Правитель страны Даурия - Богдан Сушинский

9

…Однако в назначенное время группа захвата на задание не вылетела: не давала «добро» Москва. Предположения были разные.

По одним из них, в эти дни шла усиленная обработка атамана и его окружения. Агенты пытались не только склонить его к сотрудничеству с советской разведкой, но и выяснить, где находится припрятанный им еще тот, «колчаковский», золотой запас. Мало того, утверждали, что теперь уже Центр интересует не столько сам Семёнов, – в конечном итоге, черт с ним, и так сдохнет, – сколько его сокровища и валютные вклады в зарубежных банках.

По другим, и тоже вполне правдоподобным догадкам, со дня на день ожидалось, что Япония запросит перемирия и начнет эвакуацию своих войск в метрополию. Собственно, такая скрытая переброска наиболее боеспособных частей уже происходила, поскольку после высадки американцев на Окинаве вся японская пропаганда уже призывала население защищать свои острова до последнего солдата, до последней возможности.

Чтобы не терять зря времени, группа изучала полученные из консульства фотографии дома Семёнова и его окрестностей, отрабатывая все возможные подходы и также пути отступления. А по утрам и вечерам, под руководством лейтенанта Минаши, она овладевала приемами рукопашного боя, позаимствованными из восточных единоборств.

Команда из центра поступила только тогда, когда, казалось, в проведении операции уже не было никакого смысла, поскольку войска и так вскоре должны были подойти к полуострову Лаодунь, а затем к стенам Дайрена и Порт-Артура. В штабе фронта приказ получили в полночь, а в два ночи группу подняли по тревоге и доставили на полевой аэродром.

За ночь ни земля, ни воздух так и не успели остыть от августовской жары, и даже подернутый едва уловимой дымкой тумана рассвет не приносил ни прохлады, ни облегчения, угрожая с первыми же лучами солнца вновь преисполниться летним зноем.

– Кажется, вам неслыханно повезло, – выдал вместо напутственных слов полковник Жолдак, оказавшийся у самолета в последние минуты перед посадкой. – Поздно вечером стало известно, что командование Квантунской армии получило согласие на объявление перемирия. Оно будет предложено нам с часу на час, однако в японские подразделения уже поступил приказ: «Огня без крайней необходимости не открывать». Мы тоже пока попридержим коней, чтобы зря не терять людей и технику.

Десантники переглянулись и торжествующе подняли вверх кулаки. Новость о перемирии явно была в их пользу, поскольку дарила им реальный шанс на успех операции.

– Это что ж они так осрамились, да еще и после всех своих воинственных заявлений? – иронично заметил капитан-лейтенант Комов, который вместе с двумя другими бойцами морской пехоты, бывшими моряками Амурской военной флотилии, был введён дополнительно в группу захвата.

– Очевидно подействовало, что американцы ударили второй атомной бомбой, стерев с лица Земли Нагасаки. Две бомбы – два города. При таком раскладе генштаб любой армии в уныние впадет. А тут еще наши фронты с трёх сторон, со всей своей мощью… Многие тыловые позиции японцы уже оставили, и их срочно занимают китайские силы самообороны. Правда, царит неразбериха, поскольку одни отряды придерживаются прокоммунистической ориентации, другие подчинены Чанкайши. Однако ни те, ни другие в стычки с нашими стараются не вступать, для них главное – вытеснить японцев и застолбить территорию Маньчжурии.

– Вот именно: «застолбить территорию», – подтвердил Комов, который, как оказалось, трижды побывал в тылу японцев, выдавая себя за русского эмигранта, неплохо владеющего китайским. – Правда состоит в том, что и коммунисты, и чанкайшисты опасаются, как бы вместо прояпонской империи Маньчжоу-Го здесь не образовалась Маньчжурская Советская Социалистическая Республика в составе СССР.

Одобрительный смех, которым встретили это уточнение диверсанты, означал только одно: «А иначе и быть не должно!».

– И еще одна приятная новость, – сообщил полковник, – вместе с вашим самолетом пойдет такой же партизанский с шестью десантниками прикрытия. На всякий случай, если вдруг ваш не в состоянии будет взлететь. Ещё, для надежности, вас будут сопровождать три штурмовика под прикрытием троих же истребителей. Заодно летчики присмотрятся к Ляодунскому полуострову, которым в Кремле интересуются больше всего: как-никак – там бывшие русские земли.

– На будущее нам бы очень пришлись кстати Порт-Артур и порт Дальний, – согласился с ним майор Петраков.

– Вот и поговорите об этом с атаманом, майор, – обратился он к Петракову. – Как бы там ни было, а Семёнов все еще остается патриотом. Скажите, что с помощью его казаков мы могли бы вернуть эти города России. Поиграйте, так сказать, на национальных чувствах. Эмигрантов это, как правило, заставляет расчувствоваться.

* * *

К Дайрену десантные самолеты подходили со стороны Западно-Корейского залива, над которым шли, не опасаясь зениток и корабельной артиллерии, поскольку значительных военных судов японское командование в этом заливе уже не держало.

Они умышленно сделали круг над утопающим в зелени дачным поселком, и на посадку десантный самолет с группой захвата прошел как раз над поместьем атамана, ориентируясь по подступавшему к нему скалистому заливу-фиорду и по распадку между двумя приморскими сопками.

Неподалеку от Дайрена внизу из-за них была объявлена тревога. В иллюминатор Петраков видел, как зенитная обслуга бросалась к орудиям, а аэродромная охрана занимала свои места в окопах и на обозначенных мешками с песком блок-постах. Однако ни одного выстрела ни с неба, ни с земли произведено так и не было. И вскоре десантный самолет приземлился на небольшом плато, где группу уже ждало авто консульства, украшенное советским флажком на радиаторе. За рулём сидел облаченный в гражданское капитан Ярыгин.

Второй самолёт решено было не приземлять. Тем более что и тот пилот, который высадил их, тоже вынужден был сразу же взмыть в небо – к плато со стороны залива уже приближалось несколько грузовиков с какими-то вооруженными людьми. Возможно, это были союзные китайцы, решившие воспользоваться появлением советских авиаторов, чтобы показать японцам, кто здесь настоящий хозяин. Однако рисковать лётчики не стали. Всей эскадрильей проводив машину с группой до дачного поселка, они снова ушли в сторону Западно-Корейского залива, чтобы взять курс на северо-запад, на Харбин.

10

Семёнов занимался литературной правкой, когда с галереи, все еще с книгой в руке, к нему заглянул встревоженный генерал Жуковский.

– К нам незваные гости, атаман. Уже у ворот, целая группа.

– Опять японцы, в соболях алмазах?

– Если бы! Русские. Красные. Как только появились советские самолеты, я сразу заподозрил неладное. Похоже, они высадили десант. Это о нем намедни Ярыгин намекал, мол, представители Москвы хотели бы вступить с вами в переговоры… – И хотя атаман предупредил его «никакого оружия, никакой стрельбы!», адъютант метнулся к себе в комнату, чтобы вооружиться своим старым, еще с Первой мировой, верным наганом.

– Десант, говоришь? – вслед ему пробормотал атаман, с сожалением оглянувшись на оставленную на столе рукопись. О грозящей ему опасности он, казалось, совершенно забыл. Но как же ему не хотелось отрываться сейчас от работы! – Аллюрно мыслишь, энерал-казак, аллюрно мыслишь…

Выйдя на галерею, атаман увидел с неё, как старшая дочь уже приоткрыла калитку и четверо военных в сопровождении Ярыгина ворвались во двор. Трое, с автоматами наперевес, тотчас же рассредоточились по территории, осматривая все закоулки, а один из них, наверное, старший, принялся о чем-то расспрашивать Татьяну.

– Вы, очевидно, хотели видеть меня, господа офицеры?! – крикнул он, спасая растерявшихся дочерей от вторжения. – Я здесь! Прошу в дом!

Стволы трёх автоматов тотчас же нацелились на генерала, и только командир группы, который до этого держал пистолет наготове, как-то непроизвольно опустил его.

Парадную дверь, ведущую из просторного крыльца в зал, атаман открыл одновременно с Татьяной. Перед группой он предстал рослым, плечистым человеком, кремовые шорты и теннисная майка на котором никак не гармонировали ни с его большими седеющими усами, ни с его славой до жестокости сурового правителя Страны Даурии. Офицеры-красноармейцы на мгновение опешили.

– Позвольте официально представиться, господа: перед вами – генерал-лейтенант русской армии, казачий атаман Григорий Семёнов. Чем обязан?

– Майор контрразведки Петраков. Эти офицеры – со мной. Мы прибыли, чтобы побеседовать с вами.

– Рано или поздно эта встреча должна была состояться, – как можно спокойнее произнес генерал-атаман. – Прошу, – радушным движением руки пригласил он майора и его спутников.

– Кто еще в доме? – сурово поинтересовался майор СМЕРШа.