Исправить (ЛП) - Уилсон Киврин

А, к черту всю эту собачью чушь!

Придвинувшись, я просовываю руку под простыню и натыкаюсь на попку в пижамных шортиках. Нет, я ни за что на свете не буду спать голышом, сказала она в нашу первую совместную ночь. Что, если случится пожар или бог знает что еще? Я улыбаюсь воспоминаниям, проводя рукой по ее груди и, подцепив низ майки, пробегаюсь пальцами по обнаженной коже живота. Она вздрагивает, выгибает спину и прижимается ко мне задницей. Чем, откровенно говоря, лишает меня остатков разума.

— М-м-м, — бормочет она. — Нет. Еще слишком рано.

— Солнце с тобой не согласно, — убирая ее волосы в сторону, я, царапнув зубами, целую ее в шею.

Она делает глубокий вдох.

— Ну и что? Разберись с ним сам.

— Ага, — усмехаюсь ей в ухо, — Ты обратилась по адресу. Я всегда знал, что ты считаешь меня богом.

Она фыркает, окончательно проснувшись, а затем поворачивается ко мне, и я во всей красе могу лицезреть ее синяк.

У меня внутри все снова сжимается от ярости на Кэролайн Карн. Черт возьми, надо очень постараться, чтобы наградить человека таким синяком. Фиолетовое пятно, от которого половина лица кажется отекшей, просто огромно. Я опускаю взгляд ниже и вижу другие синяки, покрывающие плечи. Но это уже следы нашей страсти. Выглядят не так серьезно и достаточно привычно для нас. Это мои отметины на ней. Знаю, они не пугают ее, потому что это цена, которую она готова заплатить за полученное удовольствие, к тому же, у нее очень нежная кожа и синяки проступают даже после незначительного воздействия. По крайней мере, она всегда уверяла меня в этом.

Тем не менее, это доказательство того, что я причинил ей боль, и мне неприятно на них смотреть.

— Насколько все плохо? — спрашивает она встревоженно.

Понимая, что она все прочла по моему лицу, натягиваю на себя беззаботную улыбку.

— Не так уж и плохо.

— Так тебе и поверила, — с сомнением отвечает она.

— Детка, я злюсь на Кэролайн. К твоему внешнему виду это не имеет никакого отношения, — я провожу указательным пальцем по ее щеке и подбородку. — День, когда я перестану считать тебя красивой, станет днем моей смерти.

Она пытается сдержать улыбку, и медленно скользит рукой по моей шее вниз, к груди.

— Мы можем остаться здесь?

Мой член реагирует на ее легкое прикосновение. Изо всех сил стараясь не обращать на это внимания, я поднимаю брови.

— Я думал, ты соскучилась по детям.

— Ужасно соскучилась, — печально вздыхает она. — Но здесь так… спокойно. — Подняв руки над головой, она потягивается и зевает. — На самом деле. Я все время думаю, как мне до смерти хочется увидеть их, обнять и поцеловать, но знаю, что уже через пять минут я готова буду рвать на себе волосы.

— Что совершенно нормально, — рассеянно замечаю я, протягиваю руку и пока ее грудь заполняет мою ладонь, наслаждаюсь тем, как мягко и податливо она ощущается сквозь тонкую ткань ее майки. Потом зарываюсь лицом в ее волосы, закрываю глаза и вдыхаю. Она пахнет так же, как и раньше — цветочный кондиционер для волос, легкая и сладкая отдушка лосьона на коже и ее собственный, ни с чем не сравнимый аромат.

Спустя какое-то время после нашего расставания год назад, когда я наконец понял, что Пейдж не собирается чудесным образом менять своего решения, я предпринял пару попыток «двигаться дальше». Несколько отчаянных попыток, которые так ни к чему и не привели. Все эти женщины, с которыми я отправлялся на свидание, не вызывали у меня ни малейшего сексуального желания, и я с мрачной тоской понимал, это потому, что… они не пахли так же, как моя жена.

По-видимому, я пингвин. Или бобер. Или любая другая тупая животина, которая выбирает себе партнера раз и на всю жизнь.

— Логан, — вдруг окликает меня она.

— А? — Я провожу большим пальцем по ее соску, чувствуя, как твердеет он под майкой.

— Поехали вместе?

— Куда? — рассеянно спрашиваю я, стягивая с бретельку с ее плеча, и прижимаюсь к ней губами, в ответ она награждает меня мягким, благодарным вздохом.

— В дом моих родителей. — Она поворачивается, чтобы взглянуть мне в глаза. — Тогда в воскресенье можем отправиться домой вместе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я замираю от неожиданности и внимательно смотрю на нее.

— Ты уверена?

— Ага… — Она кивает с непроницаемым выражением лица.

— Почему? — спрашиваю я, смущенный и слегка встревоженный. Почему она так внезапно предложила мне это? Все ради детей? Я уверен, вчера она чувствовала свою вину, при виде их разочарованных мордашек, когда сказала, что я не смогу приехать к ним.

— Потому что я этого хочу, — просто отвечает она.

Ух ты! Ее слова, порцией головокружительного удовольствия и робкой надежды, несутся по венам прямо к сердцу. Конечно, еще рано строить какие-то планы и предположения, но я ничего не могу с собой поделать.

Потому что я этого хочу.

Наклоняюсь, чтобы запечатлеть легкий, но долгий поцелуй на ее губах.

— Хорошо.

Она хитро улыбается мне, а я пытаюсь разгадать, что такого она задумала. Но она резко вскакивает и направляется в ванную, а я вспоминаю, что теперь мне придется столкнуться и провести все выходные с ее родственниками, которых я не видел с тех пор, как мы расстались.

Черт возьми!

Моя эрекция еще ни разу не пропадала так быстро.

***

Пытаюсь припомнить, когда же в последний раз мы ехали в одной машине вместе с женой?

Теперь каждое мгновение, кажется, состоит из таких странных маленьких размышлений. На первый взгляд простые и повседневные вещи — например, то, как она в одном нижнем белье носится по дому, укладывая волосы и нанося макияж; или кофе, который я приготовил для нее, пока она собирала вещи; или шутливая перебранка на тему, кто первый поставит заряжать свой телефон в машине, — я примечаю каждый шаг, будто пытаюсь понять — делают ли они нас ближе, или, наоборот, отдаляют.

Пока моя жена за рулем отцовского автомобиля мчит нас по шоссе I-80 в сторону Сакраменто, мы мило болтаем ни о чем. В основном наш разговор крутится вокруг детей. Фрейе все так же с трудом дается математика. Причину кожных высыпаний Эби, мы так и не выяснили, а с привычкой Эллиота залезать в кровать к родителям, которую мы оба пытались скрыть друг от друга, пора что-то делать.

Необычно то, что в нашем споре мы не пытаемся побольнее уколоть друг друга. Пейдж не валит на меня всю вину за то, что наша старшая дочь совсем не старается в школе, потому и получает по математике двойки и тройки. А я не пытаюсь с пеной у рта доказать, что пока та мазь от сыпи помогает Эби, нет смысла тащить ее к другим врачам. Так что мы, отбросив в сторону злобу, перекладывание вины друг на друга и мелочность, просто обсуждаем проблемы и пытаемся найти им решение.

Очевидно, мы достигли перемирия, и это как гребаный бальзам на мою душу. Даже если окажется, что наш брак уже не спасти, может мы хотя бы сможем избежать уродливых сцен выяснения отношений?

Полюбовный развод.

Я не хочу даже думать об этом.

— Как ты объяснила семье причину нашего расставания? — спрашиваю я во время наступившей паузы, пока все мои мысли устремились вперед на девяносто миль.

Она не отрывает взгляд за темными очками от трехполосной ленты шоссе и лишь поджимает губы.

— Никак.

— Никак? — Я с сомнением смотрю на нее. Да, Пейдж не любительница вываливать все свои проблемы на всеобщее обозрение, но я не могу поверить, что ее семья, узнав о предстоящем разводе, не стала допытываться о причинах разлада. Конечно, выпытывая информацию, они бы не стали приставлять нож к горлу, но…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Это их не касается, — коротко отвечает она.

Справедливо. Хотя я сомневаюсь, что они с радостью согласились с этим.

— Ты предупредила их, что я еду с тобой?

— Да, я написала маме. — она искоса бросает на меня быстрый взгляд, и я понимаю, что ей неловко, от того, что она собирается мне сказать дальше. — Сказала, чтобы подготовили для тебя гостевую спальню.