Тьма внешняя - Владимир Лещенко

Вот сразу десятку нападавших удалось перемахнуть ограду. Половина из них почти сразу рухнули под ударами защитников, но возникшая заминка дала возможность перебраться через забор новым бойцам Дьяволицы.

Атакующие заполнили двор, сминая немногочисленных вилланов и монахов-бенедиктинцев. Те отчаянно защищались, но силы были неравны.

– Бегите! – крикнул кто-то остолбенело стоявшим на крыльце женщинам, перед тем как пасть на землю с размозженной головой.

– От судьбы не убежишь, – спокойно пробормотала Агата, поднимая с земли короткий меч.

За ней последовало еще несколько монахинь, и Хелен совсем без удивления узрела, как низенькая, неуклюжая сестра Анна проколола пикой бунтовщика, чтобы сразу умереть с расколотой дубиной головой.

И именно в этот момент кому-то из мятежников удалось, наконец, сбить болт, запирающий ворота. С торжествующим скрежетом створки распахнулись.

– Все в дом! – только и успела, срывающимся криком скомандовать аббатиса, полоснув поперек лица кромкой лезвия размахивающего кистенем мужика.

…Хелен влетела в дверь последней – сразу за ее спиной вошел в пазы засов. Тут же она почти без сил опустилась на глиняный пол. Сердце бешено колотилось, руки дрожали.

В залу набилось человек двадцать. Среди них не было ни одного солдата, если не считать нескольких смертельно раненых. Единственными мужчинами были два подростка лет тринадцати, со смесью страха и удали на лицах они стискивали рукояти кинжалов.

Крики и шум схватки во дворе оборвались, после этого в дверь сильно ударили пару раз. Но ее можно было сломать, только изрубив начисто или высадив вместе с косяком.

– Ну, что? – услыхала Хелен голос за дверью. – Давай ломай, чего стоим?!

– Дык ведь дверь-то какая! Не сладить! Через окна надо бы, аль через крышу…

– Ага, ты глянь, что за ставни – под стать двери здешней.

– Ты в окно, а тебя на рогатину.

– Да там одни бабы остались, почитай…

– Бабы! Видал, что эти бабы с Лео сделали?

– Эй, там – тащите огня!

– Точно! Поджарим сучек живьем! – раздался возбужденный визг.

– Да зачем же? – прорычал кто-то в ответ. Выкурим их, как пчел из дупла. Пусть лучше сдохнут на наших х…!

Некоторое время во дворе держалась зловещая тишина, затем под потолком заклубился дым – осаждавшие подпалили камышовую крышу. Хотя влажный после недавних дождей тростник горел плохо, зато дым давал едкий и черный.

Девчушка с закопченным, залитым слезами лицом, всхлипнув, уткнулась в подол аббатисе.

– Не бойся, дочка! – вдруг с неожиданной нежностью произнесла монахиня, погладив ее по спутанным волосам. Не надо бояться. Ты будешь в раю. Там тебя ждут мама с отцом…

Между тем, по двери замолотили топором, так что с потолка посыпалась труха. Видно, кому-то не терпелось добраться до женского тела.

С ужасом смотрели несчастные, как отлетают щепки.

– Лучше сами откройте! – вслед за этим ревом послышался злобный смех.

Вот уже с треском выбили обломок доски, и в отверстие стал виден голый мускулистый торс, лоснящийся от пота.

Словно во сне, Хелен подобрала лук, выпавший из рук стонущего в агонии солдата.

До этого мгновения она ни разу не держала в руках боевого оружия. Отец незамедлительно высек бы ее, увидев смертоносное железо в ее руках. Но когда ее ладонь сомкнулась на отшлифованном дереве, у нее возникло чувство чего-то знакомого, чего-то, уже происходившего с ней когда-то.

Она подняла показавшийся неожиданно тяжелым лук на уровень груди, вложила стрелу, потянула тетиву на себя. Плетенная воловья жила больно врезалась в пальцы, но Хелен, покраснев от натуги, довела тетиву до груди. Уставив наконечник стрелы в дыру, Хелен отпустила из последних сил удерживаемую тетиву.

Распрямившийся тис с силой в шестьдесят пять фунтов вогнал закаленную сталь острия в человеческое мясо. Короткий, резко оборвавшийся вскрик дал знать, что выстрел был смертельным. Как во сне она взяла вторую стрелу, и закашлялась – удушливый бурый чад рвал легкие.

Позади распахнулась дверь. Все обернулись – в проеме стоял молодой послушник в обгорелой сутане, зажимая рукой окровавленное плечо.

– Давайте за мной! – прошептал он. Уйдем задами, они все собрались во дворе…

Никто не сказал ни слова, не закричал, не взвизгнул. Хелен замешкалась лишь на мгновение – чтобы вытащить из ножен на поясе у уже затихшего стрелка кинжал.

Пробежав по задымленным комнатам, они выскочили на задний дворик и через незаметную калитку выбежали в переулок.

Ноги как будто сами несли их прочь от мучительной смерти и позора, что хуже ее.

Спасший их всех юноша скрылся куда-то или отстал; перед этим от успел забрать у девушки лук.

Метавшиеся по дымным улицам люди – жители и бунтовщики – не обращали на них внимания. Но долго это продолжаться не могло.

Навстречу им из дыма выскочил косматый бородач, размахивавший длинным ножом. При виде стайки беспомощных женщин, он плотоядно зарычал. Мать Агата кинулась ему наперерез, поднимая оружие, но тот, неожиданно ловко отскочил в сторону и нанес меткий удар ей в шею.

С рассеченным горлом аббатиса упала наземь. Рванувшись вперед, Хелен, не помня себя, всадила клинок в спину убийцы. Тот обернулся, занося тесак для ответного удара, но глаза его уже подернулись смертной поволокой, и он рухнул на тело матери Агаты.

И только тогда женщины завизжали. Хелен вдруг стало нехорошо, земля зашаталась под ногами. Но тут из переулка донесся шум приближающийся схватки и, забыв обо всем, она побежала прочь, куда глаза глядят, за ней устремились остальные.

В дыму они теряли друг друга, отовсюду неслись крики, лязг оружия.

Кто-то сзади обхватил ее, сдавив железной хваткой. Грубая ладонь зажала ей рот, одновременно другая полезла ей за пазуху.

Изо всех сил она впилась в мешающую ей дышать руку. Хватка ослабла на миг, и ей удалось вырваться.

Высокий малый в овчиной безрукавке вновь ухватил ее за платье, подтянул к себе, пытаясь перехватить руки. Она вцепилась ему в лицо ногтями, стремясь попасть в глаза. Взревев, он схватил ее за горло, и в его взгляде девушка прочла свой приговор.

Но выскочившая откуда-то сбоку Мадлен – та самая, что совсем недавно рыдала на груди аббатисы, нахлобучила ему на голову жаровню с горящими углями.

Они рванулись вперед не оглядываясь, а позади слышался сдавленный вой заживо жарящегося человека.

Огонь стремительно распространялся, все новые и новые дома вспыхивали вокруг. Дым обжигал горло, слепил глаза, искры садились на волосы и платье. Отовсюду слышались крики людей, детский плачь, лязг оружия, треск рушащихся стен, смешиваясь в адскую какофонию. Обгоняя ее, бежали горожане, солдаты, женщины с детьми.