А потом я проснусь - Алайна Салах

неестественно взмахивает руками и, обмякнув, сползает на землю.

Изображение начинает трястись. Я не сразу понимаю, что дело не в качестве записи, а в том, что дрожат мои руки. Третий, тот, что в костюме, подходит к амбалу, склонившемуся над Ярославой, и спустя несколько секунд они вместе спешно покидают место своего преступления. На этом видео заканчивается.

Забыв про телефон, я смотрю перед собой. Тело парализовано шоком. Мозги тоже, потому что уж слишком туго получается у них сопоставлять факты. Тут и сопоставлять нечего, но инстинкт самосохранения все равно отчаянно старается найти другой, менее шокирующий вариант…

— Узнал? — наконец подает голос Лелик. Я не смотрю на него, но все равно чувствую исходящее от него сочувствие.

Одеревеневшая шея с трудом гнется в утвердительном кивке. Если амбала в рубашке я вижу впервые, то человека в костюме встречал, и не раз. Много лет он работает водителем у моего отца.

45

— Ты точно в порядке? — в третий раз спрашивает Лелик, с опаской на меня поглядывая. — Может, не надо тебе сейчас… одному?

Чиркнув зажигалкой, я прикуриваю смятую сигарету. Во рту собирается слюна — симптом подкатываемой тошноты. То, что нужно, чтобы окончательно влиться в беспросветную реальность.

— Все нормально. — Отвернувшись, я сплевываю. — Езжай домой, отдохни. Ты ведь сам ни фига не спал.

— Да я, в принципе, бодрый. Короче, если что — говори.

Я затягиваюсь снова и киваю. Если что — скажу.

— Что с этим делать собираешься? — осторожно переспрашивает он после повисшей паузы.

Запись мы не обсуждали. Просто молча допили кофе и все.

— Позвоню ему. — «Ему» — это отцу, но назвать его так вслух не получается. Лелик и без этого все понимает. — Встречусь и поговорю. Потом…

Я сминаю пальцами окурок и смотрю на торчащую из-за домов крышу больницы. И правда, что потом? Ярослава в коме, и я ничего не могу с этим сделать. Мысль о том, чтобы вернуться в пустую квартиру, вызывает содрогание, да и работать я сегодня точно не смогу.

— Потом заеду к Ярославе домой и заберу Тотошку. С ним нужно погулять и покормить, — заканчиваю я.

— Ладно, понял… — Переступив с ноги на ногу, Лелик спрашивает в четвертый раз: — Ну, ты точно в порядке?

— Хорош. — Мне не достает сил поморщиться, поэтому я делаю лишь вялый жест рукой. — Разберусь. И спасибо тебе за видео. Если бы не ты, я бы еще долго с этим разбирался. Голова сейчас совсем плохо соображает.

Вместо ответа Лелик протягивает мне руку. Когда-нибудь я обязательно отблагодарю его за дружеские помощь и участие. Организую партию в бильярд, как он любит, и угощу пивом. Когда Ярослава вернется домой здоровой.

Сев в Яго, я пару минут провожу без движения, чтобы вернуть себе сконцентрированность. Попасть в аварию совсем не входит в мои планы. Мне нужно встретиться с отцом и поставить на ноги Ярославу. Чего бы мне это не стоило.

Убедившись, что вести машину я вполне способен, набираю номер Волынского Георгия Сергеевича. Насколько я успел запомнить, сегодня они с матерью прилетают домой с Кипра. Каждая мышца скована напряжением. Потому что я не знаю, как разговаривать с абонентом на том конце провода. Раньше я заранее выбирал тон: то насмешливо-ироничный, то по-сыновьи покладистый, то по деловому-собранный — в зависимости от того, в какой кондиции находились наши с ним детско-родительские отношения. А сейчас звоню без единой заготовки, ведь я понятия не имею, кто теперь для меня этот человек.

Рука с зажатым в ней телефоном медленно опускается на консоль, так как Волынский Гэ эС оказывается недоступен. Я в бессилии прикрываю глаза. Значит, моей немой душевной агонии суждено продлиться.

Я не успеваю набрать отцу во второй раз, как раздается звонок от Богдана.

— Слышал про Ярославу, — говорит он без приветствия. — Она на Вавилова, я так понял. Я у тестя уточнил — там специалисты хорошие. Заведующий — вообще грамотный мужик с руками от Бога. Так что смысла большого переводить ее куда-то не видит.

Тесть Горлика — светило кардиохирургии с заоблачным стажем работы. Если он так сказал, значит,действительно, нет смысла дергаться. Хотя я даже спросить не успел.

— Спасибо, — говорю я, думая, что на мальчишнике, организованном в честь выписки Ярославы, непременно нужно будет угостить пивом не только Лелика, но и Богдана. Хорошие у меня друзья. Я бы сказал, лучшие.

— Звони, если что, — коротко говорит Богдан и отключается. Сейчас его немногословность приходится как нельзя кстати. Отвечать на вопросы «как я», попросту нет сил.

В течение получаса я бесцельно наворачиваю несколько кругов по центру. Пару раз звоню матери, но и ее номер недоступен. С Кипра лететь всего четыре часа, но это время тянется, как одна долгая, несчастливая жизнь.

Желудок урчит, напоминая о том, что я ничего не ел, но любая мысль о еде вызывает у меня отвращение. В итоге я просто подъезжаю к зданию фаст-фуда и в окошке автомобильного обслуживания беру поллитра черного кофе. В памяти вновь воскресает ненавистная картина дребезжащего катафалка, на которой лежит она.

Остервенело воткнув кофе в отверстие подлокотника, я вновь набираю отцу. Плевать, сколько он будет в полете. Я буду долбить ему до тех пор, пока не дозвонюсь.

Когда в трубке вдруг слышатся живые гудки, я едва не врезаюсь в зад плетущемуся впереди Мерседесу. Сердце качает кровь так, что моментально потеет спина.

— Слушаю, — звучит такой одновременно знакомый и чужой голос. Я бы совсем не готов его услышать, а потому говорю, как чувствую: глухо и с ненавистью:

— В городе?

— Только что приземлились. Что-то случилось?

— Случилось. Нужно встретиться.

— К чему такая спешка? Соскучился? — Отец пытается иронизировать, чем вызывает мне слепую ярость. Слепую — потому что я перестаю видеть дорогу, а представляю перед собой его презрительно скривившееся лицо.

— Говори, где, — хриплю я.

— Мы из аэропорта домой едем, — сухо отвечает отец через паузу. — Если так не терпится — заезжай.

До дома родителей я доезжаю на автомате. Обычно в преддверии важных разговоров я прокручиваю в голове примерный текст того, что собираюсь сказать, но только не сейчас. Сейчас мне совсем не важно, насколько точно и качественно я изложу свою точку зрения, и правильно ли меня поймет