Пеший камикадзе, или Уцелевший - Захарий Калашников

комбинация, связка ударов, движение из лихой юности Егора, когда в ринге и на улице он руками запускал шаровые молнии.

— Чего такой взбудораженный? — спросил Бис. — Случилось чего?

— Ты не верил?! А их реально взяли! — из Песка посыпались загадки.

— Кого взяли? Куда? — бесстрастно произнёс Егор.

— И — их! — выдал радостно Песок, будто это он в сегодняшнем матче группового этапа чемпионата мира по футболу между сборной России и Южной Кореей на семьдесят четвёртой минуте забил гол и сравнял счёт.

— Да не томи уже, говори!

— Это чума, братан! Бомба! — паясничал Песков. — Что — то невероятное!

— Двадцать украинских десантников пленили… — войдя в квартиру с полотенцем на плече, произнёс Игорь Медведчук с украинской певучестью слов, — …под Снежном.

— Командир, ну зачем?! Ну, так нельзя! — раздосадовано развёл руками Песков. — Я же… Всю интригу сломали! Ладно… — на распев заговорил и он, — рассказывайте теперь сами…

— Нет уж, давай ты — раз начал… — отрезал Игорь. — А я в душ схожу… Сегодня здесь переночую, с утра — на Червонопартизанск поедем, — он украдкой взглянул на Биса: мол, не забыл, помню. — Вечером посидим, поужинаем, Абхаз должен заехать: важной информацией обещал поделиться! — закрыл Игорь дверь в ванную комнату.

Егор перевёл взгляд на Виктора.

— Блин, короче, я впервые видел, как допрашивают пленных… Это пиздец! — закатил тот глаза.

— Что именно — пиздец?

— Ну всё это?! — недоумевал Витька.

— Ты что, Вить, голову в открытой форточке простудил? — обозлился Егор. — Нормально объясниться уже не можешь?

— Нормально объясняюсь! Что непонятного: не знаешь как пленных пиздят? Ещё скажи, что сам никогда такого не делал?

Первым, перед глазами возникло тело Кощея; затем — припомнился случай с негром, пленённым во время штурма Грозного, в двухтысячном… Припомнился весь этот животный восторг и азарт, небывалый энтузиазм и рвение, с которым каждый хотел приложится к голове пленного наемника, уже контуженного взрывом, только потому, что прежде никому не доводилось бить кулаком или ботинком по лицу обтянутому чёрной кожей… Негр — пленник, пожалуй, тогда стал особой сакральной жертвой для спецназовцев, на которую обрушился весь гнев, вся ярость и ненависть к чеченским боевикам. Творимое тогда преступление сейчас вызывало у Егора особое негодование и протест, а тогда, проживая хаос штурма день за днём в режиме «нон — стоп» без пауз и остановок, в обстановке, когда творимое зло неотделимо от добра, не существовало отдельно или само по себе, воспринималось обыденным и привычным для взаимно уничтожающих друг друга людей. Такое поведение на войне не мог объяснить разве что здоровый рассудок, а для тех, кто был в агонии, в самой её гуще, в пекле, происходящее было предельно простым и понятным, и объяснимым. Человеком творимое зло абсолютно банально.

— …Чего молчишь?

Оказалось, Егор пропустил мимо ушей всё о чём говорил Песков всё это время.

— Скажешь, что я не прав? Станешь осуждать? — Виктор вопросительно распахнул глаза. — Ты вообще меня слышишь?

— Да, нет… — вышел Егор из задумчивости. — Не хочу я ничего такого говорить…

— То, что я сегодня увидел мне представляется тем, как проходят спарринги на этом вашем экзамене… на краплёный берет… ну, помнишь, ты рассказывал? Тебе бы точно понравилось! Кто хотел, по кругу мутузил их, сменяя друг друга — до кровавых соплей в общем — я уверен, точь — в–точь как у вас происходит!.. — Песков рассказывал с удовольствием, облизывая губы, утирая рот тыльной стороной ладони, будто минуту назад был пойман на том, что съел в одного апельсин, которым божился в другой раз обязательно поделиться. — …Пока смотрел, — продолжал он, — кулаки аж зачесались, так хотелось поучаствовать!

— Чего ж не поучаствовал?

— Постеснялся. Там своих желающих было, хоть отбавляй… Как туса для своих — вроде вашей — вы же на свой экзамен тоже посторонних не пускаете?

— Откуда только, Вить, в тебе такая кровожадность? — спросил Егор.

Он снова вспомнил о Кощее, подошёл к окну и против воли бросил взгляд на место, где тот недавно лежал. Удовлетворив любопытство — костлявого там не оказалось, слава богу, а ведь подумалось, вдруг привиделось всё и его не забрали сородичи, и лежит он там под дождём, прорастает корешками и почками — сел на прежнее место.

— Никакая не кровожадность… — отчего — то обиделся Песков, быстро растратив весь восторг. — Просто это так… душе… духо… тьфу, блин! — впустую сплюнул он, — …дюже захватывающе!

В дверь тяжело постучали, раздался шум.

— Есть кто?

— Здесь мы! — отозвался Песков.

В проёме гостиной показалась голова, которая была настолько крупной, что у Биса закралась мысль, что тело, с которым она была связана шеей, не пройдёт в проём целиком.

— Медведчук Игорь здесь? — спросила голова.

Егор всерьёз стал принимать её отдельно как что — то самостоятельное, без того, что было скрыто в коридоре.

— Проходи, — сказал Песков. — Через минуту будет.

— Я, Мушни; можно, Миша, — к голове подступилось тулово, — зам Абхаза…

«Чем, блин, его кормили в детстве? Удобрением, что ли?» — подумал Егор, негодуя.

— А Абхаз?.. — спросил Витька.

— Поднимается, — доложил Мушни, протянув двумя «кран — тельферами» два пакета с едой, в которых забряцала стеклянная тара.

— О, Миха! — появился Игорь. — Рад видеть, рад! А Абга?

— А я тут, брат! — возник на пороге Абхаз, необычно шумный и весёлый, как праздник. — Разуваться — надо, не надо? — гоготнул он, находясь в настроении. — У вас тут чисто смотрю… А — ахр, разуюсь! — рыкнул и торопливо махнул он рукой, не дожидаясь ответа, скинул обувь и полез обнимать Медведя, после чего отстранившись внимательно заглянул в глаза, положив тяжёлую ладонь на плечо.

— Проходи, давай! — поторопил Медведчук: пока толкались плечами перед гостиной, по квартире разошёлся благодатный мясной аромат шашлыка и свежего горячего хлеба. — Покуда этот волшебный аромат кишки не порвал к чёрту! — наконец, обратил Игорь внимание.

— Вай, давай, пока горячий! — опомнился Цагурия. — А то совсем невкусным будет!

— Витя, Егор, подавай на стол что есть!

Спустя минут двадцать к застолью присоединился Юра Соломин, командир группы разведки «Медведей», с позывным «Сом», с ним Егор знаком ещё не был. А Ильича почему — то не позвали.

Гости из Абхазии сели напротив. Абхаза Бис уже знал, а вот Миша Папия надолго приковал к себе его внимание. Егор неслучайно запомнил фамилию, так и не свыкшись с его природными габаритами, несмотря на довольно молодой возраст. И даже не мог объяснить себе, чему именно он завидовал — внушительным размерам, росту или монолитной цельности:

«Настоящий Халк! — не мог успокоиться Бис. — А его Мушни назвали?! Что может значить его имя, если не башенный кран?»

На фоне исполинского вида Мушни и