Как мы жили в СССР - Дмитрий Яковлевич Травин

Скорее всего потому, что в советской цензуре и в советском идеологическом руководстве той эпохи перевелись жесткие убежденные пропагандисты. Остались вялые бюрократы, которые могли «положить на полку» фильм из‑за какой-нибудь ерунды, а могли пропустить на экраны такой шедевр, который совершенно подрывал их идейные основы.

Мое поколение формировалось на впечатлениях, полученных от этого фильма, от мягкой, душевной песни про акацию, и на ощущении теплоты дома Турбиных, столь непохожего на огромные советские коммуналки или малогабаритные хрущобы. Если в «Адъютанте его превосходительства» мы идентифицировали себя с разведчиком красных (причем, что немаловажно, прекрасно сыгранным обаятельным Юрием Соломиным), а не с генералом Ковалевским, то в «Днях Турбиных» нашим героем были или полковник Турбин, или юнкер Турбин, или капитан Мышлаевский, или поручик Шервинский… Но в любом случае им был белогвардеец.

Предыдущая экранизация Михаила Булгакова – «Бег» Алова и Наумова (1970) – подавала нам еще белых как врагов – пусть страдающих (Хлудов) или мечущихся (Чарнота). Но теперь врагов уже не было. Мы учились любить друзей и ненавидеть мерзавцев, как белогвардейцы. И безликие школьные учебники не могли уже ничего поделать с обаянием любимых артистов в белогвардейских погонах.

«Мимино» (1977)

«Ларису Ивановну хочу!» За одну уже эту фразу мои ровесники, тинейджеры, должны были полюбить фильм Георгия Данелии. Самое время хотеть Ларису Ивановну, когда тебе шестнадцать. Но много лет спустя (хоть эта фраза и сидит в голове по-прежнему) понимаешь, что великий фильм с Вахтангом Кикабидзе и Фрунзиком Мкртчяном дорог нам по иной причине.

В последние советские десятилетия русские писатели-деревенщики формировали миф о высокодуховном человеке, живущем на природе вдали от больших городов – «гнезд разврата». Среди деревенщиков были яркие авторы, но все они почти изгладились из памяти. Слишком уж их миф расходился с реалиями. Спивающаяся деревня выглядела убого даже на фоне советского города, где хоть какая-то интеллектуальная жизнь всегда теплилась. За последние полвека те, кто хотел себя спасти от полной деградации, мигрировали в города. Лишь сокол-мимино, повидав европы, вернулся в родные грузинские горы. И нам почему-то верится, что именно там он был счастлив, именно там он пел свою «Чито-грито» и подпевали ему, как в сказках, высокие кавказские ели и горные ручьи.

Что, собственно говоря, создал тогда Георгий Данелия на экране? Он создал миф о счастливом дикаре, который несколько веков пытались сочинить разные европейские авторы, замученные стрессами цивилизации. Как правило, мифы эти были неудачны, поскольку на самом-то деле никакого счастья не существует в диком состоянии с постоянными войнами, разбоем, снятием скальпов, захватом рабов, голодом, болезнями, эпидемиями и ранней смертностью. Но столь хороши Кавказские горы с высоты птичьего полета, и столь хорош молодой Буба Кикабидзе, что нам все-таки кажется, будто именно так и дóлжно было жить всегда.

Вспомним, что такое великая русская литература 1970‑х. Это городские повести Юрия Трифонова об обмене человеческой души на квадратные метры жилья и тому подобные вещи. В 1980 году совсем не старый еще Трифонов скончался, как будто не вынеся удушливой атмосферы крупного города с его бесконечной ложью. Вот в это-то время Данелия как раз и предлагает свой подход – упрощенный, наивный и совершенно неприемлемый, если пробуешь осуществить его на практике. Но идеально подходящий для мифологизации. Назад… В горы… В природную благодать… В мир примитивных людей, не знающих городских умствований, но именно потому добрых, легких и счастливых.

Наверное, талант режиссера проявился в том, что он не пытался говорить всерьез, не пытался быть назидательным, не пытался втюхать нам великую идею о том, как правильно жить. Его Мимино выглядит смешным и непутевым, временами нервным и раздражительным, а то даже чванливым и заносчивым. Куда ему, деревенщине, до прекрасной Ларисы Ивановны, проплывающей мимо нас почти столь же величественно, как серебристый лайнер гражданской авиации, летящий в загадочную Европу! Но именно эта ирония (по сути, самоирония) делает миф соблазнительным и проникающим в душу. В прошлое не возвращаются. Но всегда хочется сохранить надежду. И потому мы по сей день пересматриваем «Мимино».

«Обыкновенное чудо» (1978) и «Тот самый Мюнхгаузен» (1979)

Легко ли стать из Медведя Человеком? Я не о членах «Единой России», конечно. Я о фильме Марка Захарова, который, на первый взгляд, выглядит сказкой. А на второй – ироничным рассказом про самодурство власти. Не знаю, хотел ли такого восприятия Захаров, но Евгений Леонов всех переиграл и вывел своего Короля-самодура в лидеры актерского коллектива. Хотя, вообще-то, это кажется немыслимым, поскольку в фильме играли Олег Янковский, Александр Абдулов, Андрей Миронов.

Для меня в советское время этот «второй взгляд» был доминирующим. Но сегодня про самодурство власти проще сказать в статье. А вот как сказать в статье про то, что Человеческая жизнь нас убивает? Но если живешь как медведь, то будешь жить долго и счастливо. И внешне казаться человеком. С возрастом понимаешь, что «третий взгляд» главный. Поскольку в жизни нам часто хочется совершать именно то, что нас убивает. А если не совершать… то это получается как бы и не совсем жизнь. Существуешь в своей медвежьей шкуре – лохматый, неуклюжий, толстокожий. Малинники обтрясаешь, животинку можешь задрать, если повезет. И полжизни спишь в берлоге, чтобы не растрачивать жизненную энергию. Жизнь тратишь, а энергию бережешь!

Честно говоря, всей сложности подобной диалектики я не понял по сей день. Скорее чувствую ее своей медвежьей шкурой, которую приходится сбрасывать каждый раз, когда вдруг принимаешь решение не энергию сберегать, а делать что-то настоящее. Такое, за что ни денег не бывает, ни благодарности, ни почета.

«Обыкновенное чудо» необыкновенно своей философской сложностью. Поэтому и понималось в свое время упрощенно. А тогда, сорок лет назад, Захаров прорвался ко мне по-настоящему своим следующим фильмом, снятым уже через год после «Чуда». «Тот самый Мюнхгаузен». При всей важности множества фильмов, о которых я написал, не было, наверное, для меня в юности более яркого героя кино, чем Мюнхгаузен, сыгранный Олегом Янковским: он учил быть самим собой на рубеже 1970–1980‑х, когда собой быть не полагалось.

Самим собой с завиральными мыслями. Самим собой с теми желаниями, которые не могли осуществиться в тесном советском мире. Самим собой назло всем, кто учил соблюдать устоявшиеся нормы. Помните завещание барона? «Умное лицо – это еще не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа!» Как помогало мне это при изучении марксизма, который в силу советских норм был некоторое время моей специальностью!

С этого фильма я стал считать Янковского