Ты будешь моим - Кэти Эванс

на него, а он сейчас думает только о предстоящем бое. В этом нет ничего особенного.

– Мозгом я это понимаю, но если бы я только смогла заставить остальную часть моего тела принять это, – пробормотала я несчастным тоном. И черное облако боли плащом окутало меня, закрыв собой свет.

Через пару сидений справа от меня женщина вскочила на ноги и, дергая себя за волосы, завопила: «Ри-ип! Я хочу затащить тебя в спальню и трахать до тех пор, пока не смогу ходить!»

Господи, как же мне хотелось прибить эту суку.

Вот он, прекрасный и великолепный Ремингтон Тейт. Рип собственной персоной.

Он сделал свой фирменный разворот, и я почувствовала такое давление в груди, что обхватила руками своего ребенка, растерянно глядя на небольшую выпуклость на своем животе, которую он теперь образовывал. Я никогда не жалела, что забеременела, но теперь чувствовала себя такой беременной и такой глупой.

Я начала медленно и глубоко дышать, стараясь успокоиться, в то время как сомнения терзали меня изнутри. Да, у нас будет с ним общая семья. Я буду матерью его ребенка… Но он все равно останется бойцом, любимцем публики, его всегда будут окружать молодые, хорошенькие поклонницы, которые будут делать все, только бы его заполучить.

БДБ (Брук До Беременности) наверняка чувствовала бы, что никто и никогда не сможет отнять его у нее.

Но ББ (Беременная Брук) чувствовала себя сейчас несколько неуверенно. Может, потому что мне было немного больно из-за того, что он не попросил меня выйти за него замуж. Может быть, он вообще не хотел этого?

Зачем ему вообще об этом беспокоиться, когда я и так уже принадлежу ему?

– Брук, он смотрит на тебя, – возбужденно пробормотал Пит.

Все еще чувствуя себя менее уверенно, чем хотелось бы, я сделала глубокий вдох, но не подняла взгляд, продолжая смотреть на свои колени, на дурацкое льняное платье, которое надела, прихорашиваясь для него этим утром.

– Брук, он откровенно пялится на тебя, – сказал Пит, теперь в его голосе слышалась тревога. Толпа постепенно стихла, и в зале повисла тишина.

Шли секунды, тишина становилась все более гнетущей, наверное, Рип перестал улыбаться, и по его напряженному лицу все поняли, что происходит что-то не то.

Я чувствовала, как его глаза сверлят мою макушку. Но я знала, что когда я подниму взгляд, то все, что увижу, – это красные пятна. Оставленные губной помадой. На его прекрасном лице. Как та губная помада, которой когда-то намазала его сама, но сегодня это были чужие следы. Может быть, одной из тех гребаных шлюх, которых он трахал, когда меня не было рядом. О, мой бог!

– Брук, господи, какого черта? – Пит толкнул меня локтем. – Ты что, хочешь, чтобы он облажался сегодня вечером?

Я покачала головой и заставила себя поднять взгляд.

Он смотрел на меня с выражением отчаянной тревоги. Ноги широко расставлены, челюсти сжаты, руки стиснуты в кулаки – всем своим видом он говорил: «Что с тобой не так? Я приду прямо сейчас, только позови!»

Я гордо выдержала это пылающий взгляд, потому что не собиралась даже намеком показывать, как мне больно, но, когда он улыбнулся мне, я просто не смогла улыбнуться в ответ.

И его улыбка тут же погасла.

В глазах вспыхнула боль, и дикое выражение его лица почти такой же болью отозвалось во мне, я почувствовала себя почти такой же безумной, ведь на этот раз я просто не могла успокоить его, так как была чертовски обижена, зла, ревнива и… черт возьми, беременна.

В голове возникли смутные воспоминания о том, как я когда-то сидела в сторонке, непричастная и никому не известная, мечтая, чтобы этот великолепный дикий зверь там, наверху, освещенный светом софитов, принадлежал мне. И вот я теперь сидела здесь, беременная его ребенком, страдающая от того, что какая-то женщина или женщины целовали и трогали то, что я уже считала своим, и вдруг я поняла, что хочу вернуться назад, хочу того, что у меня было раньше. Я хочу быть просто девушкой, которая всего лишь желала получить работу. Все было так просто. Простые цели и простая жизнь. Но нет. Я не могу допустить этого сейчас. Потому что люблю Ремингтона Тейта больше, чем могла себе представить. А он все так же неуловим, как падающая звезда, которую вы никогда по-настоящему не сможете ухватить, а если и получится, то она только прожжет вас насквозь.

И вот теперь эта звезда горела внутри меня, прямо в центре моей груди, и любовь к нему разъедала меня.

Мне было невыносимо больно смотреть в его потемневшие глаза, и я заставила себя перевести взгляд на его противника, выскочившего на ринг вслед за ним. Однако мои глаза, скользнув по другому мужчине, снова невольно обратились к татуировке, темнеющей на правом бицепсе Ремингтона, и к вплетенной в нее элегантной букве «Б».

Мое сердце пустилось вскачь, я не поверила своим глазам. В замешательстве глядя на татуировку, я начала постепенно осознавать, что это не обман зрения – прямо там, среди завитков кельтского узора на его руке, красуется идеальная, отчетливая буква «Б».

Со мной стало происходить нечто безумное. Мои бедные трусики тут же промокли, началась нервная дрожь.

Ремингтон развернулся лицом к своему противнику, и я увидела, как его губы скривились в дерзкой ухмылке, когда он бросил взгляд на бойца, с которым ему предстояло драться, какого-то молодого, нетерпеливого парня, явно горящего желанием поскорее начать бой.

Они обменялись приветствиями, похлопав друг друга по перчаткам, и Ремингтон посмотрел на меня. Затем, даже не улыбнувшись, он многозначительно согнул свой бицепс с буквой «Б» и поцеловал ее так, чтобы я видела. Жаркое томительное покалывание в лоне заставило меня сжать ноги вместе.

Тут же на его лице вспыхнула улыбка, как будто он понял, что я сейчас чувствовала, и я ничего не могла с этим поделать.

Раздался звук гонга, обозначающего начало боя.

– Когда он сделал эту татуировку? – спросила я вполголоса. Я просто не могла оторвать взгляда от этой метки.

– Сразу после того, как мы покинули Сиэтл, – сказал Пит.

Ремингтон сошелся лицом к лицу