А потом я проснусь - Алайна Салах

- возмущенно шипит Лиля, дергая Лелика за рубашку. - Еще только два часа дня!

- Какая разница, сколько сейчас времени, когда имеется такой замечательный повод, - философски изрекает он, перекидывая руку с бокалом через ее плечо. - Мой лучший друг стал папой.

Пикировки этой пары неизменно вызывают у меня улыбку. Чего стоит дуэт их имен: Лелик и Лиля. Кстати, по характеру Лиля - копия его предыдущей скандальной пассии, так что сочувствовать Лелику больше не получается. Пора признать, что он явно кайфует от эмоциональных горок и перманетного выяснения отношений.

- Вот только попробуй меня сегодня бросить и удрать на свой покер. Домой не попадешь.

- Горлик, слышал? - весело комментирует прозвучавшую угрозу Лелик. - В покер сегодня без меня. Я домашний.

Мне не удается узнать, чем заканчивается разговор приятелей, потому что в этот момент в дверях кухни появляется Ярослава с нашей дочерью на руках. Я видел эту картину уже не раз, но сердце все равно трепетно замирает. Кто бы мог подумать: я - и папа. Пять дней назад мы с женой стали родителями самой прекрасной девочки весом три с половиной килограмма.

- Не спит? - шепотом спрашиваю я, подходя к ним.

- Нет, - Ярослава проводит пальцем по пушку волос на лбу Амелии и поднимает глаза. - Подержишь ее? Я по-быстрому что-нибудь в рот закину. Голодная - просто жуть.

- Подержу конечно, - соглашаюсь я, осторожно принимая ценную ношу. От ощущения тепла и нежного младенческого запаха в левой половине груди приятно вибрирует. Так наверное и должно быть. Крепнут отцовские чувства.

Глядя на меня серьезным серо-голубым взглядом, Амелия открывает и закрывает рот и сучит ножками.

- А ты смотришься, - в своей неулыбчивой манере изрекает Богдан. - Про второго еще не думали?

- Это к Ярославе вопрос. Я уже обо все подумал и готов.

- Не, надо подождать хотя бы годик или два, - незамедлительно бубнит жена, откусывая бутерброд. - Чтобы воспоминания о токсикозе и отекших ногах отпустили. Помнишь, как я неделю на одном свежевыжатом соке сидела?

Помню конечно.И как за апельсинами каждый день ни свет ни заря в супермаркет ездил, и как кроссовки ей зашнуровывал, и как утешал, когда во время просмотра фильма Ярослава вдруг ни с того ни с сего начинала плакать. В чем причина - не объясняла, но я все равно утешал. Веселое было время.

- А мы с Лешей в Куала-Лумпур собираемся через две недели, - сообщает повеселевшая Лиля. - В тот же отель, в который вы ездили.

- Блин, если на там все еще работает Хава, администратор, передавайте ей огромный привет от нас! - восторженно взвизгивает Ярослава. - Алан, ты помнишь ее? Она каждую смену угощала нас домашним печеньем, которое сама пекла. А когда я паспорт найти не могла, весь персонал на уши поставила!

Я все помню. Каждый день, прожитый рядом с ней, до сих пор воспринимаю как чудо. Воспитываю в себе способность ценить каждую минуту напоминанием о том, что когда-то я едва ее не потерял. Помогает. Умение испытывать благодарность за то, что имеешь, позволяет в полной мере быть счастливым. Как только начинаешь воспринимать счастье как должное - перестаешь его ощущать.

Спустя два часа наша импровизированная вечеринка в честь выписки Ярославы и Амелии подходит к завершению. Богдан прощается первым, за ним - остальные.

Лелик, передумавший быть домашним, задерживается дольше всех. Заперевшись в туалете, они почти полчаса спорят с Лилей, и в конце концов едут в покерный клуб вместе. Эти двое тоже учатся находить компромиссы.

- Ты как? - Я целую Ярославу в лоб. Амелия уснула, предоставив нам редкое и потому особенно ценное время наедине.

-Дома хорошо, - вздыхает она, прижимаясь ко мне плотнее. - Хотя до конца все равно еще не верится. Неделю назад нас было двое, а тут - бах! И живем втроем.

- Вчетвером, - поправляю я, кивая на Тотошку, мирно сопящего под столом.

Впрочем, неудивительно, что Ярослава о нем забыла. Последние два месяца опека над ним вновь полностью перешла ко мне. Возобновились наши утренние прогулки под дождем, стрижка когтей и мытье задницы - вставать рано и нагибаться Ярославе было все сложнее.

- Блин, я такая рассеянная стала… - виновато кривится она. - Тото, прости свою непутевую мамку. Я тебя всегда имею в виду.

- Посмотри на его умиротворенную морду. Он совсем не обиде.

Раздавшийся дверной звонок заставляет нас осуждающе переглянуться. Мол, кто посмел сотворить такое безрассудство?

- Я открою, - говорю я, быстро идя в прихожую.

Наверное, Лелик что-то забыл. Как забыл он новое правило этого дома: нарушившему сон грудничка полагается смертная казнь.

Но в мониторе видеоглазка я вижу совсем другого человека. С ним я не встречался больше года, а это конечно слишком мало, чтобы навсегда вычеркнуть из памяти его образ. За дверью моей квартиры стоит отец.

Дав себе пару секунд, я поворачиваю замок. Во-первых, есть возможность, что он позвонит снова и на этот раз точно разбудит Амелию, а во-вторых, рядом с ним стоит мать. С ней мы поддерживаем нормальные отношения, хотя и видимся мы не чаще, чем раз в месяц. Для нее это своеобразный способ соблюдать нейтралитет.

Распахнув дверь, я молча жду, когда кто-то из неожиданных гостей заговорит первым. Заговаривает конечно мама.

- Мы, надеюсь, не поздно? Ты говорил, что позвал гостей к двум, но раньше у меня не получилось.

Слышится топот босых ног и из-за спины раздается приветливый голос Ярославы:

- Ой, здравствуйте! Вы к нам, да? Проходите, пожалуйста.

На лице матери появляется облегчение, и она вопросительно смотрит на меня. Сделав над собой усилие, я отступаю, чтобы пропустить их внутрь. Он ведь прекрасно знал о том, что скоро станет дедом, но ни разу не позвонил.

Ярослава заговорщицки теребит мою руку. Мол, пожалуйста, веди себя нормально - я же тебя просила.

В свое время мы много говорили о том, что сделал мой отец. Как и ожидалось, Ярослава вновь проявила чудеса великодушия. Сказала, что раз с ней все хорошо, то и у меня нет причин не мириться с отцом, и что формально случившееся - не более, чем несчастный случай. Но я не мог ни простить, ни забыть. Слишком жива была в памяти картина окровавленной повязки и ее мертвенно-бледного лица. И едва ли я забуду, как ощущались те минуты, когда я поверил, что навсегда ее