Поездом к океану (СИ) - Светлая Марина

— Мы пешком тогда шли, — болтал в пути Кольвен, ехавший с ним и дальше в одном автомобиле, пока их подбрасывало на кочках. — По рации вызвали подмогу, и ребята с аэродрома нас разыскали. А дальше мы продирались на своих двух. Никто не хотел рисковать и привлекать внимание. Нам с де Брольи в голову не приходило, что те крестьяне вызовут военных. Они были такими дружелюбными…

— С вьетнамцами это случается, — рассмеялся Юбер, не задумываясь над тем, как звучит сейчас его смех. Он готов был слушать что угодно и смеяться над чем угодно, лишь бы только заглушить страхи, что нет-нет, да и поднимали голову, пока он продолжал ждать. Он давно успел усвоить, что нет ничего страшнее ожидания. Не так страшно мчаться вперед под пулями на противника, как сидеть в окопе, ожидая команды стрелять. Не так жутко услышать свой приговор, как ожидать, к чему приговорят. Ожидания полнятся надеждами и предчувствием их крушения, отчего душу разрывает от множества чувств, с которыми почти невозможно совладать. Тогда как действия приносят куда больше удовлетворения. Пройденное не пугает. Глупо бояться прошлого.

Он же шел по его следам. Ждал. И боялся того, к чему выведет такая дорога.

Но пока в его ушах звучал голос капрала Кольвена, можно было притворяться, что он контролирует и мир вокруг, и себя.

— Когда меня увели жечь вместе с солдатами крестьянские дома, я оставил де Брольи с аппаратурой. Одну. Никто не знал, что мы все еще в опасности, и что на нас нападут повторно. Думали, что уже всех перестреляли. Осматривали их жилища, искали оружие или доказательства причастности… Потом приказали сжечь к чертям. Я… я никогда в таком не участвовал и тогда не хотел… лучше бы остался стоять с Аньес, в конце концов, мы служим в Кинематографической службе, мы не обязаны были…

— Она очень испугалась? — медленно подняв глаза и взглянув на Кольвена, спросил Юбер абсолютно сухим, сдержанным голосом, не желая, чтобы в него прорвались и дали знать о себе окружающим все его страхи.

— Нет… не знаю… Проснуться от стрельбы, а потом выбираться из дома, в котором куча трупов… мне кажется, это, по крайней мере, неприятно. Я дрогнул. А Аньес попросила сделать несколько снимков. Она помешана на работе настолько, что думает о себе в последнюю очередь. Нет, я не считаю, что она была всерьез напугана. Скорее шокирована.

— Значит, она хорошо держалась?

— Как настоящий солдат. Я знаю, у нее были проблемы перед поступлением в КСВС. Но она… сильная… сильнее почти всех, кого я встречал. И это из-за меня с ней случилось несчастье. Если бы я не отошел…

— Так вот почему вы вызвались…

— Да, поэтому, господин подполковник, — Кольвен мотнул головой и упрямо выдвинул вперед подбородок, будто бы с кем-то спорил. Вероятнее всего, что с самим собой. — Я не верю, что она погибла. Ни за что не поверю.

— У нас всего лишь небольшой разведывательный отряд. В по-настоящему опасное дело мы не сунемся, да я и заставлять не стану. Я лишь хочу провести расследование случившегося, капрал. Вы понимаете?

— Понимаю. И еще то, что, если она жива, вы ее найдете. Вас не просто так прислал генерал Риво, да?

Юбер снова хохотнул. Вот бестолковый мальчишка! Вбил себе в голову какую-то чепуху и верит в нее! И он такой же… такой же самый. Но в любом случае, если уж блефовать, то до самого конца. Этой штуке он выучился у Эскриба. И в жизни ему она пригождалась не раз.

— Да-а-а, — протянул подполковник, откидываясь на спину и отворачиваясь к окошку. — У генерала Риво де Брольи — на особом счету.

Полученная информация тревожила в нем нечто подспудное, еще неосознанное, но думать о том сейчас ему совсем не хотелось. Он, и без того слишком нагруженный мыслями, продолжал отбрасывать вопросы, ответов на которые не было. Пока еще не было. Сейчас ему предстояло решать, каким станет каждый его следующий шаг. Он воевал с двадцати двух лет. Риво прав, что ему не хватало знаний, которые можно было получить в Сен-Сире. Де Голля из него не получилось бы при таких вводных. Но кое-чему Юбер все же научился. Тактик он был отменный и краткосрочные задачи решал, как арифметические уравнения, — легко.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Они ехали несколько часов, пока добрались. Не так уж и далеко, но учитывая то, как приходилось петлять, времени потратили в два раза больше, чем хотелось бы. Зато, оказавшись прямо у поселения, куда следовали, радостно перевели дыхание — на месте наконец. Живописная долина в кольце гор, на склонах которых раскинулись чайные плантации, поистине впечатляла. Здесь многое могло бы впечатлять, если бы Юбер все еще был в состоянии хоть чем-то восхищаться. Здесь изумрудный Вьетнам был удивителен и красив. Не их Вьетнам — это витало в воздухе, стоило только прислушаться. Больше уже не их Вьетнам.

Им только и остается что держаться за честь, больше ничего уже не осталось.

Выбираясь из авто, Юбер на мгновение задержался и глянул на Кольвена, с тревогой смотревшего в лобовое стекло прямо перед собой. Анри качнул головой и сказал:

— Не рвите себе душу. Если бы вы остались с ней, погибли бы оба, а так и теперь еще дышите.

— Трудно дышать, господин подполковник, — повернув к нему голову, ответил капрал. — Когда знаешь, что ничего не сделал, дышать трудно.

— Не страшно. Сейчас потрудитесь.

Юбер оторвался от дверцы и широким шагом направился к деревеньке. Ближайшая хижина — в двадцати метрах. На высоких деревянных подпорах, она стояла над землей и была сделана из добротного дерева. У нее замерла тощая девица неопределенного возраста. Ей могло быть пятнадцать лет, могло — двадцать, а могло и все тридцать пять. Местные, особенно в деревнях, отличались худобой, хорошим цветом кожи и долголетием.

Сначала она смотрела на него, застыв, будто парализованная. Так замирают, глядя на приближающуюся бурю, не представляя, куда бросаться. А когда расстояние между ними сократилось всего лишь до вытянутой руки, обдала ужасом на исказившемся лице и шарахнулась в сторону, рванув к одному из домов и вереща.

Юбер беглым взглядом окинул всю местность, быстро подмечая про себя, сколько человек во дворах, а сколько приблизительно на плантации. Их светлые пальмовые шляпы видно было издалека. На крик молоденькой вьетнамки многие из них подняли головы и уставились на пришельцев. Кто-то так и застыл, кто-то побежал к дому. И никто не молчал — все это под общий галдеж, похожий на птичий клекот. Трава, высокая, местами почти по пояс, шевелилась от сладковато-пряного ветра, продувавшего долину, так сильно не соответствуя тому, какая паника накрывает поселение, все нарастая. Времени несколько секунд, а вот она — буря. Буря страха, в котором самый сильный — ожидание.

Подполковник знал, что его люди за спиной, ожидают приказа. Он на мгновение сощурился, вынул из кармана армейских штанов портсигар. Пальцы замерли. Зато он сам поднял руку, отдавая молчаливый приказ остановиться. Потом, не отрывая глаз от изумрудной долины, раскинувшейся так благодатно, будто созданной, чтобы стать обителью для человека, он спокойно произнес:

— Начинайте!

И после этого достал сигарету. Зажигалка была в другом кармане. Он закурил и медленно, немного припадая на больную ногу, все еще болевшую после его утреннего рывка из джипа, поплелся ближе к дому, у которого стоял. Оттуда и наблюдал за происходящим.

Солдаты сгоняли людей на большую открытую площадку в стороне от поселения, выводя их из лачуг и буквально прочесывая плантацию, чтобы никто не укрылся. Работали слаженно и быстро. Даже задорно, веселясь. Юбер снова вспоминал, как Мальзьё говорил о «заскучавших». Ярости и жестокости надо давать выход. Контролировать, не позволять разгуляться стихии. Но давать выход.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Как сейчас.

Народу все прибывало. Деревушка была небольшой. Следы пребывания французов — зримыми. Несколько хижин, большинство из которых здесь совсем никчемные, под соломенными крышами и из легкого дерева, воспламеняющегося мгновенно, как спички сгорели в пепел — это он продолжал выхватывать взглядом. И понимал, что сгоревшие — после того дня, когда пропала Аньес. То, что тот отряд не довершил. Их конец отсрочился до начала осени, но все же пришел.