Тройная игра - Фридрих Незнанский

— Стоп, мужики! — вдруг остановил всех Кротов. — У меня для начала другое предложение. Все стоя, по-офицерски, пьем за Елену Романовну. Как бывший кадровый разведчик, могу сказать, что видел немного людей, не выдавших тайну даже под действием скополамина. Я всегда восхищался такими людьми, поскольку знал, какого это требует характера и какой чудовищной силы воли. Поверьте мне на слово, это подвиг!

— Да ну, какой там подвиг, — Лена даже невольно чуть-чуть прослезилась. — Просто я тогда сказала себе: отвечай только на прямые вопросы, не предавай Игоря. Ну я и отвечала. Он говорит: можешь открыть сейф? Я говорю: нет… Я ему правду сказала. А вот если б он сказал, к примеру, где ключ — я бы ему ответила. Он просто неправильно спрашивал…

— Все, все, Леночка, не говорите больше ничего! — восхитился и Голованов. — Выпьем за героизм скромной любящей женщины. Потому что женская любовь — она одна в конце концов способна творить на земле чудеса! Итак, господа, бокал на уровне погона!

Да, это были настоящие офицеры, настоящие мужики, хотя и сильно похожие на мальчишек, и Лене небольшое время спустя стало очень хорошо и весело рядом с ними. Так хорошо, что ей даже пришлось устыдить себя: не может она, не имеет права забывать о смерти Игоря. И мысль эта уже не дала ей расслабляться дальше.

Завтра надо было с утра быть на фирме — с «Милорда» сняли арест, милиция вернула ей с извинениями все документы и компьютеры, и когда Долли, возбужденная обществом такого количества мужчин, все-таки начала для них петь, Лена, поманив Дениса, расплатилась с ним в его кабинетике и по-английски исчезла.

— Если что, помните, у вас тут друзья, — сказал на прощание Денис, торжественно припадая к ее руке. Еще месяц назад она бы просто отдернула руку, но сейчас не стала этого делать — ей, если честно, было приятно. — Если что — давайте прямо к нам.

Она засмеялась:

— Прямо как в «Бриллиантовой руке» — будете, мол, на Колыме… Ох нет, лучше уж к вам по такому делу больше не приходить….

— Ну давайте по какому-нибудь другому поводу встретимся, — не отступал Денис.

Словом, расставался каждый с очень приятным чувством, что отныне в городе живет еще один очень симпатичный тебе и очень надежный человек.

При всем при том Лена была просто счастлива сбежать с этого неожиданного праздника. Она понимала, почему всем так весело, но сама, как ни странно, веселиться не могла, ей с какого-то момента все это вдруг стало казаться каким-то предательством по отношению к Игорю. Наверно, потом это пройдет, но сейчас… Нет, лучше сбежать. О Долли она даже не думала — видела, как той комфортно в мужской компании. Она в душе всегда завидовала таким женщинам — ярким, любвеобильным, смачно живущим в свое удовольствие, но завидовала как-то так, умом — каждому, мол, свое. Не завидовать же ей по-настоящему, в самом-то деле!

Она приняла решение так стремительно, что даже не успела толком подумать, куда теперь поедет, знала только, что ей обязательно надо побыть одной, никого не видеть, ни с кем не говорить, ни с кем ничего не обсуждать, не пускать никого в душу ни с советом, ни с сочувствием… И вдруг ее осенило: она не поедет сегодня к родителям в Орехово, она знает, куда поедет, — в Игореву квартиру! Раз сняли арест с фирмы, значит, с квартиры и подавно. А не сняли — не имеет значения, сорвет бумажную ленту, означающую пломбировку, и пусть ей кто-нибудь попробует за это выговорить…

Она удивилась тому, как еще во дворе у нее трепыхнулось сердце — все-таки душа помнила это жилье, даже мечтала о нем…

Лена вошла в холл, поискала глазами охранника — почему-то его не оказалось на привычном рабочем месте. Однако вскоре она расслышала, как из-за перегородки, отделявшей стеклянную скворечню охранников, долетают мужские голоса — один был помоложе, другой принадлежал человеку постарше.

— Что-то ты мне все впариваешь, Федорович, — говорил молодой. — Ну мужика этого жалко, чего говорить. Был наш, офицер, стал вором в законе — судьба сломала, с кем угодно может быть. Ну а с этой-то, со свиристелкой его, чего ты носишься как с писаной торбой? Как будто дочка она тебе…

Лена хотела было уже, не дожидаясь охранника, проскользнуть к лифту, но неодолимое желание дослушать и понять, о чем толкуют эти невидимые люди, заставляло ее оставаться на месте.

— Дочка не дочка, а поставь-ка ты себя на ее место. Ведь ребенок еще, молоденькая совсем, жизнь только начинает, замуж собралась — а он раз, и погибает!

— Ну конечно, стану я теперь каждый раз на место какой-то засранки становиться! — возмутился молодой — Витек, поняла она наконец по голосу. — Этак меня и на самого себя не хватит! Да и вообще — какая тут любовь-то? Захотелось замуж за богатого — и все дела. Ну не вышло. Так это во всем так — когда выходит, а когда и мимо сада. У кого хочешь спроси…

— Дурак ты, — ответил Александр Федорович, — а не лечишься. — Это сказано было вроде бы и шутливо, но в сердцах.

Очень было похоже, что охранники говорят как раз о ней, и если бы это все происходило месяц назад, она бы, наверно, постаралась прошмыгнуть в квартиру незаметно, только и думая: «Боже, какой стыд! Не дай бог, решат, что я подслушиваю!» Но теперь что-то изменилось в ней. Она решительно подошла к конторке охранников, постучала костяшками пальцев по стеклу.

— Эй, вахта! Есть кто!

Тут же из-за перегородки выскочил как ошпаренный Александр Федорович.

— О, Леночка Романовна! Решили вернуться? Ну и молодец, и правильно! Все, можете спокойно подниматься, сегодня специально звонили из милиции, сказали, что арест снят. Я еще удивился — надо же, сами позвонили! Ну, думаю, наверно, новости какие-нибудь по Игорю…

Но она не ответила на его непроизнесенный вопрос, не стала ввязываться в разговор — не хотелось.

— Есть известия, — только и сказала она скупо. — Потом расскажу. А сейчас извините, устала очень…

В квартире все заросло пылью, витал какой-то нежилой дух. Она пошла из комнаты в комнату, раскрывая окна — пусть все проветрится. Вошла в его кабинет, в ту самую «сороковую комнату», постояла, вспоминая. Но разнюниться себе особо не давала. Просто сейчас чайку попьет, книжечку какую-нибудь почитает и в тишине поспит, отойдет от напряжения последних дней.

Но и этой простой ее мечте не суждено было осуществиться. Едва она, попив чаю, переоделась ко сну, как затрезвонил телефон — настойчиво, противно. Пришлось встать.

— Ленка, стерва! — услышала она женский голос, такой пьяный, что Лена не сразу даже поняла, что это Долли. — Что ж ты, сучка, меня одну в этой шарашке бросила?! А впрочем, ладно, — решительно остановила она сама себя. — Я чего звоню-то, подруга. Я ведь у тебя внизу, понимаешь? Поговорить мне с тобой надо, а эти сволочи, ну вахтеры эти ваши, меня не пускают. Они, видите ли, без согласия хозяев гостей пускать не могут. Вот холуи гребаные, скажи, а? — Тут Лене стало слышно, как Долли, видимо забыв про нее, вступила в препирательства с охранником. — Ну ты чего, Витек, в натуре! То глазки на меня пялишь, автограф просишь, а то как будто первый раз видишь! — И опять заговорила с ней: — Лен, ну скажи хоть ты этому уроду, я ему сейчас трубу передам…

— Хорошо, — сказала Лена, подумав, что в этой системе охраны есть, конечно, свои неудобства, но есть и огромные плюсы. Не захоти она сама, и фиг бы Долли к ней прошла. Сказала, услышав наконец голос Витька: — Витя, пропустите, пожалуйста, это действительно ко мне… Как зовут? Долли Ласарина. Да вы что, не видите, она же известная певица, звезда.

— Нам это все равно, — сказал Витя. — Наше дело — чтоб граница на замке.

— Спасибо, — сказала Лена. Но только она повесила трубку, как телефон зазвонил снова.

— Ленка, эти сволочи меня все равно не пускают! — прокричала Долли.

— Слушай, попридержи язык, а то ведь ты его только озлобляешь, охранника-то… Витя, пропустите, пожалуйста.

— Под вашу ответственность, Елена Романовна! — буркнул Витек. — А то вы сказали, что они Долли, а они по паспорту Дарья вовсе. А во-вторых, они пьяные, хоть и артистка. — Чувствовалось, что ситуация доставляет ему удовольствие, почему он и не спешит вешать трубку — ему нужны были свидетели его триумфа. — Проходите, гражданка, — сказал он громко, чтобы слышали они обе — и Лена, и Долли, и добавил, видимо глядя ей вслед: — Деревенская, что ли, как себя ведете.

— Ну зачем вы так, Витя! — мягко укорила его Лена.

— А пусть не выпендривается, — мстительно огрызнулся обычно добродушный Витек. — Не люблю я таких… барынь на вате… Думает, раз я обслуга, мне можно как хочешь хамить, а что сама — пробы ставить негде… — Спохватился. — Извините, Елена Романовна. — И повесил трубку.

Долли явилась в обличье для Лены неожиданном — это была все та же звезда, яркая, в дорогой шубе, сверкающая драгоценностями и в то же время какая-то вся пожухлая, с размазанной от слез тушью…