Это всё ты (СИ) - Тодорова Елена

– Ок, – глухо выдаю, доставая из кармана куртки мобилу. – Сейчас решим.

Захожу в сообщество, жму на кнопку сообщений и отправляю заведующим там ботанам ультимативное требование не плодить футболки с моей фамилией. Имею право.

– Довольна? – выдыхаю, глядя на сияющую Ю.

Кивая, она поднимается на носочки и тянется, чтобы обнять меня.

– Спасибо, – шепчет на ухо.

– Будешь должна, – хриплю, соскальзывая ладонью явно ниже ее поясницы.

– Ян… – тут же извивается Ю.

– Что?

Усмехаясь, блокирую ее движения, чтобы сжать попку еще крепче.

– Твоя рука на моей… На моей ягодице…

– Серьезно, что ли? – ухмыляюсь шире. И, не смещаясь, нагло лгу: – У тебя такой толстый пуховик, я был уверен, что это все еще спина.

– Ян…

– Что? – выдыхаю и срываюсь на хохот.

Качнув Юнию, наклоняюсь, чтобы резко поднырнуть своей жадной лапой под куртку и уже откровенно сжать обтянутую брюками попку. Настолько откровенно, что кончиками пальцев задеваю промежность.

Ю, конечно, визжит. И дергается с такой силой, что мне, подаваясь следом, приходится ее ловить, чтобы не упала.

У самого в глазах потухло, едва ее коснулся. Похотью разобрало все клетки. Стволовые в том числе. Костный мозг без предупреждения стартанул на выработку всех видов кровяных клеток и пластин.

Влево, вправо… Сердце на повышенных.

И мне реально кажется, что этой биологической субстанции становится резко больше. Она носится по организму так, что меня шатает. И, в конце концов, утяжеляет мой член настолько, что меня, блядь, к земле тянет.

Перехватив Юнию, толкаю ее к стене здания, за которым не первый раз прячемся, чтобы утолить поразивший мою исключительную человечность зверский голод терзающим все рецепторы, все нервы и все ткани бешеным поцелуем.

Ю никакого сопротивления не оказывает. Ошарашенная столь яростным налетом, приходит в дрожащее оцепенение. Но я все равно ловлю ее ладони, неосторожно прикладываю их к шершавой и холодной поверхности стены. А затем… Сплетаю наши пальцы. Напряженно. Судорожно. Неистово.

И целую, целую… Пробуриваю рот Ю, засасываю ее губы, кусаю язык. И снова заполняю ее собой, чтобы двигаться. Двигаться до тех пор, пока не выкачаю весь ее первозданный вкус.

Она сладкая, как мед, который какому-то дьяволу пришло в голову вскипятить. Боже мой! Она, блядь, такая сладкая, что у меня зашкаливающий передоз глюкозы, серьезнейшие нарушения, инсулинозависимость и вся линейка хронических недугов, которые заставляют тело биться в конвульсиях разрывной дрожи.

Душа заходится, словно одержимая демонами. Беснуется тенями. Пляшет образами. Двоится, троится… Множится.

Дыхание сбито. Запахи смешаны. Вкус сплавлен и переработан в нечто новое, пробуждающее, одуряющее, развращающее.

Пальцы сжимаю, разжимаю, снова сжимаю… До хруста.

И целую, целую, целую… Это все, что я могу делать, чтобы реализовать все те чувства, которые мой организм производит с затапливающими меня и одновременно выжигающими, возвышающими и снова толкающими в свободное падение, уничтожающими и воскресающими гребаными, мать вашу, излишками.

Когда же случается неожиданный исход сил, заставляющий меня, наконец, отстраниться, не уверен, что при своем уме остаюсь.

Но и взгляд Ю поражающий. Испуганный, конечно. Но по большей части темный, горячий, совращенный.

– Ю… – хриплю, задевая ее распухшие губы не только надсадным дыханием, но и неунимающимися пальцами.

– Что?

– Если ты после такого не стала мокрой, я потеряю веру в себя.

– Ян… – пищит и тут же задыхается, приходя в очевидный ужас.

Я просто идиот. Крайне испорченный идиот.

Закрываю свою дурацкую выходку смехом.

И вот на этом бы оставить сцену. Шут ты ебаный!

Но я… Не попытавшись даже отдышаться и прийти в себя, накидываю в довесок:

– В возбуждении нет ничего постыдного, Ю. Абсолютно. У меня на тебя стоит постоянно.

– Не говори так, – выпаливая, отталкивает меня, чтобы отойти.

Перевожу дыхание и шагаю к ней. Но не трогаю.

– Тебя это правда обижает? – задаю честный вопрос, рассчитывая на такой же искренний ответ.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но…

Наверное, Юния еще слишком зажата для подобного рода откровенностей.

– Да… – выдыхая, прикладывает ладони то к щекам, то к губам. – Конечно.

– Что это значит сейчас? Мне извиниться? Извини, – размышляя на ходу, стараюсь говорить сдержанно. – Не поедешь теперь со мной в охотничий домик?

При мысли об этом за грудиной разливается жар.

И это не просто разочарование. Это самая настоящая тоска.

Ю вздыхает, но выровнять легочную функцию ей это все равно не помогает. Секунды бегут, а она продолжает столь же бурно фильтровать воздух.

Наблюдаю за ней, просто потому что даже сейчас, когда за ребрами все скрутило от страха, очарован этой нежной девчонкой с поруганными губами.

Пожав плечами, Юния напрягается. А потом якобы незаметно исподтишка стреляет в мою сторону все еще взбудораженными сверкающими глазками.

– Поеду… – шепчет едва слышно. – Но обижаться пока не перестану.

Я улыбаюсь. Не только потому, что она смешная. Но и потому что захлебываюсь счастьем.

В дороге Ю остается верной своим словам, даже когда я снова рискую, нагло лапая ее гораздо выше колена. Тиская бедро, скольжу в опасной близости к промежности. Громко смеюсь, когда Ю загоняет мне в кожу ногти и взволнованно спихивает мою ладонь на безопасную территорию.

– Прекрати, Ян… Прекрати…

– Не-а, – толкаю навеселе. – Ты слишком забавно пыхтишь, Ю. И очень красиво розовеешь. Меня это прет. Понимаешь? Было бы результативнее, если бы ты перестала так дергаться. Дашь разок потрогать, и я отвалю. Честно. Разок, Ю.

– Ни за что, Ян, – выдыхает она, впадая в панику.

Я снова смеюсь.

Донимаю ее, пока не чувствую, что пора тормознуть. Перенервничав, Юния в какой-то момент реально губы дует.

И даже в домике продолжает обижаться. Скрестив руки на груди, молча наблюдает за тем, как я готовлю нам обед.

«Ладно», – думаю я уже серьезно. – «Не буду ее трогать. Пусть передуется и остынет».

Посматриваю на нее, пока мешаю мясо. Кусаю губы, чтобы не улыбнуться, когда замечаю, как она в какой-то момент начинает незаметно пододвигаться.

Кажется, провоцирует, чтобы обнял.

Блядь… А если ошибаюсь? Вдруг трону, и снова вскипит?

Но как же, мать вашу, тяжело терпеть эти очевидные порывы!

Поглядывая, все чаще задерживаю взгляд. Улыбаюсь все-таки. И сразу во все лицо, безусловно. Юния же в ответ еще сильнее хмурится. А потом и вовсе начинает сердито сопеть.

Откидываю голову, разражаюсь хохотом.

Она протягивает руку, чтобы стукнуть меня в плечо. Пользуюсь этим – ловлю и, подтащив к груди, обнимаю. Упирается, конечно… Но едва наклоняюсь, тянется ко мне. Выкатываю язык, со вздохом распахивает губы. Завершая атаку, облизываю ее и соединяю наши рты.

Ю активничает. Чувственно присасывается. Дрожит и постанывает. Виснет на моей шее. Трется своими великолепными сиськами. В общем, сомнений в том, что эта ласка обоюдно желанна, не возникает.

Мне сходу сносит голову, но я держусь изо всех сил, чтобы снова не спугнуть Юнию.

Рукам волю не даю. Просто сжимаю под грудью чуть крепче, чем должен. Целую почти нежно, хотя Ю… Ох, мать вашу… Натягивая на моем затылке волосы, буквально поглотить меня пытается. Кусается, блядь, зая. Зализывает до синевы.

Когда отталкивает, будто это только я, нахальная сволочь, ее целовал, принимаю вину. Облизываюсь и смеюсь. Оставляю без комментариев.

Деловито заглядывая под крышку, слепо моргаю. Прочищая глотку, терпеливо жду, когда спазмы отпустят тело.

– Плов готов, – извещаю сипло. Сунув руку в карман спортивок, нащупываю пачку сигарет. – Накроешь на стол? – спрашиваю не глядя. – Мне покурить нужно.

Полирую стену, чтобы не сжечь ненароком свою заю.

– Хорошо, – шепчет она. – Только ты недолго… И куртку надень, а то замерзнешь.