Полночь - Дин Кунц

На этот раз на стоянке была примерно половина от общего количества автомобилей. Возможно, владельцы второй половины работали на дому, используя модемную связь. Сколько их было, таких, как Денни?

Поставленные рядами автомобили на мокрой эстакаде напоминали Ломену правильные ряды могильных камней на кладбище. Все эти совершенные машины, весь этот холодный металл, все эти сотни ветровых стекол, отражающих плоское серое осеннее небо, вдруг показались ему знаком предсказания скорой смерти. Ломену открылось на этой стоянке будущее всего этого города: неподвижность и жуткая вечная кладбищенская тишина.

Если власти за пределами Мунлайт-Кова прознают о случившемся в этом городе, если вдруг окажется, что практически все Новые люди превратились в «одержимых», если выяснится, что проект «Лунный ястреб» имеет катастрофические последствия, то средством спасения будет не сильнодействующий наркотик, как у преподобного Джима Джонса из Джонстауна. Этим средством станут электронные команды на уничтожение, которые будут приняты микросферами каждого Нового человека, переведены на язык команд управления и доведены до трагического исхода. Все Новые люди погибнут одновременно, и в одну минуту Мунлайт-Ков превратится в кладбище для непогребенных.

Ломен ехал через всю стоянку, он направлялся на место, зарезервированное для руководителей компании.

Ломен размышлял: «Если ждать того момента, когда Шаддэк убедится в провале своего проекта и захочет сам увести с собой в могилу тысячи обращенных, это может иметь последствия, очень выгодные для компьютерного гения. Он подаст это так, что мир изумится степени его власти над людьми, над их жизнью и смертью.

Другие маньяки в разных странах сделают из него героя, кумира. Они захотят повторить его эксперимент. Именно на это будет рассчитывать Шаддэк при провале своего проекта. Если же проект «Лунный ястреб» закончится успешно, то Шаддэку, возможно, удастся обратить всех людей на Земле. Тогда он воистину станет хозяином мира. Но он не хочет проигрывать при любом исходе дела. Даже если он умрет, то умрет, покрытый славой гения, он оставит после себя легенду, в которую поверят многие тысячи других безумцев. Они тоже захотят стать Гитлерами электронной эры».

Ломен выруливал на стоянку для директоров.

Он вытер пот с лица. Руки его дрожали.

Ему безумно хотелось бросить все свои планы и отдаться во власть сладкой, примитивной свободы. Но ему удалось и на этот раз преодолеть искушение.

Он продолжал анализировать ситуацию: «Единственный способ разрушить легенду о гении – это убить Шаддэка еще до того, как он покончит жизнь самоубийством. Конечно, в этом случае и он, и все остальные Новые люди тоже умрут, но мир будет знать о том, что Джим Джонс новой эры погиб от руки одного из своих последователей. Это сразу же очертит границу власти Шаддэка, он уже не будет считаться гением всех времен и народов. Это будет ущербное божество, он разделит участь доктора Моро, и его проект будет выглядеть жалкой попыткой одного из многих маньяков, потерпевших неудачу».

Ломен с разочарованием обнаружил, что на стоянке нет ни одной из машин, принадлежавших Шаддэку. Может быть, его подвез до работы один из его заместителей или он поставил машину в другом месте?

Ломен припарковал свой автомобиль на место, предназначенное для самого Шаддэка, и выключил двигатель.

Револьвер был у него в кобуре. Он еще раз проверил, заряжен ли он.

Еще по дороге от дома Шаддэка до штаб-квартиры компании, остановившись на обочине, Ломен написал записку, которую собирался положить на труп Шаддэка. В ней он подробно объяснил, почему ему пришлось убить своего создателя. Когда труп обнаружат люди из внешнего мира, им станет понятно, что произошло в Мунлайт-Кове.

Он убьет Шаддэка вовсе не потому, что считает себя таким благородным. Самоотверженность невозможна без глубоких чувств, а он их начисто лишен. Он убьет Шаддэка только для того, чтобы тот не узнал ничего о Денни. Если Шаддэк узнает, что соединение человека и машины в одно существо возможно и уже осуществилось на практике, то он найдет способ проделать то же самое с другими, он найдет способ превратить их всех в некие придатки к компьютерам.

Вместо глаз – шарики ртути…

Слюна из постоянно открытого рта…

Червеобразный отросток, выросший изо лба мальчика и стремящийся слиться с компьютером…

Эти холодящие кровь образы, дополненные десятками других, не менее страшных, вновь и вновь возникали в мозгу Ломена Уоткинса.

Он убьет Шаддэка только для того, чтобы самому не стать подобием Денни. Развенчание легенды о Шаддэке-гении будет всего лишь полезным побочным эффектом его рационалистичного поступка.

Ломен положил револьвер обратно в кобуру и вышел из машины. Он вбежал в парадный подъезд главного здания компании сквозь крутящиеся стеклянные двери, повернул направо и подошел к столу дежурного секретаря. Обстановка в приемной была ничуть не менее роскошной, чем в самых знаменитых электронных компаниях Силиконовой долины, которая находилась к югу от Мунлайт-Кова. Здесь было много мрамора, много полированной бронзы, хрусталя. Все должно было говорить о процветании «Новой волны».

В этот день в приемной дежурила Дора Ханкенс. Он был знаком с ней едва ли не с детства, она была на год старше его. Когда он учился в колледже, у него пару раз были свидания с ее сестрой.

Дора посмотрела на Ломена, но не сказала ни слова.

– Шаддэк у себя? – спросил он.

– Нет.

– Точно?

– Да.

– Когда будет?

– Спроси у его секретаря.

– Да, я, пожалуй, поднимусь наверх.

– О'кей.

Ломен вошел в лифт и нажал на кнопку, чтобы ехать на третий этаж. Ему вспомнился его разговор с Дорой Ханкенс незадолго до того, как они оба прошли через обращение. Они тогда просто поболтали ни о чем, спросили друг друга о семейных делах, обсудили погоду. Теперь такой разговор между ними невозможен. Разговор ни о чем – это удовольствие, которое теперь им недоступно. «Обращенные» не видят в обмене любезностями никакого смысла. Ломен помнил, что такие разговоры были частью его прежней жизни, но не мог вспомнить, для чего они были нужны и почему когда-то доставляли удовольствие.

Офис Шаддэка находился в северо-западном крыле третьего этажа. В первой комнате его офиса располагалась приемная, устланная бежевым ковром от Эдварда Филдса, здесь стояла кожаная мебель фирмы «Рош Бобуа», середину комнаты занимал стол из темной бронзы с крышкой из дюймового полированного стекла. Единственным предметом искусства была картина Яспера Джонса, это была не копия, а оригинал.

«Что же станет с художниками в наступающем Новом мире?» – подумал Ломен Уоткинс.

Он приблизительно знал, что с ними будет. Они останутся без работы. Ведь искусство – это чувства, выраженные с помощью кисти, красок, холста, с помощью слов или музыкальных звуков. В Новом мире не будет чувств, а значит – не будет и искусства. А если оно и будет, то родится новый жанр – искусство страха. Произведения писателей будут изобиловать словами и образами, выражающими мрак и ужас. Композиторы будут создавать только похоронные марши. Художники будут предпочитать черную краску всем другим.

Вики Ланардо, секретарша Шаддэка, сидела за своим столом. Она безо всяких приветствий сообщила Ломену, что босса нет на месте.

Дверь в кабинет Шаддэка была открыта. Свет был выключен. Помещение освещали лишь слабые отблески серого дня, пробивавшиеся сквозь жалюзи.

– Когда он будет?

– Не знаю.

– У него что-нибудь назначено на сегодня?

– Нет.

– Вы знаете, где он сейчас?

– Нет.

Ломен покинул приемную. Он обошел другие комнаты третьего этажа, но никаких следов пребывания Шаддэка не обнаружил. Очевидно, «великий человек» решил следить за последним этапом обращения горожан из своего автомобиля.

«Он боится меня, – подумал Уоткинс, – он испугался, когда я пригрозил застрелить его. Он боится меня и поэтому отсиживается в машине или в каком-нибудь убежище, где его трудно найти».

Ломен вышел из здания, сел в свою машину и отправился на поиски своего создателя.

Глава 26

Сэм сидел на скамейке в ванной комнате первого этажа, а Тесса вновь играла роль медсестры, которую недавно ей уже пришлось исполнять для Крисси. Но раны Сэма были куда серьезней.

На лбу у него, над его правым глазом, была рана величиной с цент. В центре ее кожа была содрана до самой кости. Тесса зажала кровоточащую рану тампоном, затем обработала ее йодом и наложила повязку из ваты и марли. Но даже после всех этих процедур на марле проступило бурое пятно крови.

Пока Тесса обрабатывала раны, Сэм рассказывал о том, что с ним приключилось:

– …И если бы я не выстрелил ей в голову, тогда бы… если я помедлил бы еще мгновение, я думаю, этот отросток, не знаю, как еще его назвать, он бы просверлил мой череп и вонзился бы мне в мозг. Она подсоединилась бы ко мне так же, как она была подсоединена к своему компьютеру.