Викинги - Франс Бенгстон

Палубный бой начинался в том случае, если про­тивник не мог или не успевал вырубить вместе с деревом наброшенный абордажный крюк или якорь. Схватка начиналась с носа и постепенно перемещалась к корме. Вот как описывает один из подобных эпизодов сага: «Бой шел на носах кораблей, и только те, кто стоял там, могли рубиться мечами, те же, кто находил­ся за ними в средней части корабля, бились копьями. Стоявшие еще дальше метали дротики и остроги. Другие бросали камни и гарпуны, а кто стоял за мачтой, стрелял из лука».

Битва у мачты, водруженной в центре корабля, знаменовала наступление критического момента, и тогда конунг выбегал из-за ограды щитов и личным приме­ром вдохновлял своих людей. Если же дело оказыва­лось совсем худо, в ход пускалось все, что оказывалось под рукой: «Олав схватил румпель и бросил в этого человека, и попал в голову... так что череп раскололся до мозга»,— бесстрастно передает сага. Или вот еще: «Вигфусс, сын Глума Убийцы, схватил с палубы нако­вальню, на которой кто-то выпрямлял рукоять своего меча... Он метнул наковальню двумя руками и попал в голову Аслаку Лысому, так что острый конец нако­вальни вонзился в мозги. До этого Аслака не брало никакое оружие, и он рубил на обе стороны».

После боя — иногда скоро, а иногда и несколько дней спустя (после похорон павших или отхода в безопасное место) — трубили сигнал к дележу добычи. Трофеи делили на четыре части, потом каждую часть — еще на двенадцать, и только затем выделялись персональные доли.

Нагруженные добром победители возвращались в родные фьорды, и слава летела впереди них. Они становились героями саг, передаваемых из поколения в поколение. А павшие в битве отправлялись в послед­ний свой рейс к блаженным берегам на «безразмер­ном» корабле «Нагльфар», сделанном из ногтей мер­твецов. Правит им невидимый для живых великан Хрюм, «и лишь поднимут на нем паруса, в них дует попутный ветер, куда бы ни плыл он. А когда в нем нет нужды чтобы плыть по морю, можно свернуть его, как простой платок, и упрятать в кошель, так он сложно устроен и хитро сделан», — поясняет «Младшая Эдда». Это — эпос.

Действительность была куда трагичней. Конунга заворачивали в саван, и живые обязаны были взгля­нуть на мертвеца, чтобы засвидетельствовать его смерть и тем предотвратить обвинения в убийстве или появ­ление самозванцев. Иногда бывало еще проще: «Но Хаки конунг был так тяжело ранен, что, как он пони­мал, ему оставалось недолго жить. Он велел нагрузить свою ладью мертвецами и оружием и пустить ее в море. Он велел затем закрепить кормило, поднять парус и развести на ладье костер из смолистых дров. Ветер дул с берега. Хаки был при смерти или уже мертв, когда его положили на костер. Пылающая ладья поплыла в море, и долго жила слава о смерти Хаки». Так уходили в более радостный мир морские конунги — морские короли, викинги.

Утонуть викинг не мог никак, если б даже и захо­тел. Когда он оказывался за бортом, его тут же подхва­тывала своей золотой сетью богиня моря Ран, жена морского великана Эгира, и уносила все в ту же блаженную страну. У Ран и Эгира были девять дочерей-волн: Химинглеффа (Небесный Блеск), Дуса (Голубка), Блёдутхадда (Кровавые Волосы), Хеффринг (Прибой), Удор (Волна), Раун (Всплеск), Бюлгья (Вал), Дрёбна (Бурун) и Кольга (Рябь). От них пошло поверье о смертоносном «девятом вале», а еще позднее это число закрепилось в количестве баллов шкалы состояния поверхности моря и шкалы степени его волнения в зависимости от высоты волн. Море часто называли «дорогой Ран», «землей кораблей», «землей киля, носа, борта или шва корабля», «путем и дорогой морских конунгов» и иными подобными эпитетами, а в поэзии одним из девяти хейти моря было «Эгир» и еще одним — «соль», прямой синоним греческого «галс», тоже принадлежавшего поэтам и давшего имя галере.

Викинги, быть может, единственные мореплавате­ли Севера, пересекавшие обширные водные простран­ства, не имея компаса, полагаясь на благосклонность Эгира и заступничество Ран. Днем в ясную погоду их вело солнце, ночью — звезды и маяки. Саги свидетель­ствуют о «солнечном камне»: им, например, владел Олав Святой. С этим камнем он не боялся ни туманов, ни пурги. Как сообщают саги, камень этот опускали в воду, и, плавая в ней, он отражал лучи невидимого солнца. Относительно этого чудо-камня существуют по крайней мере два соображения: либо это дощечка с укрепленным на ней магнитным железняком, либо кристалл исландского шпата, фокусирующего при пе­ленге на солнце два изображения вследствие поляри­зации света. Как бы там ни было, он вполне заменял викингам компас или секстан. Широту они определяли посредством солнечных часов — гномона, как это де­лали греки еще во времена Аристотеля.

Вообще, реальность мореплавания в ту или иную эпоху — понятие весьма относительное. Принято счи­тать, что в дальних рейсах, вне видимости берегов, нужно как минимум уметь вычислять широту и долготу. Однако, как уже было сказано, арабы в то самое время, когда Брандан плыл к своим островам, вообще не имели понятия о долготе и пользовались только вычислениями широты. Португальцы же и испанцы почти тысячелетие спустя решали прямо противоположную проблему. А если даже и научиться вычислять то и другое, куда это наносить? Ведь карты с градусной сеткой появятся еще нескоро, а каждый мореход отсчитывал расстояние от порога родного дома. Не случайно же Роджер Бэкон сокрушался о том, как «медленно растут у западных христиан географические сведения», и полагал, что «надо производить измерения, определять точно положение стран и городов, а для этого необходимо принять какой-нибудь определенный пункт за начало долготы. Можно бы взять, например, на западе западную оконечность Испании, на востоке — восточную границу Индии. География, помимо ее практических приложений, важ­на и для других наук. Нельзя знать людей, не зная климата и страны, в которой они живут, так как климат влияет на произведения растительного и животного царства и еще более на нравы, характеры и учрежде­ния...». Прозорливость, поразительная для своей эпохи! Или, быть может, хорошая осведомленность: у арабов уже был общепринятый нулевой меридиан: он прохо­дил через Канарский архипелаг — античные Острова Блаженных. А в это же самое время на Люнебургской карте мира 1284 года, обильно уснащенной пояснитель­ными надписями, твердой рукой обозначен Рай (на крайнем востоке), указано местообитание «породы силь­ных собак» (в Албании) и начертаны прочие такого же рода сведения, дающие путешественникам, по мнению составителя, «правильное направление и приятное на­слаждение от созерцания попутных предметов»,— те же климаты, то же животное и растительное царство... В самом начале XVI века испанский поэт Хуан Боскан писал:

Встревожен шкипер небом грозовым,но стоит солнцу вспыхнуть на просторе,он все тревоги забывает вскоре,как будто почва твердая под ним.

Солнце днем и звезды ночью — недаром их вели­чали «путеводными», поклонялись им и приходили в ужас во время затмений. На солнечном Севере с неза­памятных времен определяли широту по длине тени в полдень.

Норманны были третьей великой морской нацией в период становления европейских государств. И они заставили поделиться с собой морем и ромеев, и арабов.

1

Дания также претендовала на обладание Норвегией, хотя норвежцы считали себя независимыми.

2

Хороший поэт и сильный воин, который, как предполагается, закончил свои дни в Америке.