Когда исчезает страх - Петр Капица

Идти было тяжело, под ногами чавкало. Кочеванову очень хотелось пить. Увидев рдеющее поле брусничника с раскидистыми кустиками голубики, он свернул на него.

Голубика уже перезрела. Стоило дотронуться до кустика, как крупные синие ягоды сыпались дождем. Их кислый сок приятно холодил рот.

Гитлеровца тоже мучила жажда. Стряхнув с себя ношу, он опустился на колени и, ползая по земле, губами стал жадно срывать бруснику.

Заметив оставленную на обсосанном гитлеровцем брусничнике пузырчатую слюну, Кирилл с негодованием подумал: «Такие свиньи все изгадят. Пристрелю! — Но тут же возразил самому себе — А он бы довел тебя до своих. У него больше выдержки, упорства и… нет, только не смелости, скорей — нахальства. Да, да, наглого, фашистского!»

Кирилл пинком ноги поднял гитлеровца, взвалил на него ношу и тут же принял решение:

«Ладно, черт с ним, доведу. Буду загонять в спальный мешок и связывать. А еду нетрудно раздобыть. В тундре сейчас прорва леммингов. Песцы и лисы. Есть грибы, ягоды… Не помрем».

Толкнув рыжего в спину, он погнал его дальше.

На тундру наползала синева ночи. Под ноги то и дело попадались, пестрые, крошечные, как мыши, лемминги и с писком убегали. Где-то невдалеке тявкнула лиса, вышедшая на охоту, а справа вдруг шумно поднялась белая полярная сова и с противным криком низко полетела над землей.

Пленник остановился, — его пугали голоса тундры. Обернувшись, он о чем-то начал просить, но Кочеванов не стал его слушать и, в сердцах толкнув в плечо, прикрикнул:

— Иди, гитлеровское отродье! Не бойся, не сожрут. Они вонючих не трогают.

А про себя с тоской подумал: «Ох, и намучаешься же ты, Кирюшка, с этой сволочью. Зря ты его не прикончил».

Глава тринадцатая

Ширвис не ужинал. Он ушел за сопку и бродил там всю ночь.

Утром Ян явился к комэску в сапогах, измазанных грязью, потемневший, обросший рыжеватой щетиной, и потребовал, чтобы ему разрешили лететь на поиски Кочеванова.

— Сначала приведите себя в человеческий вид, — сказал капитан Шворобей.

В воспаленных глазах Ширвиса загорелись недобрые огни, кулаки сжались. Ему хотелось ответить грубо и зло, но он сдержался, сквозь стиснутые зубы произнес одно лишь слово «есть», повернулся и вышел.

Через полчаса Ширвис снова появился на КП эскадрильи — в начищенных до блеска сапогах, побритым, со свежим подворотничком. Навытяжку остановясь у порога, он ждал ответа.

Капитан Шворобей за это время успел переговорить по телефону с командиром полка. Тот готов был поддержать любую инициативу, только бы найти Кочеванова.

— Говорят, Ширвис очень тоскует. Не натворил бы глупостей, — сказал Чубанов. — Дайте ему хорошего сопровождающего.

— Будет исполнено, — ответил Шворобей.

Одобрительно оглядев подтянутого Ширвиса, капитан приказал:

— Полетите с Хрусталевым. И только на поиск, Ясно?

— Ясно, — ответил Ширвис.

Два «ишачка» одновременно поднялись в воздух и скрылись за сопками.

Вернулись они через час. Сережа Большой и Сережа Маленький, еще издали увидев «ишачков», поняли, что поиск ничего не дал. Но на всякий случай они бегом устремились к приземлившимся пилотам.

Когда много возишься с машинами, то привыкаешь к ним, как к живым существам. Вернувшиеся «ишачки» были похожи на загнанных животных. Перегретые моторы, потрескивая, казалось, стонали. Горячее масло, словно кровь, брызгало на траву.

Хрусталев устало сбросил на землю шлем и реглан. Волосы его слиплись на лбу, гимнастерка была мокрой на спине. Вытерев рукавом лицо и ни слова не сказав, он пошел на КП, а Ширвис, уткнувшись в траву, остался лежать у самолета.

«Плачет», — решил Сережа Большой. Он тоже не спал всю ночь и сейчас едва держался на ногах. Присев на корточки, механик слегка тронул Ширвиса за плечо и спросил:

— Нашли?.. Ян Эдуардович!

Ян поднял голову и, как бы ничего не понимая, некоторое время смотрел на технаря с недоумением, потом вдруг лицо его исказилось и он закричал:

— Вы что ко мне пристаете? Воевать надо, а не болтать. Сейчас же осмотреть и заправить машину! Даю пятнадцать минут.

— А вы на меня не кричите, я вам не подчиненный, — обиделся Сережа Большой. — Тоже товарищи, прикрыть не могли.

— Кто не прикрыл? Ты соображаешь, о чем говоришь?

Сережа Маленький поспешил их примирить.

— Умолкни, — сказал он другу. — Видишь, человек не в себе.

— Я, может быть, тоже не в себе. Что я такого сказал? Только поинтересовался…

Ян, оставив заспоривших механиков, подошел к березе и, зачерпнув из бочки полный ковш воды, стал жадно пить.

Хрусталев тем временем доложил начальству, что Ширвиса больше нельзя выпускать в воздух:

— На рожон лезет. Готов каждого фрица бить. Кочеванова мы искали вокруг озера. Потом Ширвис кинулся за линию фронта. Я, конечно, следом. Не бросишь же его! Он спикировал сперва на зенитную батарею и солдат разогнал, а потом панику на аэродроме-подскоке устроил: по самолетам из пушки и пулеметов чесанул. Пришлось и мне ударить по взлетающим, иначе нам бы ног не унести. Как черти вертелись. Каким-то чудом от погони ушли. Больше с Яном не полечу, он зашелся…

В это время пришел батальонный комиссар. Узнав, что заботит товарищей Ширвиса, он предложил:

— Надо дать увольнительную в Полярное. Пусть развеется.

— Не поедет, — уверил капитан Шворобей. — Одержим местью.

— А вы его все-таки вызовите, — настаивал на своем Виткалов. — Поговорим и выясним.

Ширвис явился на КП хмурым. Он ждал неприятного разговора и был удивлен, когда ему предложили дня на три съездить в Полярное. Ян с недоверием взглянул на комэска и, с трудом сдерживая раздражение, спросил:

—‘ Почему вы решили, что я хочу в отпуск? Сейчас не время прохлаждаться. Я никуда не собираюсь.

— Вы зря обижаетесь. В предложении капитана нет ничего оскорбительного для вас, — заметил Виткалов. — Это я предложил дать отпуск. И не без причины. Сегодня из политуправления флота к нам позвонила какая-то женщина. Она, кажется, привезла вам от матери посылку. Я думал, вы захотите повидаться с ней.

— Какая такая женщина? — недоумевал Ширвис, У меня в Полярном нет знакомых.

— Она как будто из Ленинграда. Фамилия ее… — Батальонный комиссар полистал блокнот: — Зося Антоновна Валина. Знаете такую?

Яну не верилось: Зося в Заполярье? Зачем? С ней, конечно, надо увидеться. Она придумает, как сообщить Ирине о гибели Кирилла.

Да, знаю… Она действительно знакома с матерью, — как бы оправдываясь, смущенно ответил Ширвис. — Мне бы хватило двух дней.

— Ну, это вы без меня определите, — сказал Виткалов, сделав вид, что не заметил перемены в настроении Яна.

Получив сухой паек на три дня, Ян на попутной машине поехал к пристани и в тот же день добрался на пассажирском пароходе до Полярного.

У дежурного по отделу кадров штаба флота он узнал, что лейтенант Валина зачислена на службу переводчицей. Живет она в кэчевском «стандартнике».

Ширвис быстро разыскал улочку, застроенную камуфлированными стандартными домиками. Но в общежитии переводчиц никого не застал. Дверь была заперта на ключ, у номера квартиры белела крошечная записка, приколотая булавкой: «Уезжаю в Мурманск. Вернусь не раньше понедельника. Лида».

Яну никуда больше не хотелось идти. Решив дождаться Зоей, он присел на ступеньку крылечка. И здесь летчик вдруг почувствовал, как безмерно он устал за прошедшие сутки…

* * *

Ян проснулся от острого луча электрического фонарика, ударившего в глаза.

— Янчик, дорогой! Как ты здесь очутился? — смеясь спрашивала Зося. — Я думала, пьянчуга какой-то прилег. Оказывается, ты! Почему не разыскал меня? Я бы устроила гораздо удобней. У нас пустуют койки.

Ширвис, одурманенный сном, не мог понять, где он находится и почему так беседа Зося. Он поднялся и, намереваясь поведать о своем горе, порывисто сжал ее руку у локтя. А Зосе показалось, что Ян хочет поцеловать ее. Она отстранилась и сказала:

— Ни-ни! На виду у всех нельзя, здесь строгие порядки. Ты и так, наверное, скомпрометировал наше общежитие. Проходи в дом.

Отперев дверь, она подтолкнула Яна в небольшие сени и, войдя за ним, дважды повернула ключ в замке.

— Теперь мы одни! — весело сообщила Зося. — На наше счастье, никого сегодня в общежитии не будет.

Схватив Яна за руку, она провела его через небольшую прихожую в комнату. Когда щелкнул выключатель и под потолком вспыхнула электрическая лампочка, Ян увидел три койки, заправленные по-солдатски, две тумбочки, покрытые белыми салфетками, зеркало без рамы и окно, завешенное черной глянцевитой бумагой.

Зося была в синем берете, в черной морской шинели с серебряными пуговицами и такими же нашивками на рукавах. Она почти не изменилась, только, может быть, чуть похудела.