Завтра в тот же час - Эмма Страуб

Вгляделась в часы на стене, они показывали 3:05. Она могла пойти прямо сейчас: выйти через входную дверь, снова стать шестнадцатилетней и увидеть, как отец завтракает и читает газету. Увидеть, как Урсула обвивает его крепкую шею. Она могла заставить его смеяться, подшучивать над ним и чувствовать всю его любовь, направленную на нее, как свет автомобильных фар.

* * *

Ей было не под силу его спасти, Элис это понимала. Леонарду самому не нравились такие романы, книги, в которых медицинские технологии могли веками поддерживать чью-то жизнь, книги с мозгами в банках, книги с бессмертными вампирами и жадными до власти колдунами. Ему всегда казалось, что простым решениям сильно не хватает правдоподобия, даже несмотря на тот факт, что он сам написал два романа о подростках, путешествующих во времени. Они с Сереной могли бы остаться вместе, он мог бы найти настоящую работу, он мог бы носить что-то, кроме одежды из магазина для заядлых туристов, но он не стал. Он не боялся поступать по-своему. Он всегда оставался собой. Хочешь – бери, не хочешь – оставь и иди. И Элис не могла его оставить, только не сейчас. Она надеялась, что он тогда сказал правду о любви, обо всей той любви, которая продолжала существовать. Он не был религиозен, и она тоже. Считается ли религией вера в литературу и искусство? Или в то, что истории, которые ты рассказываешь, могут тебя спасти и тронуть всех, кого ты любил?

* * *

Элис заставила себя встать и направилась в комнату Леонарда, и теперь ее путь освещал ее собственный свет.

Глава 64

Элис почти не заметила, как добралась до дома. В метро было тише, чем обычно. Она в последний момент подняла глаза, чтобы заметить, как двери закрываются на Боро-Холл, и поспешила выскочить. Дорога от станции даже в хороший день занимала целых пятнадцать минут, но Элис было все равно. Она просто по очереди переставляла ноги, пока не оказалась на крыльце своего дома.

* * *

Мэри знала, что нужно делать. Они с Дебби продумали все заранее, кому позвонить и в каком порядке: похоронное бюро, банки, друзья. Некролог тоже уже был готов. Фото Леонарда появится во всех газетах и в Твиттере. Оно же появится в ролике на вручении Оскара, пока какая-то женщина в красивом пышном платье будет петь «Где-то за радугой». Элис позвонила некоторым друзьям, они с Дебби поделили список. Никто не удивился. Все проявили сочувствие. Во время первых звонков Элис плакала и едва могла выдавить из себя слова, но потом входила в ритм и обнаруживала, что в состоянии это вынести. Ее хватало на несколько минут, после чего она снова начинала плакать. Элис обнимала Мэри дольше, чем когда-либо в своей жизни обнимала малознакомого человека. Такие же чувства люди испытывают к акушеркам, сослуживцам и товарищам по несчастью – они вместе стали свидетелями того, что ни один другой человек никогда не сможет понять.

* * *

Элис нашла ключ от квартиры, но у нее никак не выходило вставить его в замок. Зазвонил телефон – Сэм – Элис взяла трубку, понимая, что совсем не может говорить. «Милая, – снова и снова повторяла Сэм. – Милая. – Сэм была хорошей матерью и хорошей подругой. – Я приеду. Привезу тебе чего-нибудь поесть».

– Хорошо, – ответила Элис и отключилась. Она снова попыталась справиться с дверным замком, но не смогла и швырнула ключи на тротуар.

– Блядь!

Дверь, которую она пыталась открыть, медленно распахнулась.

– Элис?

Это была Эмили.

– Привет. Прости за шум. У меня что-то с ключом. – Элис почувствовала, как к горлу подкатил ком. – Прости.

– Да ничего, – ответила Эмили. – Я сегодня из дома работаю. А, погоди! Тут для тебя кое-что. – Она открыла дверь пошире и зафиксировала ее ограничителем. Элис сделала пару шагов и заглянула внутрь, в свою квартиру. Ее кровати не было, стола тоже. Не было ее бардака, и ее одежды, и ее картин. Все это заменили вещи в свойственном Эмили сорочьем стиле: розовый диван, ковер в форме радуги, кровать с балдахином. Элис увидела сад на противоположной стороне – квартира как будто удвоилась в размере, словно отразилась в зеркале. Эмили вернулась с небольшой коробочкой. – Вот, держи.

Элис взяла коробку и прижала ее к груди. Она не знала, куда ей идти.

Эмили коснулась ее руки.

– Эй, ты в порядке? Ты же теперь выше, помнишь, босс? – Она вскинула брови, а потом указала вверх длинным пальцем.

– Точно, – ответила Элис и тряхнула коробкой. – Спасибо. – Она глянула на адрес отправителя. Коробку прислала Сэм, ей на день рождения. С опозданием, как всегда. Элис была готова поспорить, что там лежали тиара и фотография. – Я тебе напишу, хорошо? Спасибо.

Об отце она ничего не сказала. Не смогла.

* * *

Своим ключом она открыла парадную дверь. Дом был разделен на две части, она уже бывала здесь – хозяйка квартиры как-то приглашала ее на ужин. Оригинальная деревянная отделка, красивые изогнутые перила. Ее вещи были повсюду и вещи Леонарда тоже – на стене висели постеры, которые когда-то висели на Помандере. Она и не заметила, что их там не было.

* * *

Они решили, что Дебби останется в доме на Помандере, пока они не решат, что с ним делать. Он был в собственности у Леонарда, а Дебби все еще выплачивала ипотеку за свою квартиру, поэтому они решили, что туда переедет Дебби, но она предложила, чтобы туда перебралась Элис, если захочет. Элис сразу же отказалась. Боялась, что если она будет жить так близко к сторожке, то не сможет удержаться. Урсула тоже останется в доме. Элис сомневалась, что смогла бы перевезти ее к себе, даже если бы захотела. Она была уверена, что, попытайся она это сделать, кошка просто исчезнет в облаке дыма. Насколько она помнила, Урсула и у ветеринара-то ни разу не была. Ей было забавно думать обо всех тех вещах, которые понимал Леонард и которые не понимала она, – значительных и не очень. Завибрировал телефон. Она хотела было совсем его отключить, может быть, даже утопить в ванной, но заметила сообщение с незнакомого номера: «Привет, Элис. Это Кенджи Моррис из Бельведера. Сэм дала мне твой номер. И рассказала о твоем отце. Мы тысячу лет не общались, но я понимаю, каково тебе сейчас. Можешь позвонить мне в любое время».

Может, она и не будет пока что топить телефон.

* * *

Любую историю можно превратить в комедию