Правитель страны Даурия - Богдан Сушинский

Сам консул общаться с «героем дня» не стал. Скорее всего, опасался, как бы ему потом это «не припомнилось». Жаркий и слишком влажный климат Ляодуна этому обрюзгшему, рано состарившемуся и страдающему одышкой дипломату был явно противопоказан. Войдя в зал приемов, куда завели атамана, он высокомерно взглянул на него и приказал Ярыгину:

– Во флигель его, как договорились. Под бдительную охрану, чтобы в Москву доставить тепленьким. – А уходя, презрительно проворчал: – Доигрался-таки, подлец. Повесить его – что рублем одарить. А ведь с ним еще станут цацкаться. Моя бы воля – на кол посадил. Прямо здесь, посреди двора.

Атаман гневно взглянул вначале на него, затем на майора и ожесточенно поиграл желваками. Только теперь он по-настоящему понял, в какой ситуации оказался. И то, что на агрессивность консула предельно вежливый майор ответил таким же максимально корректным молчанием, намекнуло атаману на неотвратимую враждебность, которая будет сопровождать его там, в России, вплоть до эшафота. Так что майор Петраков, возможно, последний из красных, который ведёт себя с ним обходительно, проявляя выдержку и интеллигентность. Вот только под опекой этого истинно русского офицера осталось ему быть недолго.

Впрочем, увидев такую реакцию консула, майор тоже на какое-то время замкнулся в себе, и лишь когда уже во флигеле Ярыгин попытался тут же, не теряя времени, устроить атаману допрос, хрипло обронил:

– Не сейчас, капитан.

– Но мне приказано начать расследование преступлений атамана немедленно.

– Вот и начнете его завтра, а пока что господину генералу Семёнову…

– Гражданину Семёнову, – попытался поправить его Ярыгин. – И какой он теперь, к черту, генерал?! Все, атаманство кончилось.

– Вы не поняли меня, Ярыгин. Я сказал, что сегодня генералу Семёнову нужно отдохнуть. У нас у всех был трудный и слишком жаркий день; к тому же о многом уже договорено. И еще. Довожу до сведения, что допросы-беседы с атаманом мы с вами будем вести вместе. Только вместе. И не взыщите, если в каких-то случаях придется охлаждать ваш пыл.

13

В течение последующих трех дней Ярыгин допрашивал Семёнова, связывался с кем-то по рации и вновь допрашивал. Причем с каждым днем вел себя этот худощавый, до истеричности нервный офицер все более нахраписто, срываясь на крик, угрозы и проклятия. Хотя повода для этого атаман ему не давал: на все вопросы отвечал спокойно, учтиво, с какой-то обреченной покорностью.

В первый день Петраков и в самом деле пытался сдерживать слишком ретивого дипломата, и даже совестил его. А затем, после одной из стычек, которую они продолжили уже в присутствии самого консула, притих. То ли устал от этих ссор, то ли попросту испугался. Нет, на допросах он по-прежнему присутствовал, за что Семёнов был очень признателен ему. Но когда Ярыгин начинал наглеть и откровенно хамить генералу, майор лишь недовольно ворчал и поспешно удалялся, якобы перекурить.

– Вы что, и в Лубянке опекать этого бандитского атамана собираетесь, товарищ майор? – наконец однажды взорвался по этому поводу Ярыгин, выйдя вслед за Петраковым в коридор. – Может, и на допросы, которые будет проводить генеральный прокурор или сам товарищ Берия, набиваться станете?

– Я только в одном случае напрошусь, хоть к прокурору, а хоть и к маршалу Берии: когда допрашивать там станут вас, – довольно громко, так, чтобы мог слышать сам Семёнов, произнес Петраков. – А допрашивать вас будут обязательно, поскольку своей невосдержанностью и грубостью вы по существу сорвали операцию государственной важности, которую мы с офицерами контрразведки выполняем по личному указанию товарища Сталина.

– Это я срываю вашу операцию?! – буквально взвизгнул высоким женским голоском Ярыгин. – Это ж каким таким макаром я вам мешаю?

– А тем макаром, что нам ведь не протоколы ваши нужны, Ярыгин. Нам – то есть контрразведке, партии, стране – нужны золотые запасы белой армии, доступ к которым можно получить, только войдя в доверие к атаману, а доверие это ещё завоевывать нужно. А вы своими жандармскими выходками его крушите. И именно об этом мы все четверо, члены десантной группы, и сообщим в своих рапортах на имя командования СМЕРШа.

Продолжение этого разговора Григорий не слышал, потому что офицеры вышли во двор, однако через какое-то время Петраков вернулся в комнату один и извиняющимся тоном произнес:

– Полагаю, вы всё слышали, господин генерал. Однако другого способа усмирить этого служаку не существовало. Уверен, теперь он станет осмотрительнее.

– Весьма признателен за сочувствие и содействие, господин майор. И коль уж так у нас сложилось… Вы обещали моим дочерям, что позволите увидеться со мной.

– Увидеться с вами?! – удивился майор, будто совершенно забыл об этом своем обещании. – То есть вы хотите побывать у себя дома?

– Хоть на несколько минут. Заодно и бельишко чистое собрал бы, поскольку, как я понимаю, завтра или послезавтра нам предстоит судная дорога в Россию.

– Да, судная. Поэтому о визите домой забудьте. Мало ли что может произойти в дороге, а мне за вас головой отвечать. Сидеть на Лубянке вместо вас или даже вместе с вами – радости, знаете ли, не много.

– Прошу прощения, господин майор, – удрученно извинился атаман. – Понимаю, что это непросто, однако я всего лишь позволил себе напомнить о вашем обещании. Под мое слово чести.

– Не уговаривайте, теперь я уже ничего не посулю, – поспешно молвил Петраков. – Вообще никаких обещаний. Вы же видите, как накаляется обстановка вокруг вас. К тому же операция на контроле у самого Верховного Главнокомандующего.

Каковым же было удивление атамана, когда рано утром, еще до завтрака, в его флигельной комнатушке-камере вдруг появился командир десантников.

– Три минуты на сборы, господин генерал, – с порога объявил он. – Едем к вам домой.

Атаман буквально опешил от этого сообщения, однако времени терять не стал.

– Едем только вдвоем, – сообщил майор, когда, усевшись рядом с ним, Семёнов осмотрелся в недоумении, почему они едут без охраны.

– Тогда вы действительно рискуете, – согласился атаман.

– Еще как! Но учтите, одно ваше непродуманное действие – и невинно пострадают все ваши дети, а также внук и зять.

Григорий грустно улыбнулся.

– Все действия, что мог, я уже совершил. И потом, мною дано слово чести офицера.

Уже при въезде в дачный посёлок генерал обратил внимание на запыленный черный «мерседес», который, вынырнув из какого-то закоулка, последовал за их открытым дипломатическим «остином».

– Я тоже обратил внимание на него, – уловил Петраков любопытство Семёнова. – Водитель прекрасно знает здешние места, поскольку появляется у нас на хвосте в третий раз, непонятно куда исчезая и так же откуда-то появляясь.

– За вами, как видите, следят. Кстати, местные консульства постоянно следят друг за другом. Разведки здесь не для того, чтобы любоваться морскими пейзажами.

– Только создается впечатление, что в данном случае следят за вами, господин генерал. Подозреваю, что слежка началась с того момента, когда мы вывезли вас с поместья, поскольку у советского консульства началось открытое дежурство японской агентуры.

– Думаете, японцы не захотят выпускать меня из рук?

– Трудно сказать, что у них на уме, но одно ясно: сегодняшняя наша поездка окончательно собьет их с толку. Они и так не могут понять, почему мы до сих пор держим вас в консульстве и вообще в пределах Маньчжурии. Возможно, думают: Москва захочет оставить вас здесь, чтобы вы вместе со своими казаками добивались перехода городов Дальний и Порт-Артур под юрисдикцию России. Правда, это уже была бы головная боль не столько японцев, сколько китайцев, тем не менее…

– Послушайте, господин майор, а ведь, действительно, мои казаки могли бы немало сделать для того, чтобы помочь русскому правительству и дипломатическому корпусу, – атаман всячески старался избегать термина «советский», – в передаче этих городов, а возможно, и всего Ляодунского полуострова, России. Может, мы так и развернем нашу дальнейшую совместную работу? Как вам эта идея, а, господин майор?

Петраков приостановился на развилке, чтобы сориентироваться, куда ехать дальше, поскольку атаман так увлекся, что забыл о своих обязанностях штурмана-проводника по лабиринтам поселка.

– Лично я не против, – ответил он, определившись с направлением. – Скорее даже «за», исходя при этом из национал-патриотизма. Во всяком случае, она кажется мне более благородной, нежели идея создания государства Восточная Российская Окраина или Страны Даурии.

– Я мог бы обратиться к казакам и к гражданским белоэмигрантам; мы перебросим сюда значительную часть их и прочего люда из Харбина и других районов Маньчжурии, – как-то по-мальчишески вдохновился этой мыслью несостоявшийся правитель. – С генералами Жуковским и Бакшеевым подготовим соответствующее воззвание. И пока продлолжается капитуляция Японии с переброской остатков её армии, а здесь царит военно-политическая неразбериха, мы могли бы объявить о создании некоего русского государства в Маньчжурии, союзного советской России. Скажем, русского казачьего государства, в соболях алмазах! Как вам эта аллюрная мысль, майор?