к нему я обязан исключительно добровольно, иначе заклинание не подействует.

…А впереди, и уже совсем рядом — Чёрная яма.

Река внизу замедлила течение, распалась десятками рукавов, покрылась широкими кувшинками. Под недвижной поверхностью — чувствовал Фесс — бесшумно скользили чешуйчатые тела, жёлтые немигающие глаза подозрительно уставились вверх, на девятку плывущих в сапфировом небе драконов.

Тёмная река несла в себе силу, много силы. Такое бывает, если должным образом у истоков сойдутся магические линии мира. Вода пронизана мощью, мощь — её основа, вода почти что состоит из неё, подобно тому, как из неё же, воды, состоит и наше тело.

Но в обычной воде магия дремлет. Мы чувствуем, тянемся к ней, застывая на краю океанского беспределья, замираем, скользя взором по таинственной лунной дорожке, не зная, что именно в эти минуты волшебство обращается к нам, тянется, словно бродячий пёс, мечтающий, как в сказке, найти настоящего хозяина.

Здесь, в Тёмной реке, магия пробудилась. Оперлась истоком и устьем, выгнулась, точно кошка. И, конечно, в водах такой реки жили не простые лягушки, рыбы или тритоны.

Чего уставились, желтоглазые? Взгляд у вас, признаюсь, неприятный, пробирает, несмотря на то, что я — высоко в аэре, на спине могучего дракона.

«Смотри вниз, молодой некромант. Смотри как следует».

Последние деревья нависали над пропастью, корни высунулись было из тёплой привычной земли и испуганно завернули обратно, одевшись корой там, где неосторожно вылезли на воздух. Сама Чёрная яма была в поперечнике три или три с половиной лиги, отвесные стены, как и положено, имели цвет воронова крыла. Многочисленные речные рукава оборачивались стекавшими вниз потоками, не стремительными рокочущими водопадами, что взбивают облака сверкающих брызг, а именно потоками, медленными, словно вода враз обернулась тягучим варом. Здесь начинался первый виток спирали, широкий и глубокий жёлоб, достаточный, чтобы вместить все воды, изливающиеся в него сверху.

«Если ты хочешь говорить с Уккароном, то лучше всего сделать это отсюда. Не стоит спускаться вниз, молодой некромант».

— Я помню, что случилось с тем храбрым молодым драконом, Чаргос. Но звать хозяина, ещё даже не постучав в калитку, кричать с улицы — очень невежливо. Знаю, Уккарон не человек. Но человеческая вежливость ещё никому не повредила.

Дракон изогнулся, зашипел, словно давя в себе ярость.

«Хорошо. Я понесу тебя вниз. Ошибки молодого дракона мы не повторим».

— Чаргос. Если бы ты позволил, я отправился бы вниз вместе с Аэ… с моей дочерью.

Фесс опасался новой вспышки драконьего гнева, уже куда более сильной; но старый Хранитель лишь изогнул бронированную шею и взглянул некроманту прямо в глаза.

«Ты прав. Ты почувствовал мой страх, мастер Лаэда. Я скорее дал бы забить себя толпе невежественных пастухов, чем признался в подобном позоре своим сородичам. Но тебя я не стыжусь. Я чувствую твою силу, молодой некромант. Она есть и у юной Аэсоннэ. И, хотя мне очень не хочется отпускать внучку, я соглашусь с тобой. Сам же я останусь здесь, наверху, вместе с остальными».

— Ты никогда не говорил, что может ждать нас внизу, о многомудрый.

«Там нет чудовищ, только бродячие камни, Кэр. Но, чем глубже ты опускаешься, тем сильнее жажда навсегда остаться там, самому обратиться в один из таких камней, вечных, неразрушимых, презрительно сторонящихся ничтожной суеты живых. Там никто не станет кидаться в тебя огнешарами или пытаться поджарить тебе пятки молниями — по крайней мере, до той глубины, на которую опустился я. А потом навалилось такое отчаяние… мне, обитателю пещер, где покоится мой Кристалл, вдруг стало невыносимо страшно, мне показалось, что Яма — на самом деле всасывающая всё и вся воронка, а Уккарон — существует разом в двух мирах, в нашем — и в том, куда ведёт эта воронка. И что именно он решает, кому остаться здесь, а кого пропустить дальше».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});