Певец меча (Легенды о Тигре и Дел - 2) - Дженнифер Роберсон

Вопрос был задан.

- Киприана, - ответила она.

Мастер песни повторил.

- Киприана, - выкрикнула она.

Ее спросила в третий раз.

Светлые волосы встали на голове дыбом, негнущиеся руки взлетели в воздух.

- Киприана! - закричала она.

Я сделал шаг вперед. Дел удержала меня и молча покачала головой.

Я ждал. Песня не менялась, не прерывалась. Мастер песни задал тот же вопрос.

Воздух в круге затрещал. Я увидел в голубых глазах бешенство, ненависть, ярость и страх.

- Кип... Кип... Кип... - она замолчала. Снова повторила атаку против имени. Ее лицо кривилось. Песня усилилась.

- Имя при рождении? - последовал приказ.

Губы приподнялись в хищном оскале. Имя вырвалось изо рта яростным шипением.

- Ракшаса, - голос больше напоминал змею, чем человека. - Ракшаса, Ракшаса...

Сразу после ее слов воздух перестал трещать. Волосы упали на плечи, руки бессильно повисли.

- Ракшаса, - повторила она, но это был последний вызов.

Шеду. Даэва. Ракшаса. Я никогда не слышал этих имен, но Дел их знала.

- Свяжите их, - сказала она, - свяжите. Поставьте вокруг них камни. Запойте их в круг, который никто бы не смог разрушить.

Внутренне я вздрогнул, вспомнив, как освободил их.

- Запойте их, - шептала Дел, - запойте, - она замолчала, прижав ладонь ко рту и прикусив кожу.

Песня изменилась. Я уловил это изменение, хотя оно было совсем тонким и понял, что пожелание Дел будет выполнено. Я не удивился, когда каждый Кантеада, образующий круг, медленно наклонился, положил что-то на землю и снова выпрямился. Не выпуская свечи из рук. Не прекращая песни.

На земле лежали камни. Круглые гладкие камни, покрытые руническими узорами, похожими на те, что я видел на стенах пещеры мастера песни. Камни охраны, как лежавшие на вершине холма. Как камень, который я отбросил ногой, открыв круг. Освободив локи.

Что-то ударило меня в живот. Изнутри, не снаружи: я вдруг вспомнил день, когда Массоу и Киприана отказались заниматься. День, когда каждый из них объявил, что его больше не интересует танец мечей. Не интересует круг.

Теперь они были пойманы в круг такой же как тот, из которого их освободили.

- Дел, - сказал я, - а как же остальные? Как же Адара и дети? Они мертвы?

Я заметил, как под мокрыми от пота волосами сошлись светлые брови.

- Не знаю, - обеспокоенно ответила она. - Их тела живы, но в них локи. Они не могут друг без друга.

- А нельзя выгнать локи? Ведь раньше у них не было тел.

Дел медленно покачала головой.

- Я просто не знаю.

Я посмотрел на локи. Нет, я посмотрел на женщину и ее детей. Я знал, хотя сомнения и оставались, что жители Границы живы. Где-то глубоко внутри каждого из них, куда не могли добраться локи, жил твердый дух, который заставлял вдову и ее детей продолжить путешествие, невозможное без помощи мужчины.

- Давай спросим, - предложил я, и мы пошли к мастеру песни. Он не стоял в линии круга, он не пел. Его делом было создать песню и передать ее остальным.

- Мастер песни, - позвал я, - осталось еще одно дело. Имена, которые ты слышал от локи, это имена настоящих людей. Имена женщины и ее детей. Люди с этими именами достойны жизни.

Гребешок задрожал и застыл.

Песня ловушки связывает.

- Да, - сказала Дел, - мы знаем. Но локи назвали свои настоящие имена и освободили эти. Сила рассеяна. Можно женщине и детям вернуть их собственные имена?

Кантеада нахмурился.

Я облизнул сухие губы.

- Ты мастер песни, - сказал я. - Я не сомневаюсь, что ты можешь создать песню, которая освободит их.

Он взглянул на нас с тревогой.

Песня грез могущественна. Я посмотрел на знакомые лица, за которыми теперь скрывались локи.

- Я думаю, риск того стоит.

Он тоже посмотрел на жителей Границы, подумал и взмахнул изящными пальцами, показывая на вход в пещеру. Это был приказ, которому я не посмел перечить.

- Баска, - позвал я, - пошли.

Она уже бежала.

30

Гаррод стоял перед входом в тоннель, ведущий в пещеру мастера песни. Не скрывая любопытства, он растерянно проводил глазами прошмыгнувшую мимо Дел. Пропустив ее, Северянин повернулся ко мне.

- Я слышал крики, - сказал он. - Крики и... пение.

- Не сейчас, - отрезал я, отмахнувшись от него. Как и Дел я скользнул в тоннель и Гарроду пришлось последовать за мной.

Тоннель был невероятно тесным. Ничего в жизни мне так не хотелось как избавиться от веса камня и снова вырваться на свободу, в пустыню, под Южное небо. Но в глубине души я понимал, что главное сейчас - спрятаться.

В конце концов тоннель закончился и я оказался в пещере мастера песни. Меня снова ослепил яркий свет, который отражался от металла и стекла, играл на ярких коврах. Глядя на узоры на стенах, я никогда бы не сказал, что они нарисованы на грубом камне.

- Дел... - начал я, но понял, что сказать больше нечего. Она сидела у стены съежившись, закутавшись в серо-голубое одеяло, и заглянув ей в лицо я увидел грязь, кровь и переживания. И страх.

Гаррод его тоже заметил.

- В чем дело? - резко спросил он. Но ответить ни Дел, ни я не успели, потому что Кантеада запели.

Меня зашатало. Меня физически зашатало, заставив потянуться к стене. Я прижался к ней левым плечом, зацепился за неровности одеждой и рукоять меча звякнула о камень. Минуту я стоял так в шоке, потом опустился на колени.

Не зная музыки, не интересуясь ею, я никогда не мог понять, что такое гармония. Услышав вырывающееся из горл Кантеада пение, я все понял. Их голоса смешивались, устремлялись вверх, сливались, рассыпались, связывая самые невероятные звуки, высокие и низкие, и всю гамму между ними, соединяя звуки, но делая это так тонко, что ухо улавливало разницу, а каждый звук отдельно узнать не могло.

Аиды, это было потрясающе!

А потом все изменилось. Это был уже не звук и даже не песня. Я услышал музыку воспоминаний, которые Кантеада яростно вырывали из души. Музыку, которая затекала во все трещины моей жизни и поднимала старательно забытые мною кошмары.

Я забыл многое. Но теперь снова все вспомнил.

- Мальчик лет шести, зеленоглазый, с каштановыми волосами лежит лицом вниз и рот его полон песка. Он старается не кричать, пока шукар опускает ему на спину плеть в наказание за святотатство: я сказал, что богов не существует. Ведь если бы они существовали, разве я был бы рабом?

Тема вопроса заслуживала не меньшего наказания, чем само святотатство.

- Теперь двенадцать, и снова избит. На этот раз отцом девушки, на которую мальчишка смотрел слишком долго и страстно. Девушка сама заигрывала с ним, а теперь клянется невинной и слезы катятся по ее лицу. Но сквозь слезы она улыбается.

Сквозь кровь ему не до улыбок.

- Теперь юноша лет пятнадцати. Он гораздо крупнее большинства мужчин, но постоянные насмешки и унижения заставляют его чувствовать себя совсем крошечным. Глядя на его руки и ноги, можно предположить, что он вырастет еще больше, а жизнь у Салсет обещает в дальнейшем заставить его почувствовать себя полным ничтожеством.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});