Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Щиты «гуляй-города», тюкающие снаружи от попадания стрел, внезапно начали сотрясаться от мощных ударов это всадники с разбегу врезались в них на своих лошадях, которые не могли перепрыгнуть слишком высокие для них укрепления. Щит, к которому приник Архип, содрогнулся так, что он, едва не выронив пищаль, рухнул на бок, но тут же поднялся и, выругавшись, выстрелил в щель между щитами — татарский всадник вместе со своей лошадью кубарем полетел под копыта несущейся мимо конницы…
— Смотрите! Смотрите! — указывала стража Маметку-ла на несущийся откуда-то со стороны конный отряд — со свистом и улюлюканием он летел прямо на кишащую вокруг «гуляй-города» орду. Маметкул видел, как татарское войско, словно потревоженный великан, грузно и лениво разворачивается навстречу несущемуся на него мелкому противнику, но тот, словно нож, рассекая орду, вонзился в нее, и все утонуло в снежной пыли…
…Когда конный отряд под командованием Ивана Кольцо атаковал татарское войско, Ермак, выхватив саблю, первым бросился вперед, разрезая связывавшие меж собой деревянные щиты ремни и веревки, открывая «гуляй-город». Татары уже одолевали немногочисленный конный отряд Ивана Кольцо, но вот на них и с другой стороны хлынула уже пешая казачья рать…
Архип с оголенной саблей своей следом за Матвеем вклинился в эту страшную визжащую сумятицу, кашу из вертящихся в тесноте всадников, и рубанул по шее первого на пути татарского коня. Споткнувшись о чей-то труп, он едва не рухнул на землю, но устоял, схватился за ногу другого татарского всадника и, не видя, ткнул его острием куда-то наверх, в шею или спину. Казака, что срубил ринувшегося на Архипа татарина, снес на полном скаку всадник, и его затоптали, как сноп сена, превратив в расхристанную безвольную кучу. Затем Архипа отбросило куда-то назад, в пешую казачью толпу, что теснила все больше рассыпающуюся орду, и он даже не понял, когда наступил миг вражеского отступления.
Вскоре орда начала сама губить себя — первые отряды начали отступать, давя своих и сминая позади стоящих, а казаки все лезли на них и рубили, рубили, не щадя никого. Татары, объятые ужасом, оставив своих убитых и раненых на вытоптанной, залитой кровью и заваленной трупами и различным мусором белоснежной до того равнине. Маметкул, тщетно пытавшийся остановить валившую назад конную лавину, был едва не затоптан и тоже кинулся следом за остальными…
Иван Кольцо подъехал к Ермаку на хромающем жеребце, весь залитый чужой кровью. Ермак сидел среди кучи убитых на лошадином трупе, тоже весь бурый от крови, и один из казаков заботливо перевязывал ему правую руку какой-то тряпицей.
— Что теперь? — вопросил он, с высоты седла глядя на атамана. Ермак, подняв на него каменное, все в кровавых брызгах лицо, тихо молвил:
— Убитых надобно похоронить.
— Уходить надобно, — ответил ему Кольцо, оглядываясь в сторону отступающих татар. — Кто знает, вернутся ли они…
Едва прознав о поражении, многочисленный ханский двор в страхе сворачивал лагерь — торопливо уводили ревущий скот, спасали свое добро, сворачивали шатры и юрты. Многочисленные жены и дети Кучума уже погружены в повозки и в сопровождении ногайской стражи уезжают прочь, со слезами причитая о страшном будущем своем. Кучум отступал в южные степи, где господствовали казахские кочевники, верные союзники хана. Там он хотел собрать силы для нового удара, дабы с наступлением весны покончить с дерзкими урусутами раз и навсегда.
Более сотни трупов своих товарищей казаки принесли на ханский погост на Саусканском мысу. Из снега сиротливо торчали каменные столбцы с полумесяцами и верхушки небольших мечетей — могилы и склепы знатных придворных сибирского хана. Здесь, на окраине погоста, казаки разгребли снег и, прогревая задубевшую землю кострами, выкапывали огромную яму. Сюда они опустили трупы погибших в бою казаков и окоченевшие тела бойцов из отряда Брязги. Ясырь сидел подле ямы с перевязанной ногой, глядел, как Карчигу укладывают в могилу. Погодя, Ясырь покрыл его плотной, шитой серебром тканью он ее добыл, когда грабил ханский двор в Искере и, кажется, не ведал, какую драгоценную вещь хоронит вместе с погибшим другом.
Ермак долго прощался с Брязгой, молчал, повесив голову. Затем прислонился лбом к его белому, как снег, лицу и отстранился, позволив казакам взять тело и отнести в могилу.
Начали закапывать. Архип был одним из тех, кто зарывал эту страшную яму, где плотным рядом, друг на друге, упокоились воины Ермака. Наблюдая за тем, как тела исчезают под комьями мерзлой черной земли, Архип вдруг вспомнил, как хоронили погибших при взятии Казани. Картина эта с мертвым Добрыней отчетливо всплыла в его голове. Тридцать лет прошло, и вот снова. И Архип вдруг почувствовал какую-то противную слабость, даже на какое-то время он остановился якобы перевести дух. Почему-то именно сейчас он впервые пожалел о том, что пришел сюда. Ведь, уходя из-под Казани к любимой Белянке в Новгород, он не желал больше брать оружие в руки, не желал видеть грязь, кровь, многочисленные трупы и заваленные телами огромные могилы. Зачем он здесь? Тряхнув головой, Архип поправил на голове малахай и, сплюнув в сторону, вновь принялся за работу.
На могиле установили деревянный крест. И подле этого креста под сыплющимся снегом Ермак выступил перед толпой казаков.
— Совершили мы великий подвиг, братья мои! Взяли мы главный город сибирского хана, погнали его самого отсюда прочь! Ныне надобно думать, братья, как удержать то, что успели мы захватить! Взять награбленное и уйти отсюда теперь мы не имеем права! — Он указал на стоявший подле него деревянный крест. — Ведь земля эта щедро обагрена кровью наших товарищей!
Казаки молча слушали, стягивали с голов шапки, крестились. Они уже понимали, что скажет их атаман. А Ермак все говорил о братстве и товариществе, об оставшихся малых силах, о татарах, кои еще сильны, о языческих племенах, в большом числе населявших эту землю, и всех их надобно подвести под высокую государеву руку. Это означало одно — Ермак продолжит управлять этим краем и местными племенами от имени государя Иоанна Васильевича. И казаки, едва не сломленные тяжелыми потерями и безысходным своим положением, покорно согласились на это.
— Да будет так, атаман! — ответил Никита Пан, кивая, и следом за ним загудели голоса:
— За тобою пойдем, атаман!
— Будет так!
Ермак с благодарностью поклонился казачьей толпе и, лишь подняв глаза, увидел тяжелый, сумрачный взгляд Ивана
- Рождение богов (Тутанкамон на Крите) - Дмитрий Мережковский - Историческая проза
- Все дороги ведут в Иерусалим - Доктор Нонна - Повести
- Повесть о полках Богунском и Таращанском - Дмитрий Петровский - Историческая проза
- Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор - Историческая проза
- Лукреция Борджиа. Лолита Возрождения - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Котёнок Пират, или Ловкий коготь - Холли Вебб - Повести
- Жозефина и Наполеон. Император «под каблуком» Императрицы - Наталья Павлищева - Историческая проза
- И лун медлительных поток... - Геннадий Сазонов - Историческая проза
- Пожиратели человечины. Cборник - Сергей Зюзин - Повести
- Карта утрат - Белинда Хуэйцзюань Танг - Историческая проза / Русская классическая проза