Исправить (ЛП) - Уилсон Киврин

Я фыркаю, готовая взорваться от раздражения.

— Да неужели? Тебя поразило только это? После всех твоих слов о том, что я вышла замуж, умудрилась родить ему троих детей и прожить столько лет с домашним тираном, тебя удивляют только мои незапланированные беременности?

— Я просто хочу заявить, — она качает головой, обращаясь к родителям. — Официально, я самая благоразумная из ваших детей. — она тычет себе пальцем в грудь. — Я никогда случайно не залетала. — снова указывает на себя и бросает острый взгляд на Кэма. — И никогда ничего не поджигала на заднем дворе. Дело закрыто. Не говорите больше, что я, как средний ребенок, всеми способами пытаюсь добиться вашего внимания.

— Поздравляю, — Кэм протягивает ей руку, но она игнорирует его.

Пока родители все еще пытаются переварить сказанное мной, я с облегчением выдыхаю. В конце концов я удовлетворила их любопытство и ответила на все вопросы, что их беспокоили, так что мне больше ничего объяснять не надо. Верно?

Мама протягивает руку и сжимает мои побелевшие кулаки, лежащие на столе. — Милая, мне очень жаль, что тебе пришлось через все это пройти. Но ты так и не рассказала нам, что происходит между вами сейчас. Что-то изменилось?

— Не знаю, — отвечаю я. — Может быть. За последние несколько дней нам удалось решить некоторые вопросы.

— Все равно это не объясняет твои синяки, — раздается грохочущий голос отца.

Черт возьми! Я резко поворачиваюсь к нему.

— Не надо. Пожалуйста.

— Нет, — Его лицо искажается. — Уж будь так любезна, объяснись. Ты хоть представляешь, через что мы прошли? Мы месяцами строили догадки, что же такое ужасное между вами могло произойти. И поверь мне, с нашим живым воображением мы могли напридумать себе такое…

О, папа! Не думаю, что мне еще когда-либо было стыдно так, как сейчас. Мне и в голову не могло прийти, что своей скрытностью я могу так сильно ранить окружающих, особенно отца. Отца, который так любит и обожает меня. Я понимаю, что всю жизнь бездумно пользовалась этими его чувствами. Ведь осознание, что тебя любят безоговорочно, немного опьяняет, не так ли?

И как я могу открыть ему истинные причины моих синяков?

А с другой стороны, как я могу этого не делать?

— Он не бьет меня, — спокойно уверяю я его, чувствуя себя заезженной пластинкой. С трудом сглотнув, я через силу выдавливаю из себя слова, за которые готова сгореть от стыда. — Просто… иногда мы предпочитаем делать это по жесткому. — и виновато поправляюсь: — Почти всегда.

Теперь тишина, повисшая в комнате, становится звенящей, будто еще чуть-чуть и произойдет взрыв. Я ковыряю облупившийся лак на ногте, старательно избегая взглядов. Думаю, по возвращении домой мне надо сходить на маникюр. Или самой заняться своими ногтями и посвятить тому целый день. Целый чертов день спа. Сейчас это похоже на несбыточную мечту.

— О, черт, — удивленно и весело нарушает молчание Кэмерон.

— По жесткому? — спрашивает мама, явно сбитая с толку.

— Что ты имеешь в виду? — рявкает не менее озадаченный отец.

И, конечно, мой брат, хихикая, считает своим долгом уточнить.

— Секс, папа. Она говорит о сексе.

— О, Боже, — раздается сдавленный писк Мии, и я вижу, как искрятся ее глаза поверх ладошки, которой она судорожно зажимает рот? Другой вопрос, искрятся от шока или смеха? Вероятно, и от того, и от другого. На ее взгляд, это до возмутительности смешно. Мелкая паразитка!

Боже, куда еще хуже? Мне и так приходится несладко, пока я здесь стараюсь сохранить те крохи, что остались от моего достоинства. Почему мне так стыдно, ведь то, что происходит между взрослыми по обоюдному согласию, никого больше не касается. Но я готова сейчас умереть от унижения и ничего не могу с собой поделать.

— У тебя синяки от жесткого секса? — недоуменно спрашивает мама. — С Логаном?

— Нет, мам, — раздраженно отвечаю я. — с Санта-Клаусом. Боже…

— Не смей так разговаривать с мамой, — огрызается папа. — Это просто смешно. Если верить твоим словам, он причиняет тебе боль потому, что ты этого хочешь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Пока я с горем пополам пытаюсь найти подходящие слова для ответа, Кэм с хохотом вставляет:

— Да, Пейдж. Расскажи-ка нам все подробности. Он тебя связывает? Вы используете игрушки? И какое у тебя стоп-слово?

Я готова убить его на месте. Ярость берет верх, и я напрочь забываю о смущении.

— Мы с Мией знаем, где ты прячешь свою травку.

При этих словах моя сестра оживляется.

— Да, — подтверждает она с усмешкой, — в комоде, в ящике с носками.

— Что? — хором восклицают родители, повернув головы к сыну.

Кэм закатывает глаза, будто пытается облапошить простачков.

— Брось, — говорит он Мие с ухмылкой. — Кого это волнует, когда выясняются грязные подробности о предпочтениях нашей идеальной сестрички?

— С меня достаточно! — с грохотом отодвинув стул, отец вскакивает из-за стола.

— Фрэнк… — пытается успокоить его мама, но уже через секунду слышится дребезжание стекол, когда он резко закрывает за собой дверь в сад.

Черт! Закрыв глаза, я выдыхаю. С такой скоростью еще не один день не превращался в кучу дерьма.

— Есть еще вопросы? — устало спрашиваю я. И при виде поднятой руки брата, шиплю на него: — Заткнись!

— Господи, женщина. — говорит он, притворяясь обиженным — Ты сердишься на меня за то, что сама увлечена «Пятьюдесятью оттенками…»?

Я больно пинаю его ногу под столом.

После этого мне больше нечего сказать.

Глава 25

Пейдж

Я лежу в своей детской спальне, в полной темноте и без сна. На полу у кровати на надувных матрасах спят дочери, и я тщетно пытаюсь заснуть под их мерное сопение, перемежающееся очаровательным похрапыванием. Здесь только мы. Логан внизу, в гостевой спальне, а Эллиот, за последнюю неделю привыкший спать с моими родителями, напрочь отказался покидать их постель. В других обстоятельствах я бы не позволила ему это, но сегодняшний день вымотал меня настолько, что к ночи я просто валилась с ног. В конце концов, в этой его дурной привычке есть и моя вина. Слишком уж часто я позволяла ему спать вместе с собой. Когда посреди ночи он пробирается в мою комнату и пристраивается у меня под боком, я разрешаю ему остаться. И не потому, что мне лень тащить его обратно в кроватку или я слишком устала… Как бы не хотелось этого признавать, но, когда он вот так прижимается ко мне своим маленьким тельцем, я успокаиваюсь, проблемы отходят на второй план и поутру я просыпаюсь отдохнувшей и полной сил.

Потому что я ненавижу спать одна.

Это был утомительный день. Едва вернувшись с Джеем и детьми из парка, Логан сразу отвел меня в сторону для разговора. Очевидно, он заподозрил неладное, но я отмахнулась от него и соврала, что все в порядке. Я видела, что он мне не поверил, но, к счастью, не стал допытываться.

Однако все оставшееся время напряжение, повисшее между нами и моими родителями можно было резать ножом. Мама, казалось, старалась вести себя как обычно, но то и дело находила повод, чтобы прикоснуться ко мне. Ни минуты не проходило, чтобы она не дотронулась до моей руки, легонько не приобняла, или — Бога ради! — не провела по моей щеке ладонью. Что до Логана, за весь вечер она не обменялась с ним и парой слов. И это было так не похоже на нее. Ведь до нашего расставания они могли без устали дискутировать на излюбленную ими обоими тему — судопроизводство.

Что касается отца… Остаток дня он делал вид, что занят и умело избегал меня. За ужином он угрюмо помалкивал, старательно избегая встречаться со мной взглядом. Логан, почувствовав гнетущую атмосферу за столом, предпочел делать вид, что не замечает его. К тому времени, когда отец соизволил вернуться в дом, заявив, что слишком устал от работы на заднем дворе, я уже растеряла остатки сочувствия и терпения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Пора бы уже ему уяснить, что я уже не девочка и имею право заниматься сексом.

Вздохнув, я переворачиваюсь на другой бок и подтягиваю одеяло. Мне этого оказывается недостаточно, так что вдобавок пихаю кулаком подушку. Лежа на спине, вспоминаю, как проснулась сегодняшним утром от прикосновений Логана и это заставляет меня вернуться к событиям предыдущей ночи. Воспоминания фрагментарны, но так отчетливы. Я помню прикосновения его губ на мне… везде… Его приятную тяжесть, и то, как он, толкаясь, заполнял меня. Это похоже на сон, который заставляет дышать тяжелее и судорожно сжимать бедра, когда возбуждение охватывает меня.