Рыцари Дикого поля - Богдан Сушинский

— Любую мученическую смерть приму, но не скажу, где он сейчас.

Коронному Карлику нравились упрямые люди. Ломать безвольных и хилых духом не доставляло ему никакого удовольствия. И если сейчас он несколько минут внимательно рассматривал оставшиеся в нише пузырьки, жидкость из которых была вылита Мачуром, то молчание это понадобилось ему для того, чтобы поискать подступы к упрямству монаха.

— Мученическую смерть, говоришь?

— Мученическую, — отрешенно подтвердил Михай. — Не я первый приму ее… И пусть храм этот…

— Отныне храм этот будет помнить только одного великомученика — короля Владислава IV Великого. Можешь ты понять это, еще несъюродившийся юродивый? Вот почему ни вы, братия монахи, ни Мачур не нужны здесь. Вместе с вашими бездарными легендами о некоем полусвятом-полублаженном, оставшемся на земле последним из наших предшественников, не нужны.

— Господь покарает вас за то зло…

— Ты напрасно думаешь, монах Михай, что останешься в памяти этих камней как мученик. Ты будешь обычным негодяем, из-за упрямства которого, из-за желания выведать тайны Мачура, страдал и мучился невинный монах Оссия. Эй вы, слуги архангела Михаила, — обратился к своим подручным, — этого недоростка — в огонь!

— Оссию?! — в вопросе Михая звучало больше ужаса, чем виделось в глазах самого обреченного. И Коронный Карлик почувствовал, что не ошибся. Путь к этому монашествующему гордецу уже был найден.

* * *

Оссию подхватили под руки и стали держать над печью.

Не успело еще пламя прожечь его рясу, как монах издал такой душераздирающий вопль, словно сто самых голосистых плакальщиц вдруг взрыдали над ним. Эхо вырвалось за пределы кельи, всколыхнуло своды храма, медными колоколами отозвалось в его шпилях.

Оссия вырывался, но «слуги архангела» продолжали держать его над огнем в подвешенном состоянии, вроде бы и не сажали на угли, но и не давали возможности вырваться из объятия пламени.

— Будь ты проклят, Михай! Скажи им! — орал мученик Оссия. — Твои муки принимаю! Твои!

— Отпустите же его! — взмолился Михай, падая на колени.

Подчиняясь жесту Коронного Карлика, слуги выволокли Оссию и швырнули в небольшой сугроб у ближайшей могилы, оказавшись в котором, монах взвыл еще сильнее.

— Так куда ты спрятал Мачура? — спокойно спросил Вуйцеховский, когда вопль несчастного немного поутих.

— В склепе он.

— Здесь три склепа. В котором из них?

— Склепов пять.

Коронный Карлик иронично улыбнулся. Их могло оказаться и восемь, цифру он назвал наугад.

— Мачур — в склепе настоятеля монастыря.

— Такой грех сотворить! Впрочем, что с него возьмешь? Он ведь безбожник. — Вуйцеховский вышел из пристройки вместе с Михаем и направился к кладбищу. — А теперь объясни мне, несчастный, как давно иезуиты подослали вас к блаженному Мачуру?

— Откуда вы знаете, что меня подослали иезуиты?

— Как же ты мне надоел! Если ты задашь еще один такой вопрос, прикажу замуровать вас обоих в том же склепе настоятеля монастыря, в котором прячется Мачур.

Коронный Карлик не сомневался, что Михай говорил правду. Мачур действительно скрывался в склепе, о чем свидетельствовали свежие следы босых ног. Но они уводили в лес, начинавшийся в десяти шагах от кладбищенской ограды.

Вуйцеховский послал за беглецом погоню, однако вскоре гусары вернулись, сообщив, что якобы они наткнулись в лесу на объятого блудом ополченца, который спешил сюда по зову короля. Что именно произошло с ним, ополченец толком объяснить не мог. Он опомнился лишь тогда, когда увидел перед собой гусар. Где его конь и почему он стоит на коленях перед поваленной елью, принимая ее за крест на могиле своей матери, этого ополченец объяснить не мог.

Несчастного привели в чувство несколькими глотками водки и приказали молчать.

— Ничего, мы найдем этого, «из иного мира», на Скале Волхвов, — заверил всех Коронный Карлик. — Дальше этой скалы он не ускачет.

— Почему вы считаете, что он отправится к Скале Волхвов? — спросил Михай. — Он никогда не был там. И н икогда не упоминал о ней.

— Потому что не признал в тебе, монах-иезуит, своего ученика и не доверяет тебе. Знает, что пустишь нас по его следу, а потому решил немного поплутать.

— Неправда, он все же признал меня.

— Одного сатана одаривает тайнами своих снадобий, другого — с атанинским самолюбием, — сочувственно покачал головой Коронный Карлик. — Не сразу определишь, кому из них завидовать. Знаешь, как добраться отсюда до Скалы Волхвов?

— Знаю. Но не поведу туда. Не хочу прослыть убийцей Мачура.

— Как хочешь, — спокойно пожал плечами Коронный Карлик. — Кто ж тебя неволит? — Отослал «слуг архангела» и тогда сказал: — А теперь можешь задать свой последний вопрос. Чтобы он не мучил тебя всю твою жизнь.

— Я действительно должен задать его, — изумленно подтвердил Михай. — Ваше объяснение навеки останется со мной, о нем никто не узнает. Так вот, объясните мне: за что вы хотите убить Мачура?

— Монахи-иезуиты ошиблись в тебе. Они подослали тебя, чтобы выведал все тайны колдуна, а затем умертвил его. Ты же возомнил себя его учеником и захотел стать похожим на него.

Михай неожиданно всхлипнул и вытер глаза рукавом сутаны. Было ему лет двадцать пять — не больше. И чудилось в его облике что-то безгрешно-наивное. Такие приходят в монашество не потому, что верят в Бога, а потому, что слишком уж верят в себя, в свое особое призвание, в свою планиду. Коронному Карлику не раз приходилось встречать таких, причем не только среди монахов.

— За что вы возненавидели Мачура? — повторил Михай, всхлипывая. — Ведь он сделал то, чего не сделал бы сам Господь Бог. Он спас вашего короля!

— Нашего короля, монах-нечестивец, нашего с вами.

— Но ведь спас же!

— А кто возражает? Кто пытается оспаривать это?

— Так пожалейте же его!

— Это невозможно.

— Потому что спасенный король почувствовал себя оскорбленным всесилием Мачура, тем, что колдун не захотел становиться его лекарем? Что он может спасти еще кого-либо? Причем тогда, когда самого короля спасать уже будет не в состоянии.

— Видишь, как разумно все устроено в этом мире! Вместе со слезами жалости к ближнему, к тебе, монах, начал приходить разум. Такое, правда, случается нечасто. Но даже этим своим «разумом» не можешь ты постичь одной, не у храма будь сказано, истины…

Монах долго ждал, когда «черный человек» откроет ему эту истину. Но Коронный Карлик уходил от храма к своей карете и, похоже, вообще не собирался что-либо говорить.