Врата Рима. Гибель царей - Конн Иггульден

и прижал противника к стене. После следующего удара гладий выпал из пальцев стражника и зазвенел по ступенькам вниз. Обезоруженный, он посмотрел в глаза Гаю, ожидая смертельного удара.

В последний момент Гай слегка задержал руку и, повернув меч, ударил в висок плашмя. Начальник стражи без чувств свалился на пол.

Внизу раздались крики, и Гай принялся торопливо раздевать поверженного противника.

– Ну же, ну же… – подгонял он себя.

Всегда имей в запасе план, сказал ему однажды Рений. Но сейчас весь план сводился к тому, чтобы забрать чужую одежду. О том, что делать дальше, Гай подумать не успел.

Переодевание заняло, казалось, целую вечность. В какой-то момент стражник пошевелился, но снова затих, получив рукоятью меча по голове. Гай надеялся, что не убил его. В конце концов, человек просто делал свою работу.

Он перевел дух. И что дальше, лестница или окно? Пауза не затянулась. Гай вложил гладий в ножны охранника, висевшие теперь у него на поясе, и спустился по ступенькам вниз.

Слушая новости от запыхавшегося гонца, Марий невольно сжал кулаки.

– Сколько еще дней им понадобится? – спросил он со всем спокойствием, на которое был способен.

– Если они пойдут ускоренным маршем, то не больше трех-четырех. Я спешил, менял лошадей, но, когда выехал, почти все люди Суллы уже высадились на берег. Я нарочно задержался и убедился, что там основные силы и это не какой-то ложный маневр.

– Ты правильно сделал. Видел самого Суллу?

– Да, но только издалека. Судя по всему, в Рим возвращается весь его легион.

Марий бросил разведчику золотой, и тот поймал монету в воздухе.

– Раз так, надо подготовить встречу. Собери других посыльных. Я приготовлю приветственные письма, а вы отвезете их Сулле.

– Что? – удивился разведчик.

– Ни о чем не спрашивай. Мы встречаем героя-победителя, разве нет? Через час жди меня здесь – получишь письма.

Разведчик молча склонил голову и удалился.

Стража наткнулась на своего начальника, когда тот, раздетый донага, неверными шагами и держась за голову, спускался по ступенькам. Нарушителя обнаружить не удалось, хотя его искали все утро. Кто-то вспомнил, что человек, одетый так же, как начальник стражи, отправился проверить переулок и не вернулся, но дать подробное описание незнакомца не смог. К полудню поиски прекратили; к тому времени на улицы Рима выплеснулось известие о возвращении Суллы. Часом позже один из стражников заметил у ворот небольшой сверток, в котором оказались одежда начальника стражи, его ножны и сандалии. Сам начальник, получив вещи, с чувством выругался.

Вскоре после полудня Гая вызвали к Марию. Юноша уже приготовил аргументы в свою защиту, но консул, похоже, еще не слышал о скандале. Он лишь указал Гаю на место рядом с центурионами.

– Вы, конечно, уже знаете, что Сулла высадился на побережье и находится всего в трех или четырех днях пути от города.

Центурионы кивнули, и только для Гая сообщение стало потрясением, которое он постарался скрыть.

– С тех пор как Сулла отбыл в Грецию, прошел год и четыре месяца. У меня было достаточно времени, чтобы подготовить надлежащую встречу.

Некоторые из присутствующих усмехнулись, и Марий мрачно улыбнулся.

– Предприятие не из легких. Все вы – те, кому я доверяю. Ничто из сказанного сегодня здесь не должно выйти за пределы этой комнаты. Не обсуждайте происходящее со своими женами, любовницами или самыми верными друзьями. Несомненно, у Суллы есть свои люди в городе, его приспешники наблюдают за каждым моим шагом. Он наверняка знает о наших приготовлениях и готов к гражданской войне.

От этих слов, наконец произнесенных вслух, на всех присутствующих словно дохнуло холодом.

– Я не стану раскрывать все мои планы. Пока достаточно того, что я сказал. Если Сулла доберется до города живым – а этого может и не случиться, – то мы встретим его как врага и уничтожим на поле боя. У нас есть запасы зерна, мяса и соли на много месяцев. Мы закроем перед ними городские ворота и перебьем их у стен. Уже сейчас входы и выходы из Рима перекрываются. Город выстоит.

– А если легион останется в лагере и Сулла придет один и потребует впустить его на законном основании? – спросил человек, которого Гай не знал. – Ты объявишь себя диктатором, рискнув вызвать неудовольствие сената?

Марий долго молчал. Потом поднял голову и тихо, едва ли не шепотом, сказал:

– Если Сулла придет один, я прикажу убить его. Сенат не назовет меня врагом народа. Он поддерживает меня во всем.

Марий не преувеличивал. Ни один влиятельный человек не посмел бы выступить с осуждением его действий. Положение было ясно.

– А теперь слушайте приказания на завтра.

Корнелия терпеливо ждала, пока отец наконец сожжет весь свой запал возмущения. Гневная тирада родителя пронеслась мимо ее ушей и нисколько не задела.

– Нет, отец. Ты не станешь его разыскивать. Он будет моим мужем, и, когда наступит время, ты пригласишь его в наш дом.

Цинна побагровел от нового приступа ярости.

– Сначала я увижу его смердящий труп! Негодяй прокрался тайком в мой дом, а ты сидишь тут, как мраморная статуя, и говоришь, что я должен смиренно это принять? Ни за что! Я не успокоюсь, пока он, с перебитыми ногами и руками, не будет валяться у моих ног!

Корнелия тихо вздохнула и принялась считать цветы, которые были видны ей из окна. Наконец тон родительского голоса изменился, и она посмотрела на отца, который замолчал и с сомнением посмотрел на нее.

– Я люблю его, отец, и он любит меня. Мне жаль, что мы навлекли позор на наш дом, но брак все смоет, что бы ни болтали на рынках. Ты ведь сам сказал, что я могу выбрать, кого хочу, помнишь?

– Ты беременна?

– Насколько я знаю, нет. На свадьбе живота заметно не будет, так что любителям почесать языки придется промолчать.

Цинна кивнул. Он будто постарел за несколько минут и сник.

Корнелия встала и положила руку ему на плечо:

– Ты об этом не пожалеешь.

Цинна недоверчиво хмыкнул:

– Я хотя бы знаю этого осквернителя невинности?

Корнелия с облегчением улыбнулась:

– Наверняка. Это племянник Мария. Гай Юлий Цезарь.

Ее отец пожал плечами:

– Вроде бы что-то слышал.

Глава 26

Сидя в тени палатки и потягивая охлажденное вино, Корнелий Сулла смотрел на свой лагерь. От любимого Рима его отделяла одна, последняя ночь. Он поежился – то ли от налетевшего ветерка, то ли от нервного возбуждения в ожидании схватки. Все ли ему известно о планах Мария, или старый лис вознамерился застигнуть его врасплох в последний момент? Полученные письма,