Богач, бедняк. Нищий, вор. - Ирвин Шоу

— Какое отношение имеет Верхнее к Канну?

— Какое? — переспросил Томас. — Я тебе объясню какое. Значит, если тебе верить, ты отлично водил парусники по Верхнему…

— Бога ради, Томми, — взмолился Дур. — Я же никогда не говорил, что я Христофор Колумб или еще какой-нибудь великий мореплаватель. Просто в детстве я действительно плавал на плоскодонке и катерах и…

— Короче, ты умеешь с ними обращаться, так или нет? — настаивал Томас.

— Да, конечно, умею, — признал Дур. — Но я пока не понимаю…

— В порту в Канне можно взять напрокат яхту, — прервал его Том. — Мне хочется собственными глазами поглядеть, на что ты годишься. По части теории, карт и книг ты дока. А вот как у тебя дело обстоит на практике? Или я должен просто принять твои слова на веру? Ты мог бы поучить меня. Я хочу перенять опыт настоящего специалиста. А впрочем, черт с тобой. Если ты такой трус, я поеду один. Возвращайся, как паинька, на судно.

— Ладно, пусть будет по-твоему, — сказал Дур. — Я никогда в своей жизни ничего подобного не делал, но я согласен. Хрен с этим пароходом! — И он залпом осушил кружку пива.

Все было не так замечательно, как в запомнившуюся ему далекую пору, потому что на этот раз рядом с ним был Дуайер, а не та лихая англичанка. Но тем не менее это было хорошо. И уж куда лучше, чем стоять вахту на «Эльге Андерсон», жрать всякую дрянь и спать в вонючей каюте с двумя храпящими марокканцами.

Они сняли номер в маленькой дешевой, но не слишком плохой гостинице и пошли купаться, хотя еще стояла весна и вода была такой холодной, что долго в ней не просидишь. Но белые здания были такими же, как и тогда; такое же розовое вино; такое же голубое небо, а в порту, как и тогда, замерли на воде роскошные яхты.

Они взяли напрокат маленький парусник. Дуайер не врал — он действительно умел управлять мелкими суденышками. За два дня Томас многому у него научился и уже почти уверенно ставил парусник на якорь, спускал паруса, плавно подходил к причалу и швартовался.

Но большую часть времени они проводили в порту: медленно бродили по пирсам и молча восхищались застывшими у причалов и отдраенными к предстоящему летнему сезону парусниками, шхунами, большими яхтами и катерами.

— Подумать только, в мире такая уйма денег, а нам ничего не перепало, — качал головой Томас.

Они облюбовали бар на набережной Сен-Пьер, куда часто захаживали матросы и капитаны прогулочных катеров. Среди них были англичане, а многие знали английский. Том и Дуайер при любой возможности вступали с моряками в разговоры.

Одним из постоянных посетителей бара был невысокий загорелый седой англичанин Дженнингс, во время войны служивший в британском флоте, а сейчас владевший — на самом деле владевший — яхтой с пятью каютами. Яхта старая и капризная, сказал им англичанин, но он знает ее как свои пять пальцев, ходит на ней по всему Средиземноморью: на Мальту, в Грецию, на Сицилию — куда угодно. Ему просто повезло, сказал он. Бывший владелец этой яхты, у которого когда-то работал Дженнингс, ненавидел свою жену и перед смертью, назло ей, завещал яхту Дженнингсу.

Дженнингс самодовольно потягивал пастис. Его яхта «Гертруда II», приземистая, но чистенькая и удобная, стояла на якоре, как раз напротив бара, и, попивая пастис, Дженнингс ласково глядел на нее — все, что доставляло ему удовольствие, было, можно сказать, под рукой.

— Когда у человека своя яхта — это совсем другая жизнь, — сказал Дженнингс. — Признаюсь вам, я здесь живу отлично. Мне не приходится за пару монет в день надрываться на погрузке в доках Ливерпуля или обливаться кровавым потом, смазывая двигатели на каком-нибудь корыте в Северном море в зимние штормы. Не говоря о том, что здесь и налоги ниже. А уж климат, — он махнул рукой, показывая на раскинувшийся за окном бара порт, где мягкое солнце ласково поглаживало мачты качавшихся на якоре судов, — погода для богатых. Да-а, погода для богатых.

— Скажи, Дженнингс, сколько может стоить приличная яхта, скажем, такая, как у тебя? — спросил Томас. Дженнингс пил за его счет, и он имел право задавать ему вопросы.

Дженнингс не торопясь раскурил трубку.

— На этот вопрос трудно ответить, янки, — после некоторого раздумья сказал он. — Яхты — они как женщины. Одни стоят дорого, другие — дешево, но цена еще не гарантирует, что ты испытаешь настоящее наслаждение. — Дженнингс рассмеялся, довольный собственной мудростью.

— Назови минимум, — настаивал Томас. — Самый минимум.

Дженнингс почесал в затылке и допил свой пастис. Томас тут же заказал еще.

— Все дело случая. Как повезет, — сказал Дженнингс. — Допустим, человек купит хорошее небольшое судно за двадцать — тридцать тысяч фунтов. А потом оказывается, его жена страдает морской болезнью, или целый год плохо идут дела и кредиторы наступают на пятки, или им заинтересуются налоговые инспектора: может, он не сообщил, что купил яхту на деньги, тайно положенные в какой-нибудь швейцарский банк, — и тут он понимает, что дело плохо. В этих случаях ему надо срочно избавиться от судна, а на этой неделе как назло никто не собирается покупать яхты… Ты понимаешь, к чему я веду, янки?.. Итак, он в отчаянии. Может, ему нужно к понедельнику во что бы то ни стало добыть пять тысяч гиней, иначе пиши пропало. И если в это время ему подвернешься ты и у тебя есть пять тысяч гиней…

— Гинея — это сколько? — спросил Дур.

— Пять тысяч гиней — это пятнадцать тысяч долларов, — сказал Томас, — так?

— Приблизительно, — ответил Дженнингс и продолжал: — Или вы, например, услышали, что с аукциона продается какое-то военное судно или судно, конфискованное таможенниками за перевоз контрабанды. Конечно, потребуется его переоборудовать. Но если все делать своими руками, а не платить этим грабителям, которые сшиваются вокруг верфи, то за каких-нибудь восемь — десять тысяч фунтов ты покупаешь яхту, приводишь ее в порядок и можешь выходить в море.

— Восемь-десять тысяч фунтов, — повторил Дур. — Для нас это все равно что восемь-десять миллионов долларов…

— Замолчи, — оборвал его Томас. — Есть разные способы заработать деньги.

— Да? Интересно.

— Способы есть. Как-то раз я за один вечер зашиб три тысячи долларов.

— Как? — От удивления у Дуайера перехватило дыхание.

Томас впервые с тех пор, как покинул «Эгейского моряка», обмолвился о своем прошлом и теперь жалел, что сказал это.

— Неважно как, — резко ответил он и снова повернулся к Дженнингсу: — Послушай, ты можешь сделать мне одно одолжение?

— Все, что в моих силах. При условии, что мне это не будет стоить денег, — ухмыльнулся тот.

— Если услышишь что-нибудь… Только чтоб хорошая яхта и дешевая… Дай нам знать, ладно?

— Буду рад помочь, — сказал Дженнингс. — Оставь мне свой адрес.

Томас заколебался. У него был единственный адрес — гостиница «Эгейский моряк», и знала этот адрес только мать. До драки с Куэйлсом он довольно регулярно навещал старуху, когда был уверен, что не столкнется с Рудольфом. Потом он писал ей из портов, куда заходил их пароход, и посылал открытки, притворяясь, будто дела у него идут хорошо.

— Оставь мне адрес, приятель, — повторил Дженнингс.

— Дай ему твой адрес, — сказал Томас Дуайеру.

— Ты когда-нибудь выкинешь из головы всякие пустые мечты? — сказал Дур.

— Делай, что я тебе говорю.

Дуайер пожал плечами и написал Дженнингсу свой адрес.

— Буду глядеть в оба и держать ухо востро, — пообещал Дженнингс, кладя клочок бумаги с адресом в старый потертый кожаный бумажник.

Томас расплатился, и они с Дуайером зашагали вдоль причала, внимательно разглядывая суда.

— Сколько у тебя денег? — неожиданно спросил Томас. — Я имею в виду в банке. Ты говорил, что копишь.

— Две тысячи двести долларов, — неохотно ответил Дур. — Послушай, Томми, перестань фантазировать. Все равно нам никогда…

— Главное, помалкивай, — сказал Томас. — В один прекрасный день у нас с тобой будет собственная яхта. И она будет швартоваться в этом порту. А здесь погода для богатых. Деньги мы как-нибудь раздобудем.

— Я не собираюсь шутить с законом, — в голосе Дуайера звучал испуг. — Я за всю жизнь не совершил ни одного преступления и не хочу становиться на такой путь.

— А кто говорит о преступлении? — сказал Томас, хотя у него и мелькнула такая мысль. За время своей боксерской карьеры он встречал немало людей, которых Дуайер назвал бы преступниками, — они ходили в дорогих костюмах, ездили в роскошных автомобилях, разгуливали под ручку с шикарными девками, и все вокруг обращались с этими людьми почтительно, их были рады видеть и полицейские, и политики, и бизнесмены, и кинозвезды. Они почти ничем не отличались от других людей. Ничего особенного в них не было. Преступление — лишь один из способов зарабатывать на жизнь. Может быть, более легкий, чем остальные. Но ему не хотелось отпугивать Дуайера. По крайней мере пока. Если когда-нибудь его мечта сбудется, Дуайер ему пригодится — он будет водить яхту. Одному не справиться. Так что пока он не будет его отпугивать. Он не такой идиот.