Гнев ангелов - Джон Коннолли

Мальчик вернулся в комнату. Мариэль увидела, что за ним по ковру тянутся кровавые следы. Он притащил с собой рюкзачок, украшенный персонажами японских анимационных мультфильмов, у которых сейчас появилось множество фанатов, но ей совсем не нравились все эти большеглазые герои с нелепо разинутыми ртами. Он расстегнул «молнию» и вытащил из рюкзака пару щипцов, складной резак и три карманных ножика разной длины. Ребенок аккуратно разложил инструменты на обеденном столе, подвинул к нему стул и забрался на него. Его ноги болтались в воздухе, до пола им не хватало добрых шести дюймов.

— Итак, Мариэль, почему бы вам не начать с того момента, когда ваш отец впервые упомянул о том самолете?

Мариэль рассказала им отцовскую историю, причем пришлось повторить ее дважды. Между этими двумя рассказами Дарина сделала ей очередной укол, добавив тумана в мыслительные способности. Теперь Мариэль с трудом удерживала в голове ситуацию и могла невольно выдать скрываемые или противоречивые сведения, тем более что брат начал кричать. Когда ей удалось сосредоточиться, она увидела, что нижняя половина его лица залита кровью, и осознала, что мальчик отрезал Грейди кончик носа. Она заплакала, но быстро утихла, получив от Дарины увесистую оплеуху. После этого, не видя смысла скрытничать, женщина начала говорить всю правду. Ведь она касалась только самолета. Ее отец умер. Пол Сколлей покончил с собой, а его брата Эрни убили. Убили и Тедди Гаттла. Остались лишь она и Грейди.

— Кому еще вы рассказывали об этом? — спросила Дарина.

— Никому.

— А этот старик, — сказала Дарина, — кто он такой? Что он здесь делал?

— Брат Пола Сколлея. Он и сам знал. Пол рассказал ему.

— Кто еще в курсе этой истории?

— Никто.

— Я не верю вам.

— Никто, — повторила она. — Я никому ничего не говорила.

Ее ум прояснился — не до конца, но соображать стало легче. Мариэль хотелось выжить. Хотелось, чтобы и Грейди остался жив. Но если им суждено умереть, если эта женщина солгала, то ей хотелось отомстить: за себя, за брата, за Эрни и Тедди, за всех, кого убивали и мучили эта женщина и этот ужасный ребенок. Детектив найдет их. Он сможет найти и наказать их.

— Никому, — повторила она. — Клянусь, я никому ничего не рассказывала.

Грейди вновь закричал, но она закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на его крики.

«Прости, — подумала она, — но тебе не следовало ничего рассказывать. Если бы ты просто держал язык за зубами…»

Стояла глубокая ночь. Темноту в доме слегка рассеивал свет одинокой лампы, стоявшей на столике под зеркалом.

Грейди тихо стонал. Мальчик канцелярским ножом резанул ему по губам, сделав вертикальный разрез, но они уже перестали кровоточить — по крайней мере, когда Грейди не пытался пошевелить ими. И все же они еще живы, а Дарина Флорес в итоге перестала задавать вопросы. Они прекратились, когда Мариэль выдала им одну деталь, одно полузабытое воспоминание, услышанное ею от отца в его последние дни. Форт. Отец упомянул, что, возвращаясь домой с теми деньгами, они проходили мимо форта. Она не сказала об этом детективу, поскольку тогда еще не полностью доверяла ему. А сейчас пожалела, увидев, как Дарина, пытаясь узнать, правду ли ей сообщили, деловито включила ноутбук и отыскала в Сети карты и исторические описания.

На какое-то время, должно быть, Мариэль забылась сном. Она не могла вспомнить, когда в комнате выключили верхний свет и кто накрыл ее одеялом. Ей вдруг стало трудно дышать. Она попыталась изменить позу, но это не помогло. Рядом сидел уродливый ребенок и пристально смотрел на нее. Его бледное, с размытыми чертами лицо вызывало отвращение, так же как и жидкие волосенки и обезображенная опухолью шея. Он напоминал старика, уменьшившегося до размеров ребенка. Мариэль осознала, что, возможно, видела его во сне, и тот странный сон вызвал у нее чувство стыда. В том сне мальчик пытался поцеловать ее. Вернее, нет, не в прямом смысле поцеловать: его рот прилип к ней, как минога, втягивающая в себя добычу, и он начал высасывать воздух из ее легких, вытягивать из нее жизнь, но ему не удалось завершить этот процесс, потому что она была еще жива, еще дышала, хотя и с трудом.

«Просто дурной сон», — подумалось ей, но потом она вспомнила, что ощущала мягкость его губ, а во рту остался скверный привкус, словно в него попал кусок испорченного мяса.

Жуткий карлик улыбнулся, и у нее вдруг появились рвотные позывы.

— Дай ей воды, — бросила Дарина, не отводя взгляд от монитора.

Мальчик сходил на кухню и принес стакан воды. Мариэль не хотелось брать этот стакан, не хотелось, чтобы он вообще приближался к ней, но лучше уж потерпеть немного его близость, чем отказаться от воды, сохранив во рту тот гнилостный вкус, поэтому она выпила ее, и ручеек, стекая по подбородку, холодными каплями упал ей на грудь. Наконец, напившись, женщина откинула голову назад. Мальчик убрал стакан от ее губ, но продолжал стоять рядом, пристально наблюдая за ней.

У Мариэль заболела спина, и, приподнявшись, она села поудобнее. И тут же заметила красный мигающий огонек, прежде скрытый от нее столом. На автоответчике телефона высвечивался номер «1». Она вспомнила о пропущенном звонке и сообщении с показавшимся ей знакомым голосом.

Это же был голос того детектива!

Она слишком быстро повернула голову. Мальчик нахмурился и оглянулся через плечо.

— Еще воды, — попросила Мариэль. — Пожалуйста.

— Сделай то, что она просит, — велела Дарина. — Дай ей еще воды.

Но мальчик точно оглох. Поставив стакан на обеденный стол, он подошел к автоответчику и, склонив голову набок, словно бессловесное животное, стал разглядывать незнакомый объект. Затем, неуверенно вытянув бледный палец, нажал на клавишу воспроизведения.

— Пожалуйста! — вновь воскликнула Мариэль.

Дарина отвела взгляд от экрана.

— Что ты делаешь? — спросила она ребенка. — Я занимаюсь важной работой. Дай же ей воды, раз она просит. Пусть заткнется!

Мальчик отступил от телефона. Рука его опустилась.

Мариэль вжалась в подлокотник дивана и с подавленным судорожным вздохом прикрыла глаза.

С другого конца комнаты донесся гудок, и через мгновение послышался голос, низкий мужской голос:

«Привет, Мариэль! Говорит Чарли Паркер. Я просто хотел узнать…»

Остаток сообщения заглушил вопль такой дикой ярости и боли, какого Мариэль еще в жизни не слышала, и его дикость усугублялась тем, что орал ребенок. Чуть позже мальчик опять заорал, его спина круто изогнулась, шея напряглась так сильно, что, казалось, либо сейчас сломаются позвонки, либо опухоль на шее разорвется, извергнув кровавый гной. Дарина вскочила, уронив на пол ноутбук, но, несмотря на вопли, Мариэль слышала голос детектива, сообщавший, что он заедет поговорить с ней, поскольку появилась пара вопросов, которые ему хочется задать ей и Эрни.

В комнате что-то зажужжало. Даже Грейди, поглощенный собственной болью, услышал странное жужжание. В доме внезапно похолодало, точно кто-то открыл дверь, хотя проникавший в дом воздух принес не запахи леса и травы, а зловонный дым.

Перед лицом Мариэль пролетело темное насекомое. Она невольно съежилась и замерла, но оно вернулось и зажужжало, зависнув в непосредственной близости от ее лица. Несмотря на слабый свет, женщина разглядела желтые и черные полоски на тельце осы, ее изогнутое ядовитое брюшко. Мариэль ненавидела ос, особенно тех, что дожили в этом году до глубоких холодов. Она подтянула колени к груди и попыталась отбиться от осы одеялом, но к ней уже присоединилась еще парочка таких же насекомых. Комната начала заполняться ими. Сквозь охвативший ее ужас Мариэль безуспешно пыталась понять, откуда они взялись. Вокруг дома не было осиных гнезд, и вообще непонятно, как мог дожить до зимы целый осиный рой.

К воплям мальчика вдруг добавился крик Грейди, порожденный страхом и отягченный резкой болью, напомнившей ему об израненных губах.

Зеркало. Осы вылетали из зеркала. Его поверхность больше ничего не отражала — или так показалось Мариэль, — оно превратилось в темный провал в стене. По-видимому, уснувшие за зеркалом на зиму осы почему-то ожили и вырвались на свободу.

Но там же находилась несущая стена. Надежная твердыня без всяких дыр, да и зеркало было самым обычным. Как могло что-то пролететь через него? Ведь это просто кусок стеклянной поверхности.

Мариэль почувствовала, как оса опустилась на ее щеку и поползла к глазу. Мотнув головой, женщина сбросила насекомое. Злобно зажужжав, оса отлетела, но тут же вернулась. Ее жало прикоснулось к коже, и Мариэль приготовилась к болезненному укусу, однако его не последовало. Назойливая оса почему-то взлетела, и маленький рой, устремившись за ней, вернулся к зеркалу, где они с жужжанием начали кружить, образовав живое облако, вдруг принявшее очертания головы с тремя провалами вместо глаз и рта. И это осиное лицо взирало на них из зеркальной глуби, а осиная злость порождалась его злостью; они стали посланцами его гнева.