Тройная игра - Фридрих Незнанский

Но Турецкий и не думал блефовать насчет Никона. Уральский авторитет, доставленный в Генпрокуратуру еще с утра, ждал своего часа, своего выхода на сцену. Об этом Александр Борисович позаботился заблаговременно, прекрасно понимая, что, как только он начнет выкладывать перед Гуськовым свои карты, в Бутырке сразу все переменится, там с ходу попытаются замести следы понадежнее — уж очень вопиющим выглядел сам факт того ослабления режима, которое допустил тюремный персонал. Поэтому Турецкий, прикрываясь необходимостью провести некий следственный эксперимент, свалился сегодня в Бутырку как снег на голову с предписанием начальника ГУИН по Москве, так что и Никона, и Васю, и их тюремное начальство он застал врасплох.

Когда Александр Борисович в сопровождении коридорного и начальника режима вошел в его камеру, Никон сидел за столом, уставленным лакомствами (любил, грешным делом, старый зэк сладкое), смотрел на экран своего огромного телевизора.

Вася делал ему из-за спин начальства предупреждающие знаки, но Никон, сразу все поняв, не обращая на него ни малейшего внимания, даже не шелохнулся, не переменил позы.

— А ну встать! — заорал ошалевший от пикантности этой ситуации начальник режима.

Никон нехотя, через силу встал, не выпуская из рук кружки с чифиром. Над головой у него белел новый лозунг, натянутый прямо под намордником: «Не воруй — государство не любит конкурентов».

— Здорово! — одобрил Турецкий. — Вообще, красиво живешь, Никон.

— Ага, — согласился Никон. — Я вообще люблю, чтоб культурно. У меня и на зоне завсегда так было… — Усмехнулся бесстрашно, нагло пригласил: — Присаживайтесь, граждане начальники, в ногах правды нету. Чем угостить? Коньячком, чифирком? Это — пожалуйста, для хороших людей ничего не жалко…

— Спасибо, спасибо, — усмехнулся Турецкий и покосился на начальника режима. Тот, белый как бумага, исподтишка показывал Никону огромный кулак.

— А чего ж спасибо? — поинтересовался Никон. — Спасибо в стакан не нальешь, как говорили древние старцы. — И засмеялся мелким, дробным смешком — шучу я, мол, граждане начальники…

Очная ставка с Никоном все-таки сдвинула Гуськова с его непробиваемых позиций. Но реакция была странная: генерал не впал в панику, он разозлился. И не просто разозлился, а даже как бы обиделся на Турецкого. Уходя, подошел к нему вплотную, поднял руку, словно собираясь не то дать пощечину, не то потрепать его по щеке. Но, увидев глаза Турецкого, руку убрал — как бы и в последний момент не захотел к чему-либо здесь прикасаться. Сказал сквозь зубы:

— Мальчик! Ты еще мал и глуп и не видал больших огорчений в своей жизни. Но я тебе их устрою! Это ты кого решил возить мордой — меня, генерала, который служит отечеству верой и правдой?.. — И замолчал, как бы задохнулся от злости.

— Ну-ну, флаг вам в руки, господин генерал. А насчет служения отечеству, подобного вашему, знаете как наши предки говаривали? Древние старцы, по терминологии вашего протеже Никона? Неверный слуга господину супостат, вот как они говорили!

— Ну-ну, — сказал теперь генерал. — Пой, ласточка… — И хлопнул дверью.

Вот теперь Турецкий был совершенно уверен: с этого момента механизм огромного следственного дела о коррупции в верхушке МВД пришел в необратимое движение…

17

В одну из пятниц «дядьки», все трое, пожаловали в «Глорию» — дескать, шли по всегдашней традиции в Сандуны, да вот решили заглянуть.

— Помнится, кто-то не так уж и давно приглашал нас всех на посиделки! — весело напомнил старший Грязнов. — Вот мы подумали-подумали и решили осчастливить вас посещением, братцы-кролики. Принять из ваших юных рук по обещанной стопке, а заодно выслушать ваши поздравления.

— А поздравления-то с чем? — решил уточнить любивший полную ясность Макс.

— Здрасте вам! Страна бурлит и клокочет, а эти так называемые сыщики ни хрена, извините, не знают! А по телевизору-то не передавали еще? Чего тянут?

Только Турецкий смог приостановить этот вулкан:

— Слава, перестань дурака валять. Не обращайте внимания, ребята, это он от радости, что мы наконец передали гуськовское дело в суд.

— Во, блин! — обрадовался Сева. — Это что — то самое дело об убийстве Разумовского?

— Ну я бы называл его теперь иначе, — вмешался в разговор обычно молчаливый Меркулов. — Дружными усилиями мы, братцы, завершили дело о преступности в высших эшелонах МВД. — С этими словами Константин Дмитриевич торжественно выставил на стол большую бутылку французского коньяка. — Так что пусть вот эта скромная награда найдет сегодня своих героев.

— Шутка ли, братцы, — подхватил Турецкий, — в итоге даже министра снимают! И все это, можно сказать, благодаря вам, благодаря тому, что вы взялись за это дело!

— Это чего — шутка? — с сомнением спросил Денис. Обратился к Меркулову как к наименее склонному к розыгрышам человеку в этой шебутной компании: — Дядь Кость, это хохма?

— Какая там хохма, Денис! — Меркулов, кажется, даже немного огорчился, что он им не верит. — Какая хохма, если дяде Славе вон премия председателя правительства, мне премия Генпрокурора, а Сашке — аж правительственная награда. Орден «За заслуги перед Отечеством» четвертой степени!

— Так точно-с! — подхватил Грязнов-старший. — Вообще-то четвертая — она затравочная, для начала. Потом третья, потом вторая. Эх, ребята, выкопайте нам еще одно такое дельце, я тоже орден хочу!

— Значит, вот этот пузырь, — бодро сказал Макс, решительно свинчивая бутылке голову, — он вроде как к ордену четвертой степени приравнен? А третья степень к чему? К скольки бутылкам?

— Но-но, борода, ты не зарывайся! — строго окоротил его Сева Голованов — он хоть и сдал в свое время свои награды за Чечню, но цену заслуженной награде, как всякий воевавший человек, знал.

— Выпиваем чисто символически, — объявил Грязнов, не давая даже возникнуть мысли о выяснении отношений. — То есть по пятьдесят граммов на нос.

Что такое пятьдесят граммов таким волкам? Да ничего! И все же застолье даже и так сразу стало получаться шумным и веселым. То смеялись, слушая рассказы Грязнова о том, как он обрабатывал Кента: «Я ему: ты что, не хочешь сотрудничать? — Ох как хочу, гражданин начальник! — Ладно. Ты что-нибудь слышал про дневник? — Так точно, слышал. — И что же ты слышал? — Что прикажете, то и слышал, гражданин начальник». И так дня два — чистый Швейк!

Смеялись, слушая о том, как Турецкий ездил в Бутырку полюбоваться на Никонов «люкс». О том, как явился с повинной генерал Суконцев.

— Этого знаете что добило? — рассказывал Меркулов. — Когда вокруг все запахло жареным, пошел к своему начальнику и другу Гуськову. Что, мол, делать-то, Володя? Тот ему: «А ты застрелись. Я, например, как честный офицер, об этом подумываю. Не знаю только, здесь или в Женеве. Как думаешь, где лучше?»

Ну, понятное дело, под такие разговоры одной бутылкой дело не кончилось — сгоняли еще. И в тот самый момент, когда Грязнов со словами «Чисто символически» поднимал свой бокал за молодую поросль российской криминалистики, искореняющей под французский коньяк самые безобразные формы российской преступности, в «Глории» появились заказчицы — «сестрица Аленушка», то бишь Елена Романовна, и эстрадная красотка Долли Ласарина.

— О, как будто носом чуяла, — восхитилась импровизированному застолью певица. — За что обожаю настоящих мужиков — за изобретательность. Уж что касается повода выпить — завсегда придумают что-нибудь.

— Пардон, пардон! — слегка даже обиделся Грязнов. — У нас повод заслуженный.

— Ну и хорошо. Мы на минутку, вовсе не собираемся вам мешать, — сказала Лена. — Можно вас, Денис? — Она заставила его подняться из-за стола, отойти в сторону. — Мы, собственно, услышали по телевизору сообщение о завершении дела и решили вот с Дашей, что самое время нам с вами произвести расчет. Как договаривались. Я все правильно сказала, Даш? — спросила она подошедшую к ним Долли.

— Все правильно, кроме одного, — громко, своим поставленным голосом заявила Долли, — мы обе всех вас поздравляем. Потому как, извините, скажу красиво, не могу удержаться, наша мечта — отомстить — обернулась вашей мужской победой. Мы в вас с Леной во всех влюблены, и ура!

— Налейте, налейте даме! — закричал Сева. — Вернее, дамам.

— Стоп, мужики! — вдруг остановил всех Кротов. — У меня для начала другое предложение. Все стоя, по-офицерски, пьем за Елену Романовну. Как бывший кадровый разведчик, могу сказать, что видел немного людей, не выдавших тайну даже под действием скополамина. Я всегда восхищался такими людьми, поскольку знал, какого это требует характера и какой чудовищной силы воли. Поверьте мне на слово, это подвиг!

— Да ну, какой там подвиг, — Лена даже невольно чуть-чуть прослезилась. — Просто я тогда сказала себе: отвечай только на прямые вопросы, не предавай Игоря. Ну я и отвечала. Он говорит: можешь открыть сейф? Я говорю: нет… Я ему правду сказала. А вот если б он сказал, к примеру, где ключ — я бы ему ответила. Он просто неправильно спрашивал…