Викинги - Франс Бенгстон

— Пекарня пуста, кроме одного небольшого ларя, — сказала она,— а кладовая выглядит так, словно ее посетила стая волков. Я должна сказать вам обоим, что если у вас будет много сыновей, вы не сможете созывать такие праздники для них всех, или на это уйдет все ваше богатство. Я не хочу слишком жало­ваться на эти траты, потому что, действительно, пер­вый сын заслуживает такой чести, но на будущее придется ограничиваться пивом невысокой крепости за едой, вплоть до нового урожая хмеля.

Орм сказал, что не желает слушать никакого во­рчания из-за того, что съедено слишком много.

— Но я знаю, что ты так и не думаешь,— сказал он Азе,— а твое ворчание — просто по привычке. И я слышал, что слабое пиво — это такой напиток, которым можно удовлетвориться.

— Ты должна помнить, Аза,— сказал отец Вилли­бальд,— что это был не обычный праздник. Потому что он содействовал делу Христа, вынудив язычников креститься. Давайте же, следовательно, не будем жаловаться, что столько всего съели и выпили, потому что Бог отплатит нам сторицей.

Аза согласилась, что в его доводах что-то есть, потому что она никогда не любила противоречить отцу Виллибальду, даже когда бывала не в настроении.

Отец Виллибальд особенно был рад тому, что он столь многого достиг за время праздника, не только обратив в веру всех гостей, но и став первым из всех слуг Христовых, кто сумел обратить жителей Сма-ланда.

— Я могу откровенно сказать,— сказал он,— что терпение было вознаграждено, и я не зря приехал с вами в эту несчастную страну. В течение этих трех дней сорок пять душ получило крещение от моей руки. Правда, увы, никто из них не был подвигнут на это искренним движением души к Христу, хотя я так много рассказывал им о Нем. Наших гостей уговорили ирландские мастера, а смаландцев крестили против их воли. Но мое мнение таково, что если бы слуги Хрис­товы просто сидели бы и ждали, что народ этой стра­ны придет к ним по велению сердца, им пришлось бы долго ждать. И я верю, что много хорошего может произойти из того, что случилось на этом празднике. Но заслуги во всем этом принадлежат не мне, а ирлан­дским мастерам, и это действительно чудо Божие, что они были посланы сюда именно в тот момент, когда их искусство было более всего необходимо.

— Только Бог мог додуматься до этого,— сказала Аза.

— Но сейчас,— сказал Орм четырем пришель­цам,— пришло время и нам послушать побольше о вас, странные люди, пришедшие к нам в одежде нищих. Нам хотелось бы знать, почему вы, двое мастеров, странствуете таким образом по нашей стране, и кто — двое ваших товарищей, и чего вы хотите.

Крупный человек с поседевшей бородой взглянул на своих товарищей и медленно кивнул головой. Затем сказал низким голосом:

— Меня зовут Спьялле, а родина моя — Уппсала. Я сопровождал короля Эрика во всех его походах, был рядом с ним в качестве щитоносца, благодаря моим размерам и силе. Но сейчас я больше не исполняю этой обязанности, вместо этого мне было приказано вернуться в Уппсалу, переодевшись нищим и привя­зав меч к ноге.

Он кончил говорить, и все остальные уставились на него в изумлении.

— Зачем ты привязал меч к ноге? — спросила Йива.

— Я многое могу сказать в ответ на этот вопрос,— ответил он.— Но по-моему я уже и так сказал слиш­ком много, потому что я знаю, что ты, женщина, сестра короля Свена. Но самые главные новости одновремен­но и самые плохие: они состоят в том, что король Эрик, которого называли Победоносным, мертв.

Все поняли, что это — действительно важная но­вость, и желали послушать подробности.

— Меня можешь не опасаться,— сказала Йива,— хотя я и сестра короля Свена. Между нами нет любви, а последним приветствием, полученным нам от него, были люди, посланные убить нас. Это он убил короля Эрика?

— Нет, нет! — возмущенно вскричал Спьялле,— если бы это было так, меня бы сейчас здесь не было. Король Эрик умер от колдовства, в этом я уверен, хотя была ли его смерть задумана богами или этой прокля­той женщиной из Готланда, Сигрид, дочерью Скоглар-Тосте, женой короля Эрика — чтоб ей вечно гореть в аду среди лезвий мечей и змеиных клыков — я не знаю. Король направился к Малым Островам с набе­гом, во главе сильного флота, намереваясь вскоре на­пасть на короля Свена, который скрывался в Северном Сьяланде. Удача сопутствовала всем нашим начинани­ям, на сердце у нас было весело. Но когда мы стояли в гавани в Фальстере удача изменила нам. Короля охватило безумие, и он объявил всей армии, что со­бирается креститься. Он сказал, что ему будет больше везти в войне против короля Свена, если он это сде­лает, и тогда уж он совсем скоро покончит с ним навсегда. Его подбили на эту глупость попы, которые пришли к нему от саксонцев и долго нашептывали ему в уши. Армии очень не понравились эти новости, а мудрые люди прямо говорили ему, что королю Шве­ции не подобает думать о таких глупостях, которые, может быть, и подходят саксонцам и датчанам, но ему пользы не принесут. Но он свирепо накинулся на них, когда они посоветовали ему это, и резко ответил, а поскольку они знали, что он — мудрейший из людей и кроме этого — такой человек, который всегда пос­тупает в соответствии с собственными намерениями, то не сказали ему больше ничего. Но его королева, эта сумасшедшая готландка, приехавшая на юг с нами, приведя с собой все корабли, унаследованные ею от своего отца, ненавидела Христа и его последователей страшной ненавистью и не позволяла королю Эрику унять ее, так что между этими двумя людьми вспых­нула страшная вражда, и среди солдат распростра­нился слух, что она сказала, что нет на свете более жалкого зрелища, чем крещеный король, и что король Эрик пообещал выпороть ее, если она еще раз затро­нет этот предмет. Но было уже слишком поздно пугать ее поркой, ее надо было сечь давным-давно, и при этом много. В результате их ссоры армия раскололась, так что мы, шведы, и люди королевы смотрели друг на друга волками и обменивались ругательствами и часто обнажали мечи друг на друга. Затем колдовство охва­тило его, он начал болеть и хиреть, не способный пошевелить и пальцем, и однажды утром, когда еще все спали, эта сумасшедшая дочь Скоглар-Тосте уплы­ла со всеми своими кораблями, покинув нас. Многие думали, что она направилась к королю Свену, так подумал и король, когда узнал о случившемся. Но мы ничего не могли поделать, а король был так слаб, что едва мог говорить. Тогда великая паника охватила армию, все капитаны кораблей захотели уехать и вернуться домой как можно скорее. Было много раз­говоров о сундуках с сокровищами короля, о том, как лучше разделить их среди его сторонников, чтобы они не попали в руки короля Свена. Но король призвал меня к себе и приказал отнести его меч его сыну в Уппсалу. Потому что этот меч — древний меч Уппсальских королей, данный им Фреем и являющийся для них самой дорогой ценностью.

«Отнеси мой меч домой, Спьялле,— сказал он,— и хорошенько храни его, потому что в нем — удача моей семьи». Затем он попросил меня дать ему попить, и я понял, что ему осталось жить недолго. Вскоре после этого он, которого люди называли Победоносным, умер в своей постели, а оставшихся его сторонников едва хватило, чтобы сложить ему погребальный костер. Но мы сделали это по мере наших сил, убили его рабов и двоих его священников, положив у его ног, чтобы он мог появиться перед богами не в одиночестве, как человек низкого звания. Потом, когда костер еще го­рел, островитяне напали на нас. Когда я увидел их приближение, то сразу же убежал, не из страха, а ради спасения меча, и вместе с этими тремя людьми пересек пролив на рыбацкой лодке и попал в Сканию. Итак, я ношу меч под одеждой на ноге, чтобы сохра­нить его. Но что произойдет в мире после смерти короля, я не знаю, поскольку из всех королей он был самым великим, несмотря на то, что из-за козней злой колдуньи он встретил такой плохой конец и лежит сейчас далеко на острове Фальстер, где нет даже песка, чтобы засыпать его пепел.

Такова была история Спьялле, и все его слушатели стояли молча, раскрыв рты.

— Тяжелые времена наступили для королей,— сказал наконец Орм.— Вначале Стирбьорн, который был самым сильным, потом король Харальд, самый мудрый, а теперь и король Эрик, самый могуществен­ный. А не так давно императрица Теофано тоже умер­ла, она, правившая в одиночку саксонцами и ломбар­дцами. Только король Свен, брат моей жены, более злой, чем другие короли, не умер, но процветает и обрастает жиром. Интересно было бы узнать, почему Бог не уничтожил его и не позволил остаться в живых лучшим королям?

— Бог приберет его в свое время,— сказал отец Виллибальд,— как прибрал он Голоферна, которому отрезала голову женщина по имени Юдифь, или Сеннахериба, властителя Ассирии, убитого своими сы­новьями, когда он стоял на коленях и молился своим идолам. Но иногда случается, что злые люди цепко держатся за жизнь, а здесь, в северном климате, Дьявол сильнее и могущественнее, чем в более циви­лизованных странах. То, что это так, было только что засвидетельствовано перед нами, ведь этот человек, Спьялле, рассказал нам, как он' сам убил двух слуг Христовых, чтобы пожертвовать ими для костра языч­ника. Такая дьявольщина не существует нигде в мире, кроме этих мест и среди некоторых вендских племен. Я не знаю, чтобы я предпринял против совершившего такое преступление. Какая польза из того, что я скажу тебе, Спьялле, что ты будешь гореть в аду за это деяние, потому что даже если бы ты не совершил его, все равно ты бы горел там.