Гвардейская кавалерия - Андрей Бондаренко

— Спокойствие, только спокойствие, — проворчал Ник. — Не пори горячку, дружище…Ага! — восторженно ткнул указательным пальцем в северо-западную часть небосклона. — Вот и она, родимая. Снижается…

«Действительно, снижается», — невозмутимо подтвердил хладнокровный внутренний голос. — «Только почему, собственно, «она»? Скорее, уж, «он». В том глубинном смысле, что светло-серебристый диск, взявшийся, не пойми и откуда. Или же — классический «неопознанный летающий объект». То бишь, НЛО…. Ты, братец, имел в виду — Машину Времени? Тогда-то оно, конечно. Спора нет. В том плане, что — «она»…. Бодро так снижается, зараза. Уверенно…. А теперь и элегантно приземляется на овальной базальтовой площадке, что расположена на обрывистом берегу Запретного озера, примерно в ста пятидесяти-семидесяти метрах от нашего походного лагеря…. Так-с, зависла над площадкой. Из днища корпуса выдвинулись три короткие телескопические «ножки». «Тарелка» вновь плавно пошла вниз…. Хоп! Мягкая посадка осуществлена. Поздравляю вас, дорогие товарищи…. Сама Машина? Так, ничего особенного: светло-серебристое кольцо с диаметром в пятнадцать-семнадцать метров, из которого выступает более тёмная куполообразная выпуклость — кабина для пилота и пассажира, надо полагать. Ага, из купола, аккуратно огибая светло-серебристое кольцо, медленно «выползает» узкая лесенка…».

— Кха-кха, — нетерпеливо кашлянул Эрнесто. — Может, уже проследуем…э-э-э, к аппарату, че?

— Проследуем, не вопрос…

Они подошли.

В куполообразной кабине приоткрылась дверка с верхним полукруглым торцом, из неё появился высокий плечистый мужчина в тёмно-зелёном облегающем комбинезоне и объявил на неплохом английском:

— Я — Тимофей Олегович Ануфриев. Но на дружеские разговоры времени, увы, нет. Каждая минута, проведённая в Прошлом (даже в неподвижном состоянии), жрёт дефицитное топливо. Сеньор Comandante, поднимайтесь в кабину. А вам, Николай Андреевич, многочисленные пламенные приветы. Мы ещё обязательно увидимся и поболтаем…

Мужчина, подмигнув на прощанье, скрылся в дверном проёме.

«Светловолосый такой дядечка», — растерянно забубнил взволнованный внутренний голос. — «Лет пятидесяти с небольшим. А в чертах лица, определённо, угадывается что-то знакомое…. Тимофей Олегович Ануфриев? Ну-ну. В московском аппарате ГРУ сейчас служит полковник Ануфриев. И, что характерно, у него имеется сын Олежка. Ох, уж, эти «временные сюрпризы и пересечения», так их всех и растак…».

— Будем прощаться, че? — вопросительно и чуть печально улыбнулся Че Гевара. — Навсегда?

— Почему же — навсегда? — улыбнулся в ответ Ник. — Слышал, что мне сказал пилот этого симпатичного аппарата? Мол: — «Мы ещё обязательно увидимся…». А раз я увижусь с ним, то, наверняка, и с тобой…. Давай лапу, старина. Пожму…. Всё, поднимайся. Но пасаран. Удачи тебе. И до новых встреч…

Эрнесто забрался в Машину Времени. Дверка закрылась. Лесенка «втянулась» внутрь.

Через пятнадцать секунд раздался едва слышный гул. Светло-серебристый диск, словно бы опираясь на три огненных столба, вырывавшихся из боковых отверстий в днище аппарата, приподнялся над землёй метра на три-четыре. Наружное кольцо аппарата начало быстро-быстро вращаться вокруг своей центральной оси, постоянно ускоряясь и разбрасывая во все стороны яркие светло-голубые искры. Потом «тарелка», уменьшаясь прямо-таки на глазах, резко пошла вверх и, достигнув примерно полукилометровой высоты, исчезла…

«Ушла в другое Измерение», — понятливо хмыкнул сообразительный внутренний голос. — «То бишь, разрезает Время и Пространство…».

Ник вернулся в Ла-Пас, где располагался центральный офис его компании и стал ждать.

Чего — ждать? В первую очередь, новостей с боливийско-парагвайской границы.

«Как же — без этих новостей?», — надоедливо поучал мудрый внутренний голос. — «Надо же знать — на какое число заказывать авиационные билеты до северного парагвайского городка Фуэрте-Олимпо…».

Но никаких «приграничных» новостей не было. Зато они регулярно поступали из районов, примыкавших к руслу реки Ньянкауасу.

Боливийские радиостанции сообщали: — «Десятого июня партизаны атаковали армейский пост, размещённый севернее города Пириренда. Правительственные войска понесли существенные потери…. Двадцать шестого июня кубинские диверсанты обстреляли из засады армейский патруль, убив четырёх солдат. Но наши доблестные защитники тут же перешли в решительное контрнаступление, нанеся бунтовщикам серьёзный урон. Из достоверных источников стало известно, что во время этого боя был застрелен знаменитый кубинский революционер Карлос Коэльо, а его постоянный напарник Гарри Вильегас — серьёзно ранен…. Тридцать первого августа был окружён и атакован авангард партизанских частей, пытавшийся пробиться на север. Было уничтожено свыше двадцати пяти злодеев. Среди них такие известные кубинские карбонарии, как — Вило Акунья, Густаво Мачин Оед, Моисес Гевара и Фредди Маймура…».

«Какого чёрта? Что, собственно, происходит?» — негодовал нетерпеливый внутренний голос. — «Почему они до сих пор ещё не в Парагвае? Что пошло ни так? Почему упорно пробиваются на север? Ничего не понимаю. Хрень законченная и необъяснимая, так её и растак…. Может, один партизанский отряд специально ушёл на север и, отвлекая на себя внимание, усиленно «шумит», а другой (основной, надо понимать), пользуясь этой ситуацией, потихоньку отходит в южном направлении?».

Двадцать четвёртого сентября одна из радиостанций известила, что у ранчо Лома-Ларга был замечен большой отряд партизан, возглавляемый — по словам жены местного телеграфиста — «худым темноволосым человеком с очень добрыми и грустными глазами».

А первого октября Президент Боливии — через столичные газеты — заявил, что «борьба с незаконными партизанскими формированиями вступает в конечную фазу…».

«Похоже, что нас с тобой, братец, обвели вокруг пальца», — заявил прямолинейный внутренний голос. — «Письмо надо искать. Обязательно. Ну, не могли они — без письма. Не те люди…».

Четвёртого октября, успешно преодолев все армейские посты, он прибыл в Карагуатаренду.

Припарковался, вылез из джипа, нашёл в условленном месте ключ, отпер дверь и прошёл в дом.

«Фу, сплошной запущенностью так и сшибает», — принялся морщиться на все лады брезгливый внутренний голос. — «Затхлость безысходная, так его и растак. Братец, проветрить бы здесь. Да и подмести, честное слово, не мешало бы…».

Ник приоткрыл пару окон и прошёл на кухню — за метлой и совком. Там, на кухонном столе он и обнаружился — стандартный почтовый белый конверт, на котором значилось: — «Сеньору Андресу Буэнвентуре».