Семен Бабаевский.Кавалер Золотой звезды - Семен Бабаевский

— А ты, сынок, поезжай к Ирине да все, что ты зараз мне сказал, расскажи ей, да приласкай, — вот оно все и будет по-хорошему.

Ниловна смотрела на сына мокрыми и счастливыми глазами.

Глава IX

Если бы Семену сказали на фронте, когда он был радистом-пулеметчиком в танке Тутаринова, что осенью 1946 года он будет строить свою хату на краю какой-то казачьей станицы Усть-Невинской, он бы не только не поверил, но и обиделся. Тогда у него был дом из брони, в котором он так обжился, что ни о чем другом и думать не хотел. Теперь же Семен редко когда вспоминал о танке, — и то как о чем-то далеком. Его ни за что бы не узнали друзья-танкисты — так он изменился во взглядах на жизнь. Своя хата! Своя семья! Эти слова не были для него пустым звуком.

Ночью, оставшись вдвоем, Семен и Анфиса мечтали о том уже близком счастливом времени, когда вот эта обнесенная изгородью делянка земли за станицей будет ими застроена и обжита. Они видели свой дом, аккуратно побеленный известью; видели и окна с белыми занавесками и с головками цветов на стекле, и за домом сад, а в саду белые ульи, и в четырех шагах от порога колодец с высоким срубом, и в сторонке погреб, курятник и от калитки к порогу — дорожку, посыпанную песком. И не раз казалось им, что по этой дорожке идет Семен, возвращаясь из тракторной бригады. Спецовка на нем испачкана и землей и мазутом. Анфиса видит мужа в окно, бежит ему навстречу и на пороге говорит: «Тише, Сеня, не шуми, он спит». И Семен входит в комнату на цыпочках. В люльке, подвешенной к потолку, видит головку сына. Он хочет взять его на руки, но Анфиса не пускает. «Куда ты такой грязный! — шепотом говорит она. — Иди в кухню, я тебя вымою горячей водой». В кухне стоит таз. Семен склонился над ним, а Анфиса, радостная и счастливая, своими проворными руками намыливает ему кудлатую голову.

И хотя ничего этого еще нет, а есть только плетень, ворота и калитка, да лежит серым ворохом камень для фундамента, все же мечтать об этом приятно.

Третий день Семен и Анфиса роют погреб. Продолговатая яма уже выкопана в пояс. Семен, в гимнастерке без ремня, выбрасывает лопатой землю, — сочный чернозем блестит на солнце. Анфиса не успевает за мужем. Она берет землю на пол-лопаты, выбрасывает наверх. Ей тяжело, и она, опершись на лопату, отдыхает, смотрит на Семена, любуясь и сильным взмахом его рук, и его раскрасневшимся лицом.

Анфиса взглянула на улицу, увидела машину и крикнула:

— Сеня! К нам Сережа едет!

— Наконец дождались, — сказал Семен, вытерев рукавом потное лицо. — Ну, пойдем встречать гостя.

Ванюша завернул к плетню и остановился у ворот. Сергей подошел к калитке, внимательно осмотрел ее, потом открыл и, улыбаясь Семену и Анфисе, уже подходившим к нему, сказал:

— Так вот вы где окопались! Это что ж у вас — огневая точка?

— Пока только маленький окопчик, — смущенно ответил Семен. — Видишь, роем.

— Вижу, вижу. Да тут в скором времени вырастет целая система укреплений!

— Ты, братушка, все шутишь, — с обидой в голосе заговорила Анфиса. — А нам не до шуточек. Вот пришли на голое место и роемся, как кроты.

— Не могу без смеха смотреть на вашу затею. Посмотрю на вас — и меня смех разбирает. Зачем вы роете эту нору?

— А как же без своей хаты? — робко возразил Семен.

— Жили бы у родных. Был я у матери. Обижается она на вас. Без причины покидаете стариков.

— Тебе хорошо так рассуждать! — отозвалась Анфиса, косясь на брата. — Ты сел в машину и уехал. А поживи ты с нашим батей! Разве с ним можно ужиться? Бурчит и бурчит, все ему не так, все не по нем. А мы хотим жить по-своему.

— Сережа, ты же сам дал мне этот огород, — как бы оправдываясь, сказал Семен, — а теперь и недоволен.

— Верно, и давал, а теперь жалею. — Сергей сел на кучу хвороста. — Садись, Семен, поговорим. Есть к тебе дело.

Они закурили и некоторое время сидели молча. Возле Семена, прижавшись к нему, примостилась Анфиса.

— А знаешь, почему я жалею, что тебя наделили приусадебным участком? — спросил Сергей, подбрасывая на руке камень величиной с гусиное яйцо. — Не знаешь?

— Даже не могу и придумать.

— Видишь ли, Семен, ты для меня слишком дорогой человек. Вместе мы прошли войну, вместе жизнь познавали, оба мы молоды, все у нас еще впереди, и мне хочется, чтобы ты знал в жизни не одну свою хату, не один этот маленький окопчик. Красота нашей жизни, Семен, не в этом. Послушай, как я смотрю на нашу теперешнюю жизнь. В ней, как на реке, есть и быстрина и затишье. И мы с тобой должны плыть по быстрине, а ты свернул в затишек, хочешь пристроиться там поудобнее и зажить тихой и спокойной жизнью. А я хотел бы, чтобы ты был на быстрине. Ты понимаешь мою мысль?

Семен склонил голову и счищал ногтем золу с папиросы.

— Сережа, и что ты к нему пристаешь? — вмешалась в разговор Анфиса. — На быстрину да на быстрину, а может Семену уже надоело жить на этой твоей быстрине? Он заслужил на войне и эту хату, и спокойную жизнь.

— Знаешь что, сестренка, — строго сказал Сергей, — ты послушай нас и помолчи.

— А я не буду молчать, — смело возразила Анфиса. — Ты хочешь, чтобы все жили так, как ты, — на колесах. А мы хотим жить по-своему.

— Анфиса, не мешай нам, — грустно проговорил Семе, и Анфиса умолкла, сердито покосившись на брата.

— Мы с тобой не на войне, — продолжал Сергей, — но и здесь, так же как и на фронте, есть передовые, ударные части и есть тылы, есть и обозы. И вспомни: кем ты был на фронте? Где было твое место?

Семен молчал, еще ниже склонивши голову.

— Если бы ты меня понял, ты бы охотно послушал моего совета. Ну, хорошо, скажем так: ты построишь себе эту хатенку, прирастешь к ней пуповиной, обживешься, разбогатеешь. В этом как будто нет ничего плохого. Ну, а дальше что? Вот сестренка говорит, что ты завоевал право на такую спокойную жизнь. Нет, Семен, у тебя права на большее! Ты же бывший фронтовик, член партии, а главное — молод! Тебе ли прятаться в этом житейском окопчике?

— Я об этом тоже думал, — проговорил Семен, не подымая головы.

— Ну и что же!

— Думал, думал и пришел к тому, что лучшей жизни мне и желать не надо. Ну, посуди сам! — Семен поднялся и посмотрел на Сергея своими чистыми голубыми глазами. — Я люблю труд физический — ты это хорошо знаешь, а тут кругом земля, столько работы, старайся — и жизнь будет красивая! Мы с Анфисой все обдумали. Вот ты говоришь, что я прячусь в затишек, что я испугался быстрины, что я не рвусь в бой, а отсиживаюсь в обозе? А мне кажется, что и быстрина, и самый жаркий бой здесь, у нас. Я работаю в тракторной бригаде, пашу землю, сею хлеб. Разве это затишек?

— Знаю, знаю. Но пойми, Семен, ты способен делать больше, чем пахать и сеять. — Сергей тоже встал. — Вот что я тебе скажу, как другу. Берись за настоящее дело. Я решил назначить тебя начальником строительства районной электростанции. Приехал инженер, а ты будешь у него организатором труда. Вот это работа! Что ты на это скажешь?

— Не пойду, — не задумываясь, ответил Семен.

— Нечего ему там делать, — отозвалась Анфиса.

— Не пойдешь? А если будет решение райкома о тебе, как о члене партии? Что ты тогда скажешь?

— А скажу то, что такого решения не будет. Я все объясню Кондратьеву, скажу, что хочу работать в тракторной бригаде, к этому у меня есть желание, и он меня поймет. — Семен умоляюще посмотрел на Сергея. — Сережа, не трогай меня. Я соскучился по земле. Сам же говорил: «Поедем на Кубань». Ну, какой же из меня будет организатор строительства?

— Зачем ты нашу жизнь ломаешь? — уже сквозь слезы заговорила Анфиса. — Сам день и ночь мотаешься по району, домой месяцами не заглядываешь, хочешь, чтобы и Семен так жил? Свою хату хотели построить, чтобы жить по-людски, а ты?

— Опекунша, уже со слезами? — сказал Сергей. — И чего вы так об этой хате беспокоитесь? Вот выстроим электростанцию, а рядом с ней поставим домик, и будет у вас и свой садик, и огород, и корова. Живите и радуйтесь. — Увидев злое, заплаканное лицо Анфисы, Сергей обратился к Семену: — Ты подумай, но я советую согласиться. Тебя я знаю очень хорошо и прямо скажу Кондратьеву, что лучшего человека для стройки подобрать нельзя. Ну, мне пора. — Он пожал руки Семену и Анфисе. — Эх ты, злая хозяйка! Не печалься, я же вам добра желаю!

С пригорка были видны навесы на низких столбах, белые полотнища куриных стай и крохотный домик под камышовой крышей. Как только Сергей увидел и птичник и домик, куда его однажды загнал дождь, сердце у него дрогнуло. Его и радовала и пугала предстоящая встреча с Ириной, и к привычной взволнованности примешивалось чувство не то обиды, не то горечи.

«Забавно, — подумал он, — у меня такое самочувствие, точно я и в самом деле в чем виновен перед Ириной».

Ванюша свернул с дороги к домику и, притормозив машину, медленно проехал мимо окна знакомой Сергею комнаты. Ирина припала к стеклу и тотчас отскочила. Сергей на ходу выпрыгнул из машины, вбежал в сенцы и распахнул дверь. В кухне никого не было. Сергей подошел к порогу соседней комнаты и постучал. На стук никто не ответил. Тогда он ударил в дверь кулаком, распахнул ее и остановился на пороге.