Победитель - Андрей Волос

— Добрый, — отозвался маршал, кося глазом в недочитанную реляцию. — Новости?

— Дмитрий Федорович! Хочу отрапортовать насчет «Осы»!

— Насчет «Осы»? — переспросил Устинов.

Зенитно-ракетный комплекс «Оса» пошел в войска недавно. Делал его Ижевский электромеханический завод. Весной Устинов ездил по оборонным предприятиям, заглянул и туда. После совещания пошли в цех — продемонстрировать министру серийные образцы комплекса. Выслушав доклад, он спросил:

— А почему четыре ракеты на машине?

— Больше не помещается, товарищ министр обороны, — развел руками главный инженер завода Котельников. — Комплекс монтируется на автомобильной базе. Лимит веса и габаритов не позволяет…

— Ерунда! Нужно удвоить боекомплект!

— Но…

— Габариты и вес — это ваша забота! — сердито оборвал министр. — Об исполнении доложите!..

Этот разговор происходил полгода назад.

— Слушаю, — сказал Устинов бесцветным, незаинтересованным тоном, хотя по голосу Котельникова сразу понял, что тот звонит с хорошими вестями.

— Дмитрий Федорович! Пришлось подключить Грушина. С пониманием отнесся, активно участвовал в работе… В общем, все выжали, Дмитрий Федорович, до последнего грамма! Восемь не получилось. Но шесть хорошо разместили! И машина приобрела такой вид, знаете… элегантный! Гораздо лучше выглядит после переделки…

— Шесть? — переспросил Устинов. Он отлично все слышал, просто нужна была лишняя секунда, чтобы решить: жать на них дальше? или уже все выжато из конструкторов, инженеров, из технологии?

— Да, Дмитрий Федорович, шесть!

— Ладно, — сказал министр. — Как в той поговорке — с паршивой овцы хоть шерсти клок. Оформляйте документацию…

И положил трубку.

Вернуться к бумагам он не успел, потому что дверь приотворилась и в кабинет вошел начальник Генерального штаба Огарков, в результате чего количество маршалов Советского Союза увеличилось здесь вдвое.

МОСКВА, 10 ДЕКАБРЯ 1979 г

— Входите, Николай Васильевич. Прошу.

Огарков сел на стул напротив стола.

Устинов снял очки, отчего его лицо, будто потеряв важный элемент армирующей конструкции, вытянулось книзу и утратило некоторую долю присущей ему сановности. Протирая, сказал недовольным и усталым тоном:

— Политбюро приняло предварительное решение о временном вводе войск в Афганистан.

— М-м-м… Состав и количество?

— Группировка численностью семьдесят пять — восемьдесят тысяч человек.

Огарков несколько секунд молчал. Потом заговорил голосом человека, потерявшего надежду быть услышанным.

— Дмитрий Федорович! Это же чистой воды авантюра! Не решим мы там никаких задач такими силами! И обстановку в стране не стабилизируем! Если вводить войска, то понадобится тридцать — тридцать пять дивизий! Ведь необходимо перекрыть границы с Пакистаном, занять важнейшие населенные пункты, аэродромы, коммуникации! Не допустить проникновения в Афганистан новых вооруженных отрядов оппозиции! Остановить приток оружия! Разоружить сопротивляющиеся отряды внутри страны!.. Ну, я не знаю! Давайте до ввода войск хотя бы командно-штабное учение проведем! Может быть, по его результатам сможем убедить!

— Все сказал? — Не дожидаясь ответа, Устинов раздраженно повысил голос: — Что, Политбюро будем учить? Нам надлежит приказания исполнять!.. И ждать больше нельзя! Вот, почитайте, что представительство КГБ пишет! Амин убрал Тараки, а что теперь? Армия развалилась, сам он на грани полного краха. Будем ждать, когда американцы туда войска введут?!

Огарков просмотрел донесение. Положив лист, сказал со вздохом:

— Товарищ министр, я генерал-лейтенанта Астафьева привез. Он несколько дней как из Кабула. У него совершенно иное мнение…

— Опять у него иное мнение! Вечно у него иное мнение! Давай теперь из пустого в порожнее переливать!.. — Он нажал кнопку селектора и скомандовал: — Астафьева ко мне!

Повисла пауза. Устинов барабанил пальцами по столу. Наконец дверь раскрылась.

— Разрешите войти, товарищ министр обороны!

— Докладывайте, что в Кабуле!

— Очень неспокойно, — сказал Астафьев. Устинов хмуро кивнул в ответ. — Амин продолжает чрезвычайно жесткую политику в отношении своих противников. — Устинов снова кивнул, как будто даже с удовлетворением. — За последние несколько дней три мятежа — 30-й горный пехотный полк в Асмаре. — Устинов кивнул. — 36-й пехотный в Нарае. — Устинов опять кивнул. — 18-й пехотный в Хосте…

— Так что ж тогда вы мне тут!.. — со сдерживаемой яростью сказал министр, протягивая Астафьеву документ. — Вы это читали? Что тут неверно? Вы же то же самое говорите!

— Мятежи и раньше случались, — сказал Астафьев, взглянув на бумагу. — Но тут сказано, что сторонники Тараки пользуются широкой поддержкой. Это совершенно не соответствует действительности. КГБ поддерживает сторонников Тараки, потому что с ними проще иметь дело. Так уж сложилось… В действительности Амин сегодня пользуется б ольшим авторитетом. Если не считать его экстремистских устремлений в отношении своих политических противников, он ведет более разумную и деятельную политику, чем…

— …Чем его покойный предшественник! — перебил Устинов. — Вот вы теперь про Амина мне толкуете, а раньше говорили, что с головы Тараки не упадет ни один волос! Где Тараки?! Леонид Ильич его своим личным другом считал! Вы это способны понять?!

— Да, — хмуро кивнул Астафьев. — Это роковая ошибка Амина, и если бы не…

Устинов резко кивнул.

— Вот именно — если бы! Но она уже сделана! И неисправима!.. — Он раздраженно постучал по столу карандашом. — Что касается вашего мнения, то имейте в виду, что вы политическую обстановку изучаете как бы попутно. А сотрудники КГБ головой отвечают за каждое слово. Кому же верить?

Астафьев взглянул на Огаркова, словно ища поддержки. Тот едва заметно кивнул.

— Тут вот какое обстоятельство, товарищ министр обороны, — не очень решительно сказал Астафьев. — Если бы голова была трезвая, тогда конечно. А если голова все время…

Он характерным жестом щелкнул себя по горлу.

В первую секунду казалось, что Устинов сейчас взорвется. Он возмущенно посмотрел на Огаркова — мол, что твои работнички себе позволяют! — потом снова на Астафьева. С досадой махнул рукой.

— Ладно, мне все ясно! Свободны!.. Вас на Политбюро пригласили?

— Так точно, — ответил Огарков.

Во взгляде Устинова мелькнула тень сожаления. Он хорошо относился к Огаркову. И понимал, что не стоит дразнить гусей, когда все уже решено. Но если вызвали, делать нечего…

— Ну, тогда поехали, выскажетесь напоследок, — Устинов вздохнул и закончил с досадой: — Хоть уже и поздно!..

* * *

И все-таки Дмитрий Федорович Устинов не понимал мотивов своего заместителя — начальника Генерального штаба Огаркова. Что он так уперся?

Герой древности Агесилай, будучи расположен к ахейцам, предпринял вместе с ними поход в Акарнанию и захватил большую добычу. Ахейцы просили его потратить еще некоторое время, чтобы помешать противнику засеять поля. По их мнению, это еще раз показало бы ему, противнику, как глупо воевать с ахейцами. Однако Агесилай ответил, что сделает как раз обратное, ибо враги более устрашатся новой войны, если к лету их земля окажется засеянной…

Конечно, можно предположить, что маршал Огарков — стратег именно такого уровня. Стратег, способный самым неожиданным образом, на взгляд простака и дилетанта, связать отдаленные обстоятельства и детали, обнаружить закономерности этих связей и предложить решение, главным свойством которого является понимание всех его последствий.

Если такое себе представить, то упрямство Огаркова должно вызвать уважение, желание прислушаться к нему, понять причины, разобраться.

Однако Устинов хорошо знал своего заместителя. И, отдавая должное его деловитости, твердости в обращении с подчиненными, способности додавить, дожать, поставить исполнителей в условия, когда им лучше вылезти из кожи, чем подвести руководство, не раз убеждался: звезд с неба Николай Васильевич все же не хватает.

Да и с чего бы? Пока не взлетел на ответственные должности, вся его служба была службой инженера, инженера-штабиста. То есть, если и размышлял, то насчет толщины и количества защитных накатов, характеров земляного покрытия, типов сооружений, количества амбразур, секторов обстрела, видов препятствий и прочих мелких суставов, жил, сосудов и хрящей армейского тела, без которых не обходится ни наступление, ни оборона. И которые, однако, не могут и не должны занимать мысли крупного полководца, отвлекать его от широкомасштабных, стратегических раздумий, вовлекающих в свой круг жизнь иных стран и эпох.