Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала - Карен Армстронг

есть исполнение закона»[862]. Иисус учил своих последователей любить даже врагов; политической ненависти, вместе с ее постоянной спутницей, горделивой самоправедностью, в общине Мессии места не было.

Но постепенно стало слишком ясно, что последователям Иисуса предстоит долгое сосуществование с греко-римским обществом, так что новые писания постарались приспособить радикальные учения Павла к этой трезвой реальности. Из всех посланий, приписанных ему в Новом Завете, Павел написал только семь[863]. В начале II века авторы Посланий к Колоссянам и к Ефесянам, писавшие под именем Павла, увещевали христиан подчиняться общепринятым социальным нормам. Эгалитарное благовестие Павла настаивало, что нет больше ни мужчины, ни женщины, ни раба, ни свободного – а эти новые «Павловы» директивы тесно сближались с теми правилами домашнего хозяйства, что предписывали греко-римские философы: жены христиан должны повиноваться своим мужьям, а рабы – хозяевам[864]. Убежденный, что Павел был единственным автором, по-настоящему понявшим учение Иисуса, Маркион (ум. 169 г.), образованный кораблестроитель из Синопа на Черноморском побережье, составил «Новый Завет», который должен был заменить Еврейскую Библию, проповедующую, по его мнению, жестокого и мстительного Бога: он состоял из одного евангелия – на основе Евангелия от Луки – и из Павловых посланий. Другие христиане, противостоявшие Маркиону, составили так называемые «Пастырские послания» – также подписанные именем Павла – к Титу и к Тимофею. В этих текстах ясно чувствуется неодобрение в адрес женщин, проповедовавших и служивших в общинах Маркиона: их дело – «учиться в безмолвии, со всякою покорностью»[865].

Маркион заставил некоторых христиан из язычников задуматься над их взаимоотношениями с иудаизмом[866]. Иисус, предстающий перед нами в синоптических Евангелиях, вовлечен в ревностный спор с «книжниками и фарисеями»[867]. На их страницах иудейские вожди строят против Иисуса козни, а в Евангелии от Матфея, когда Пилат не хочет брать на себя ответственность за казнь Иисуса, «весь народ» отвечает: «Кровь его на нас и на детях наших!»[868] Позднее эти слова стали для европейских христиан поводом нападать на еврейские общины в Страстную пятницу. Однако в изначальном своем контексте они не были «антисемитскими»: ведь и сами «христиане» в те годы по большей части оставались иудеями. Эта полемика отражает внутрииудейский спор между раввинами и движением Иисуса в первые годы после разрушения Храма[869]. Резкая риторика Иисуса в синоптических Евангелиях напоминает ожесточенные галахические споры в Мишне[870]. «Сам Иисус был иудеем и обращался к другим иудеям, – подчеркивает американская исследовательница Эми-Джилл Левин. – Его учения продолжают традицию израильских пророков. В иудаизме всегда находилось место самокритике»[871].

Однако Евангелие от Иоанна, если рассматривать его в отрыве от Пролога, возможно, отражает конфликт в движении Иисуса. В синоптических Евангелиях Иисус держит свое мессианство в тайне, а в Евангелии от Иоанна при любом удобном случае заявляет, что он соработник Отца, во всем с ним согласен и действует в такой тесной связи с ним, что он и Отец – одно[872]. В одной сцене Иисус, кажется, провоцирует своих оппонентов-иудеев на то, чтобы они его отвергли – говорит, что они не истинные дети Авраама и что отец их дьявол[873]. Возможно, некоторые члены общины Иоанна были встревожены его новыми, более радикальными утверждениями об Иисусе, которые казались несовместимыми с иудейским единобожием[874]. Как Евангелие, так и три послания, озаглавленные именем Иоанна, позволяют предположить, что община чувствовала себя «в кольце врагов». В Евангелии звучит дуализм – упоминания о космической битве, вражде тьмы против света, мира сего против духа, смерти против жизни. Ощущая угрозу со стороны «мира», Иоанновы христиане видели свой важнейший долг в том, чтобы держаться вместе и любить друг друга[875]. В текстах чувствуется какой-то болезненный раскол: по-видимому, некоторые христиане считали учение общины «нестерпимым», а верные видели в них «антихристов», полных убийственной ненависти к Мессии[876].

В Книге Откровения «иоаннитский» дуализм оборачивается космической битвой между силами добра и зла. Сатана и его воинство нападают на Михаила и ангельские силы на небесах, а злые люди ведут борьбу с добром на земле. Автор, Иоанн с Патмоса, уверяет своих читателей, что в критический момент Бог вмешается и уничтожит врагов христиан. Он получил особое откровение (апокалипсис), «раскрывающее» истинное положение дел, чтобы верующие узнали, как вести себя в последние времена. Сатана даст свою власть Зверю, который поднимется из морских глубин и потребует от всей земли повиновения себе. Но, пока ангелы будут поражать землю семью чашами гнева, Иисус – Агнец – поспешит на помощь. Слово Божье явится на поле боя, словно римский полководец, поборет Зверя и бросит его в огненное озеро. Тысячу лет Иисус со своими святыми будет править миром, но наконец Бог освободит Сатану. Произойдут новые разрушения, новые битвы, и лишь затем мир будет восстановлен и с небес на землю сойдет Новый Иерусалим.

Этот тревожный текст, кажется, начисто отвергающий ненасильственную этику синоптических Евангелий, явно вдохновлен образами римского цирка, где гладиаторов заставляли сражаться друг с другом насмерть на потеху толпе зрителей[877]. Драматическое воплощение мощи Рима, гладиаторские игры олицетворяли безжалостную силу, поддерживающую существование Римской империи. Не один Иоанн с Патмоса черпал в этих играх образы эсхатологического насилия. Один палестинский раввин V века также описывал Суд как драматическое эсхатологическое «представление»:

Равви Ага сказал… Когда придет День, о коем написано: «Устрашились грешники на Сионе» [Ис 33:14], будете вы среди тех, кто смотрит, а не среди тех, на кого смотрят, среди зрителей, а не гладиаторов[878].

Праведные иудеи будут не беспомощными гладиаторами: они станут элитой и будут с привилегированных зрительских мест наблюдать за мучениями своих бывших имперских хозяев. В Откровении тоже чувствуется неприятный душок Schadenfreude [злорадство (нем.). – Прим. пер.]. Те, кто поклонился Зверю, «будут мучимы в огне и сере пред святыми Ангелами и пред Агнцем, и дым мучения их будет восходить во веки веков»[879]. Этот Агнец, жестокий герой-завоеватель – пугающая противоположность уязвимому «агнцу Божьему, берущему на себя грех мира»[880]. Подобно Титу после разрушения Иерусалима, он наслаждается триумфом в римском духе, возглавляет небесную кавалерию, и плащ его обагрен кровью жертв[881].

Иоанн предложил собратьям-христианам видение альтернативного будущего в то время, когда власть Рима казалась непобедимой. Однако равви Ага писал в эпоху, когда Палестиной правили христианские императоры Восточной Римской империи, столь же безжалостные к своим подданным. Книга Откровения переворачивает вверх дном кенотическое видение Нового Завета – поэтому многие церковные лидеры не хотели включать ее в канон, и до наших дней в Греческой и Русской Православных