Затерянные в Эльдорадо (СИ) - Нарватова Светлана "Упсссс"

– А откуда у твоего отца этот крест? – спросил я, когда она закончила.

– Не знаю, папа никогда о нем не рассказывал. А вот тунха, – она бросила взгляд на грудь. – Тунху же бандиты забрали… Так вот, тунху отец нашел года три назад на полуострове Гуахира, на раскопках могилы одного вождя. Забавно. Ты знаешь, что индейцы гуахиро первыми из аборигенов Колумбии переняли огнестрельное оружие и верховую езду на лошадях, но приняли христианство только в середине двадцатого века?151

– Ты хочешь сказать, что Апони и Шиай действительно существовали и повлияли на историю? – усмехнулся я.

– Не знаю. Нет. Просто забавно. Но если крест он нашел там же… Нужно будет его дневники почитать. Куда же делся крест? – Келли снова стала оглядываться. – Его Эндрю просил, чтобы посмотреть.

– Эндрю? Посмотреть? Иезуитский крест? Который ты сейчас найти не можешь?

– Ты же не хочешь сказать, что он… – возмутилась девчонка, а потом «сдулась»: – Или хочешь?…

Картинка получилась неприглядная, да.

– Ну, в принципе, ты прав, – неожиданно согласилась француженка. – И два обыска в квартире отца и у душеприказчика в эту картину укладываются. Рамона посчитала, что это одни и те же злоумышленники. А их, скорее всего, просто было двое.

Повисла тишина.

– Надо идти, – Келли неожиданно села потянулась к выходу.

– Куда?! – я оперативно подскочил, собираясь перекрыть ей выход из палатки.

– Мне кажется, я знаю, куда направился Эндрю. Думаю, на карте отмечена скала, под которой погребены старый жрец и отец Апони. На которой погибли Матхотоп и Августин. Додсон пошел туда.

– Зачем? Ты погоду видела?

– Он пошел спасать останки Августина от надругательства бандитов.

– Было бы кого спасать, – буркнул я.

Мне совершенно не улыбалось переться в ливень через сельву в поисках вора, который намеревался спасти от эксгумации убийцу. Великие цели, во имя которых были совершены преступления, лично для меня значения не имели.

– Августину еще и двадцати не было. Конечно, он сглупил. Но и Матхотоп тоже, хорош…

– Келли, они оба были неравнодушны к девушке. К которой должны были быть равнодушны, кстати. Какой парень позволит, чтобы его «опустили» перед девицей, которая ему нравится? Это раз. А во-вторых, это же сон. Ты же сама говорила.

– Мало ли, что я говорила, – буркнула Келли. – Мы должны его остановить.

– Зачем? Тебе мало одного ранения? Решила дать наркобаронам вторую попытку?

– Брай, пропусти. Я всё равно туда пойду. Одна!

Я грязно выругался. Вслух. Прости, Господи, за сквернословие, но она кого угодно выведет из себя.

Естественно, я пойду с ней.

___________________________________

151 - Действительно племя вайю (гуахиро), которое преимущественно обитает на полуострове Гуахиро, успешно избегало попыток христианизации. Если большая часть Колумбии была католической уже в шестнадцатом веке, то на Гуахиро рождество впервые отпраздновали только в 1942 году. Индейцы сохраняли независимость, отстаивая свободу с огнестрельным оружием, которое покупали у контрабандистов и… самих испанцев-колонистов.

Глава 60. Келли

В принципе, я осознавала неадекватность своего стремления переться в такую погоду в таком состоянии в такое место к такой компании. И разделяла недовольство Брайана. И страх проводников. Но вопреки голосу разума, раздраженному сопению Уэйда и ропоту колумбийцев мы шли через непроглядную сельву. Я ничего не могла поделать: меня словно магнитом тянуло к скале. Наверное, имя магниту – любопытство. Не знаю, откуда во мне взялась уверенность, что именно там должна завершиться наша история. И вообще, что эта скала, явившаяся мне во сне, существует. Это была какая-то противоестественная уверенность.

И всё же, когда мы вышли на склон, и перед нами открылась долина с хилым ручейком, противоположный берег которого был помечен на карте, я была потрясена. Брайан, судя по выражению лица, тоже. А ведь он видел только то, что я нарисовала. А я-то видела всё…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Это, несомненно, была та самая любимая скала жреца Кватако. Ее контуры мало изменились за последние пятьсот лет и были легко узнаваемы на фоне грозового неба. Именно там, на скале, и развивались основные действия. На сцене жизни нынче давали очередной отрывок из извечного мужского конфликта между чувством долга и здравым смыслом. Между убежденностью в своей исключительности и критическим реализмом. Между верой и алчностью. В общем, пьеса была древней, как мир. Зато кастинг свеж и нестандартен.

В главных ролях: дядюшка Феррана и Эндрю Додсон, как бы его ни звали на самом деле. К сожалению, слова до нас не долетали. И Брайан недвусмысленно заявил, что дальше мы пойдем только через его труп. А судя по виду проводников – через два трупа, его и мой, то есть подойти ближе мне в любом случае не светило. Но расположение фигур и жестикуляция главных действующих лиц говорили о том, что сцена подходит к концу. Дядюшка Тавиньо, отдаленно напоминавший Вичаше, размахивал автоматом и что-то кричал. Явно не молитву. Между ним и американцем, как агнец на заклании, стоял Ферран. Хотя слово «баран», на мой взгляд, ему подходило больше. Бедолага выступал переводчиком, и огребал с обеих сторон. Додсон обращался к Отавиу. Тот сначала согласно кивал, потом до него доходило, что он вот-вот забьет автогол, пугался и начинал что-то тараторить, и лицо Эндрю искажалось досадой. В общем, Додсон в споре проигрывал по всем статьям. Всё же Слово Божие за последние сто лет заметно потеряло в весе против нехитрых посулов Золотого Тельца.

Словно отражая напряженность момента, над скалой полыхнула молния, вспыхивая отблесками на груди американца и босса бандитов. Крест и тунха. И на короткий миг мне показалось, что позади, чуть в отдалении, на скале стоит кто-то еще. Кто-то с посохом в руке и длинном плаще-покрывале. Этот кто-то ударил посохом по скале, и оглушающий грохот грома заполнил долину.

– Кажется, американец мне что-то подсыпал, – поделилась я наблюдениями с Уэйдом.

– Рад, что ты это осознаешь, – кивнул он. – Может, уже пойдем в лагерь?

Как это «в лагерь»?

Порыв ветра трепал палатки, выставленные на пологом берегу, и несколько человек бегали вокруг них, пытаясь укрепить. Четверо работали лопатами под скалой, углубившись уже по пояс, отирая лбы и поглядывая на небо. Двое возились под нависающей скалой. За пять сотен лет, прошедших со сно-событий, речушка хорошо вгрызлась под ее основание, и теперь там образовалась естественная ниша. В нее и пытались утрамбовать бандиты какие-то ящики. Впихнув очередной, они пошлепали через ручей к лагерю.

Наверное, галлюциноген, которым меня опоил Эндрю, был особенно забористым. Потому что с такого расстояния я четко разглядела лицо призрачного Матхотопа. Оно не было суровым или озабоченным, каким я видела его обычно во снах. Он был весел, практически счастлив, и даже несмотря на пластинку в носу я видела, как он хитро улыбался, будто замыслил какую-то каверзу.

В следующую секунду он занес свой посох, задержал его в воздухе, словно наслаждаясь моментом, и обрушил его вниз. Никогда я не видела, как бьет молния. Не вообще, в небе, а куда-то конкретно. Воздух пронзил похожий на голограмму ветвистый росчерк, впечатываясь темно-синим следом в сетчатку. По всем законам физики молния должна была ударить в скалу. Или в ручей. Но она ударила в ящики. Со взрывчаткой. Как выяснилось. Потому что за ударом последовал взрыв. Огонь, черный дым… и медленно оседающая скала вместе со стоящими на ней людьми. Кроме висящего в небе полупрозрачного Матхотопа.

То ли направление ветра изменилось, то ли воображение сыграло со мной злую шутку, но я услышала вопли. Брай дернул меня к себе, впечатывая лицом в грудь и осторожно, чтобы не потревожить раненное плечо, прижимая к себе двумя руками. Позади слышался грохот падающих камней, сквозь который мне чудился хохот жреца. Маньяк, да он просто маньяк! Пятьсот лет ждать, чтобы уничтожить тунху и крест, память о своих соперниках!