Гобелен - Фиона Макинтош

– Уинифред, дорогая, к твоим услугам были сильные мира сего. Они ли не старались ради тебя?

– Сильные – но не сильнейшие, – уточнила Джейн. – Боюсь, своими действиями я вызвала мстительность в сильнейшем.

Миссис Миллс качала головой, ждала, когда чуть остынет горячий шоколад.

– О нет, графиня. Король Георг не хочет раздувать это дело. Он не желает уделять вам внимание.

Джейн отодвинула нетронутую чашку, поднялась. Сесилия и миссис Миллс (последняя только что с комфортом уселась) заметно встревожились.

– Уинифред, ты куда?

– В Вестминстерский дворец.

Обе женщины так и ахнули.

– Зачем, дорогая? – воскликнула Сесилия.

– Чтобы перехватить пэров на входе и воззвать к ним! – Джейн погрозила пальцем, произнесла решительно: – Я добьюсь внимания!

– Но, госпожа графиня, ваше здоровье столь хрупко! Не опасно ли вам стоять на улице, на этаком холоде и ветру?

– Миссис Миллс, вы были очень добры, вы проявили себя истинным другом. Только не могу я греться у вашего камина, стараясь не сойти с ума от тревоги. А здоровье мое вполне поправилось за эти дни, когда ничто не мешало мне отдыхать, – солгала Джейн. – Теперь я намерена использовать свои восстановленные силы для новой атаки. – Она грустно посмотрела на подруг и неожиданно для себя простонала: – Нужно попытаться!

Миссис Миллс и Сесилия со вздохом переглянулись.

– В таком случае, дорогая, я пойду с тобой, – вполне предсказуемо заявила Сесилия.

– Я тоже пойду, – сказала миссис Миллс, явно не желавшая пропустить очередное зрелище.

Они выдвинулись из дому, кипя энергией, но возле Вестминстерского дворца сникли, ибо тут уже собрались родственники других узников – естественно, удрученные, раздавленные, – и Джейн почувствовала себя одной из многих. Толпа прибывала, прирастала заинтригованными зеваками. Впрочем, как отметила миссис Миллс, «благородных дам» тоже хватало: они, как и сама миссис Миллс, были охочи до зрелищ.

Уинифред старалась отделиться от толпы, чтобы ее заметили. К ней проявляли уважение, не выходившее, впрочем, за рамки простой вежливости. Лорд Пембрук, связанный родством с семьей Уинифред, заранее подсуетился послать ей письмо. Его доставили как раз перед тем, как Уинифред с подругами покинула дом на Дьюк-стрит. Лорд Пембрук просил родственницу не приближаться к нему на публике – «по причинам, надеюсь, для вас понятным», – однако обещал похлопотать за нее перед королем.

Убедившись, что на подступах к парламенту ей ничего не светит, Джейн поспешно отделилась от толпы у входа.

Подруги быстро последовали за ней.

– Полагаю, Уинифред, мы идем слушать дебаты?

– Вот именно. По крайней мере, при мне эти люди лгать не посмеют, не запятнают свою совесть.

Женщины устремились к галерее для зрителей, устроенной в палате лордов.

Лорд Пембрук сдержал обещание. Джейн поедала глазами человека, которого Уинифред не видела с раннего детства. Ему было за шестьдесят; седину скрывал великолепный темно-каштановый парик с пышными локонами. Уверенным тоном оратора, привыкшего к уважительному вниманию аудитории, лорд Пембрук напомнил, что не во власти короля прощать узников, осужденных парламентом, не его величество должен обращаться с ходатайством к парламенту, а парламент – к его величеству. Пембрук настаивал, что следует нижайше просить короля о помиловании.

Джейн закрыла глаза своей «хозяйки», впервые за много дней испытав чувство облегчения. Ей хотелось услышать, что предложение Пембрука будет принято и прошение о помиловании направят королю. Надежды, впрочем, разбились в прах, и очень быстро, когда поднялся другой лорд-парламентарий и заявил о необходимости сделать оговорку: помилование будет распространяться не на всех бунтовщиков, а лишь на тех, что заслуживают снисхождения.

Лорды-пэры согласно закивали, затрясли своими париками. Джейн чувствовала, как тают надежды Уинифред. Покопавшись в мыслях «хозяйки», Джейн поняла: монаршее снисхождение, какую бы форму оно ни приняло, распространится исключительно на покаявшихся преступников.

Как бы издалека, сквозь шум в ушах, бог весть откуда взявшийся, Джейн разобрала, что за лордов-якобитов замолвят слово нынче вечером – то есть накануне казни.

Уинифред поднялась, и сразу к горлу подступила тошнота. Тошнило сегодняшним завтраком. Чтобы не опозориться на весь Лондон, не дать пищи сплетникам, Джейн бросилась прочь с галереи за глотком воздуха. Глоток воздуха – ледяного, отравленного равнодушием – вот и все, чем могло ее попотчевать лондонское утро.

Дружеские руки поддержали Джейн, верная Сесилия, славные миссис Миллс и миссис Морган увели ее подальше от любопытных взглядов, усадили в экипаж, повезли на Дьюк-стрит – ждать, не смилостивится ли король. По напряженному молчанию Джейн поняла: ни одна из ее подруг не надеется на снисхождение для графа. Джейн решила, что подруги просто пали духом.

Но и в этой напряженной тишине Джейн не отказалась от намерения брать пример с Джона Максвелла. Тут-то ее и осенила новая идея, проникла в каземат мрачных мыслей с той же легкостью, с какой булавка протыкает воздушный шарик, освободила сознание Джейн от стереотипов чуждой эпохи.

«Надеюсь, Уинифред, ты меня слышишь, – телепатировала Джейн, глядя в окно (проезжали по малолюдным улицам). – Так вот: судьбы наших с тобой мужчин слишком долго были в чужих руках. Больше я этого не потерплю. У меня есть план – мой собственный план! – Прежде, чем выпустить следующую мысль, Джейн мрачно улыбнулась. – Отныне я беру ситуацию под контроль».

– Остановите экипаж! – велела Джейн и, вскочив с места, застучала в потолок, чтобы возница услышал ее немедленно.

* * *

В Уэлшпуле семья Грейнджеров внимала все той же паре полицейских. Полицейские принесли отчет о поисках Джейн.

– Значит, надежда еще есть? – уточнил Хью Грейнджер.

– Разумеется, есть. Мы с ними сегодня утром говорили, – заверила хорошенькая толстушка по имени Энн, подкрепив слова осторожной улыбкой. – Сейчас в Австралии ночь. Когда мы звонили, нам сказали, что поиски будут продолжены завтра с раннего утра. Знаете, они настроены куда оптимистичнее, чем поначалу. Они уже нашли ручку Джейн, ветровку, другие вещи. Не хочу обольщать вас ложными надеждами, – продолжала она, – но, по-моему, главное – это их оптимизм. Видите ли, поскольку до сих пор не обнаружено те… – Энн запнулась, явно не желая произносить это слово.

Джульетта пришла ей на помощь:

– Не обнаружено тело, вы хотите сказать?

– Да, именно так, спасибо. Тела нет, никаких следов борьбы тоже нет – отсюда растущая уверенность, что Джейн жива. Она просто заблудилась.

Кэтлин Грейнджер стала заламывать руки, Хью нежным и уверенным жестом уложил их ей на колени, накрыл своими ладонями.

– Раз она заблудилась, значит, ее найдут? – спросил он, озвучив мысли жены.

– Такое логично предположить. К сожалению, наши австралийские коллеги несколько смутили нас, сообщив, какова площадь национального парка «Айерс-Рок». Кроме того, непонятно, куда могла направиться Джейн, – сказал полицейский.

Энн поспешила развеять мрачное впечатление:

– Они задействовали следопытов из числа представителей местных племен.

Заметив изумление четы Грейнджер, Энн поспешно улыбнулась. «Ишь, как старается», – с досадой отметила Джульетта.

– Австралийским аборигенам нет равных, когда нужно кого-нибудь или что-нибудь отыскать – да хоть иголку в стоге сена.

Хью и Кэтлин Грейнджер беспомощно кивали, Джульетта не повторяла их движений. Больше сообщить было нечего, поэтому она проводила полицейских до дверей и внятно поблагодарила (родители вымучили только «спасибо»). Затем Джульетта вернулась в гостиную. Ей показалось, что впервые после исчезновения Джейн атмосферу страха чуть разрядил светлый лучик.

Раздался телефонный звонок. Все подскочили, словно ужаленные.

– Я отвечу, – сказала Джульетта, жестом успокаивая родителей. Отец кивнул. Она взяла трубку. – Джульетта Грейнджер слушает.

– Привет, это Джон Максвелл.

– Здравствуйте, – сказала Джульетта, и ее разочарованный тон вкупе с движением головы сообщили отцу и матери все, что они хотели знать. Мать обмякла на стуле, а отец включил обогреватель. – Как дела, Джон? Как здоровье Дианы?

– Держимся. Знаете, у нас новости.

– Неужели?

– Наш Уилл скоро очнется. Существуют определенные признаки; так вот, он их выказывает.

– Правда? Это же замечательно!

– Не то слово. Конечно, пока врачи ничего не говорят о состоянии его разума… ну, в смысле, поврежден ли мозг, если да, то до какой степени…

– Еще ведь рано, Джон.

– Насколько я понимаю, от Джейн вестей нет?

Накануне Джульетта взяла на себя ответственность – позвонила в гостиницу и честно объяснила Максвеллам, почему Джейн не выходит на связь. Шок Джона Максвелла ощущался физически. Но Джульетта считала, что они больше не вправе скрывать от Максвеллов страшную правду.