Завтра в тот же час - Эмма Страуб

в этот день.

– С днем рождения, маленькая бродяга, – сказал Леонард и потрепал волосы Элис, совсем как в детстве, когда она была ему по пояс. Элис не заплакала, но несколько раз с трудом сглотнула.

У нее был план.

Глава 58

От подготовительных занятий не было никакого толку, так что Элис спокойно их пропустила. Леонард не сказал ни слова против. Элис отыскала среди своих вещей диктофон и взяла его с собой в закусочную, где они оба заказали горячие сэндвичи с сыром и две порции картошки фри.

– Расскажи мне о своих двоюродных братьях, – попросила Элис. – Кто был твоим главным врагом в начальной школе? С кем ты в первый раз целовался? Какой была мама в молодости?

Леонард прыснул в чашку с кофе, но потом по очереди ответил на все вопросы. Был у него кузен Эдди, который заделался букмекером; была одноклассница Присцилла, которая сломала все его карандаши; потом была она же, через пару лет; а Серена в двадцать два была светловолосой и без тараканов в голове. Периодически Леонард осекался и спрашивал: «Тебе правда интересно все это слушать?», в ответ на это Элис принималась рьяно кивать головой и тыкать пальцем в диктофон, говоря одними губами: «Продолжай».

Глава 59

Они должны были пойти на ужин в «Папайю Грея», что в итоге и сделали, хотя Элис, признаться, хот-доги уже поднадоели. Она придирчиво прошлась по списку соков. Победила папайя. Леонард очень развеселился, когда Элис выбрала несколько дополнительных начинок и загрузила свой хот-дог по полной. Сэм сморщила нос, но явно тоже впечатлилась. Потом они должны были пойти есть мороженое, и они пошли. Элис всегда следила за тем, чтобы Сэм сказала нужные слова и всеми способами подводила ее к теме, до тех пор пока эта идея не вырывалась у подруги как бы сама собой. Иногда она брала мороженое с шоколадным соусом, а иногда – с карамельным. В итоге это ни на что не влияло.

Глава 60

Каждому человеку в жизни отведено ограниченное количество вечеринок, поэтому Элис решила отпустить отца на конвенцию после ужина. Взрослым нечасто выпадает возможность потусоваться с друзьями после полуночи. Она решила, пусть Томми сам набивает шишки, она не будет вмешиваться. Они с Сэм надели атласные платья, диадемы, накрасили губы кроваво‑красной помадой, как роковые вампирши, и начали веселиться еще до того, как первые гости позвонили в дверь. Когда пришли Хелен и Лиззи, Хелен спросила: «Это что?» Им оказалось достаточно одной этой фразы, и весь оставшийся вечер они с Сэм провели в образе юных ведьмочек, насылали на всех заклинания и делали вид, что могут парить над землей. Когда Фиби притащила дурь, которую достал ее брат, Элис сказала: «А давай!» Мальчишки позвонили в дверь и гуськом прошагали внутрь.

– Вы цепляете друг друга по одному, как ураган подхватывает двери и диваны? Как в «Волшебнике Изумрудного города», только он подбирает мальчишек? – хихикнув, Элис шагнула в сторону и позволила этой волне, пестреющей футболками поло, увлечь ее в дом. Томми шел в середине компашки, как всегда в окружении обожателей и подпевал. Элис подставила ему щеку. Он был хорошим парнем, пусть и не ее хорошим парнем. Мальчишки развалились на диване и облепили все поверхности на кухне, словно неспособные выдерживать собственный вес. Что бы ни было в той таблетке, оно начинало работать: Элис вдруг отчетливо ощутила кожей тяжелую деревянную дверь. Кенджи Моррис подошел последним и остановился на придверном коврике.

– Все норм? – спросил он и мотнул головой, чтобы откинуть с глаз челку.

– У тебя такие красивые волосы, – неожиданно сказала Элис. – Как водопад.

– Спасибо, – пробормотал Кенджи. Казалось, он слегка опасался, что Элис попытается его потрогать, поэтому поспешил бочком проскользнуть внутрь.

Лиззи сразу же насела на Томми. У нее на пальце красовалось кольцо-леденец, и она самозабвенно его посасывала, словно на кастинге в порнушку. Ни один нормальный гетеросексуальный мальчик-подросток не устоял бы. Сэм прошла мимо, обернулась к Элис и картинно закатила глаза.

– У меня сигареты кончились, – сказала Элис. Ее тут же закидали мятыми купюрами и пожеланиями: пачку «Ньюпорт Лайт», пачку «Мальборо Лайт», упаковку папиросной бумаги.

– Я с тобой схожу, – подал голос Кенджи. Он тихонько пристроился в дальнем конце стола и покачивал головой в такт музыке.

* * *

Ближайший магазинчик, где не спрашивали удостоверение, находился на Амстердам-авеню. В духоте полного дома Элис совсем забыла, что на дворе осень, и, стоило им выйти за калитку, тут же покрылась гусиной кожей и застучала зубами.

– На, возьми. – Кенджи стянул через голову свой флисовый джемпер и протянул ей. Элис, не теряя время, сунула руки в рукава. Джемпер пах стиральным порошком и сигаретами, хотя сам Кенджи не курил. Вроде бы. Она никогда особенно не интересовалась.

На улице между Бродвеем и Амстердам-авеню не было ни души. В школьные годы и позже в университете Элис так много времени проводила в толпе, что временами попадала в ситуацию, когда ты вдруг впервые оказываешься один на один с человеком, с которым до этого сто раз сталкивался в одном помещении. Она не знала, о чем с ним говорить, но потом призадумалась и вспомнила.

– Слушай, – сказала она, – это, наверное, прозвучит странно и совсем неуместно на пути в табачку, но мне очень, очень жаль, что с твоим отцом такое случилось.

Кенджи остановился.

– Э‑э, ну да.

– Прости, – сказала Элис. – Зря я об этом вспомнила, совсем не к месту.

– Да нет, – ответил Кенджи, – это круто. Просто, ну знаешь, о нем никто обычно не вспоминает. А если кто-то и вспоминает, то просто пробормочет что-нибудь, как будто на ногу мне случайно наступил, и тут же меняет тему как ни в чем не бывало. Понимаешь?

Элис вспомнила, сколько раз она сама так делала. Отец Хелен тяжело болел и умер, когда они учились в колледже. Она хотя бы открытку ей отправила? Вроде да. В подобных ситуациях ей всегда становилось не по себе, она не хотела сболтнуть или сделать что-нибудь не так, поэтому отмолчаться и не лезть – казалось ей куда более удачным решением. Но таковым оно, разумеется, не было. Элис уже сейчас могла представить, как она будет злиться на людей, которые ляпнут что-нибудь не то, когда Леонарда не станет, равно как и на тех, кто не скажет вообще ничего, но вместе с тем понимала, что простит это тем, кто не терял родителей или близких, потому что они просто не