Черное колесо - Ханнес Бок

Я ничего не ответил. Глаза его сузились.

– Отвечайте, чёрт возьми! И называйте меня «сэр»! Я здесь капитан, не забудьте!

Я вырвался и пошёл к Коллинзу. Барнс и Мейсон держались рядом. Коллинз, не вынеся вида собственной крови, потерял сознание.

– Бурилов! – услышал я крик Чедвика. – Где русский?

Леди Фитц тотчас же прекратила свои негодующие крики. Вероятно, вообразила, что её любовник сейчас в одиночку готов освободить её, и теперь пыталась выиграть время, разразившись непристойной бранью, но добилась лишь того, что Чедвик ударил её по губам.

Бурилов прятался на носовой палубе, под катером. Когда же его нашли и притащили, она стала взывать к нему, но он смотрел туда, где лежала Флора.

Джонсон, перекрывая брань Бенсона, кричал:

– Вам не уйти с этим! Когда мы придём в порт…

Один из громил Смитсона ответил:

– Вы и ваши проклятые приятели никогда не вернётесь ни в какой порт.

– Верно! – Чедвик произнёс это громко, чтобы слышали все. – Либо вы, либо мы. Если вы окажетесь на берегу, у нас не будет ни одного шанса. С поддержкой Бенсона вы добьётесь нужного приговора любого суда. Поэтому мы не можем доводить дело до суда. Жаль, что с вами произойдёт… – он неопределённо махнул рукой, – ещё одна необъяснимая морская трагедия. Вы просто… исчезнете.

Я услышал смех Мактига и рассердился на него из-за этой нелепой реакции.

– Сбросить их в океан! – выкрикнул кто-то.

Смитсон несколькими ударами заставил Бенсона замолчать. Я знал, как отнесётся к этому Пен, и поэтому бросил Коллинза и свой нейтралитет, который, сохрани я его, дал бы мне возможность помочь пленным.

Пен крикнула Смитсону:

– Ты жалкий трус!

Смитсон взмахнул кулаком, собираясь ударить её. Барнс толчком поставил меня на колени и ткнул в спину пистолетом. Чедвик сам перехватил руку Смитсона.

– Потише! – рявкнул он. – Никто её не тронет, ясно?

Смитсон с бранью вырвался. Издевательский смешок Мактига заставил его повернуться.

– Вы чертовски правы! – сказал Мактиг. – И если у вас есть здравый смысл, держите руки подальше от нас!

– Что? – Лицо Смитсона было мрачно.

Мактиг улыбнулся, словно комическая маска.

– Вы кое о чём забыли, и вы, и чернобородый Чедвик. Кто провёл вас сквозь эту головоломку, сквозь этот частокол рифов? Я! А кто вас выведет? Никто не знает прохода, кроме меня.

– Думаю, мы справимся, – ответил Чедвик. Но я видел, как он беспокойно взглянул на Смитсона.

– Как же! Вы только и сумеете, что посадить корабль на риф, и потопите его вместе с собой.

Мактиг усмехнулся, когда Чедвик оглядел корабль.

– Шлюпки? Да они и половины вас не вместят. Кому-то придётся тонуть, и вот когда вы будете решать, кому именно, начнётся ад. Никому не понравится, если его бросят.

Подобно Чедвику, он говорил громко:

– Если вы решите уходить на шлюпках, вам придётся резать друг другу глотки. Вполне в вашем стиле, Чед.

Смитсон плюнул, схватил Мактига за ухо и резко крутанул.

– Больно, – спокойно заметил тот.

– А теперь? – подчёркнуто зло спросил Смитсон и повернул ещё сильнее. – У меня есть способы заставить тебя слушаться, рыжий!

Мактиг скривился, не переставая улыбаться:

– Вы думаете? Но знаете, когда мне больно, я утрачиваю память.

Смитсон раскрыл рот и выпустил его ухо.

– Да, – ещё мягче продолжал Мактиг, – боль творит со мной странные вещи.

Чедвик похлопал Смитсона по плечу и занял его место.

– Сильная боль, – усмехнулся он, – может подействовать и по-другому.

– Нет, – ответил Мактиг, наклоняясь, чтобы потереть покрасневшее ухо о плечо одного из караульных. – Сильная боль принесёт непоправимый вред. А сможет ли такой рулевой вести корабль? К тому же даже с превосходным здоровьем я не захотел бы жить, если не нравлюсь сам себе. Поэтому я совершу самоубийство. Может, прямо за рулём.

Чедвик задумчиво повернулся к Пен. Её белое лицо светилось, как цветок в тростнике. Она отшатнулась от него. Леди Фитц запищала и обвисла, но обморок вывернул ей руки, и она немедленно пришла в себя. Мактиг предупреждающе толкнул меня ногой и сказал, обращаясь к Чедвику:

– Если думаете о непрямых методах воздействия, не старайтесь. Вы знаете, какой я мягкосердечный. Меня печалит, когда моим друзьям больно. Как я могу заниматься своим делом, если я опечален? Так что обращайтесь со всеми нами как можно лучше, и, может быть, тогда я выведу вас отсюда.

– Это ты сейчас так говоришь! – сказал один из людей Смитсона.

Мактиг рявкнул:

– Только троньте кого-нибудь, и увидите, что получится!

– Заткните ему пасть! – крикнул кто-то ещё.

Но Чедвик и Смитсон беспокойно переглянулись и отошли на несколько шагов. Смитсон подозвал своих приближённых. Они недолго шёпотом посовещались, затем Чедвик вернулся к Мактигу и иронически поклонился.

– Один – ноль в вашу пользу. Вы в безопасности.

– Пока, – сухо согласился Мактиг.

Чедвик пожал плечами и менее вежливо спросил:

– А чего вы ожидали? Вы ничего не выиграли, только немного времени. Затянули агонию, – добавил он, улыбаясь Пен.

Она взглянула на меня. Мактиг – тоже.

– За это время многое может случиться, Чед, – сказал он.

Я понял его. Пройдя рифы и выйдя в открытое море, мы больше ничем не сможем обеспечить свою безопасность. Но хоть меня и стерегли, я как врач имел уникальную возможность вырвать успех у мятежников.

Чедвик фыркнул:

– А, понятно! Вы на самом деле верите в этот вздор насчёт Ирсули! Вас спасёт африканский фетиш! Сон!

Он скользнул к Бенсону, который теперь молчал, но смотрел по-прежнему вызывающе:

– Или вы загипнотизируете всех, одного за другим? Нет, дорогой капитан, вы никого не увидите, сидя под замком!

Он снова зашептался со Смитсоном. Я закончил перевязывать Коллинза и встал. Барнс тут же прижал ствол оружия к моей спине и предупредил:

– Я слежу за каждым взмахом твоих ресниц, приятель!

– Что ж, ваше дело, – дружелюбно ответил я, зная, что сторож помешать мне не сможет. Если, конечно, ничего не смыслит в медицине. Даже самый правильный рецепт, если неправильно его применить, может оказаться смертельным.

Смитсон занялся устройством пленных, а я добродушно и заботливо смазывал ушибы и порезы, добиваясь большей свободы передвижения, которая мне потом понадобится.

Но, работая, я всё время вспоминал Борджиа. Никогда они не были так внимательны к своим жертвам, как когда собирались их отравить.

24. БЕЛОЕ ПЛЕМЯ

Некий мудрец заметил, что человек не устаёт на самом деле, если рассматривать сон как совершенно новое состояние. По этим стандартам я измерял свою усталость в ту ночь. Хотя пленников и увели, но произошли новые вспышки насилия, и у меня хватало дела.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});